Горячее молоко - Леви Дебора (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Собрав первый анамнез, Джульетта помогает ей встать.
— Пошевелите левой ступней.
— Не могу. Левая ступня не шевелится.
— Вам нужно делать какие-нибудь упражнения с гантелями на укрепление мышц, на выносливость.
— Вся моя жизнь — сплошное испытание на выносливость, сестра Солнце. Запомните: мой первый враг и противник — выносливость.
— Как это правильно пишется по-английски?
Роза произносит по слогам.
Теперь Джульетта, заведя руки под мамин подбородок, помогает ей выправить посадку головы.
Роза оглядывается в поисках инвалидного кресла, но оно, похоже, исчезло из кабинета.
— Все болит. Избавиться бы от этих бесполезных ног. Вот тогда можно будет вздохнуть с облегчением.
Джульетта перевела взгляд на меня. Ее густо накрашенные ресницы превратились в пики.
— По-моему, Роза не может стоять прямо из-за своего высокого роста.
— Нет, это все мои ненавистные ноги! — прикрикнула на нее моя мать.
Джульетта повела ее к инвалидному креслу, которое внезапно материализовалось: его прикатил швейцар, пытавшийся на ходу читать положенную на подлокотник газету. С первой полосы на нас смотрела большая фотография Алексиса Ципраса, премьер-министра Греции. Я заметила, что на нижней губе у него герпес.
— Отрежьте мне ноги, больше я ничего не прошу, — сказала моя мать Джульетте.
В ответ Джульетта ловко лягнула каталку левой кроссовкой.
— А какой в этом толк. Роза?
— Толку никакого.
У Джульетты был бледный измочаленный вид. Она подошла ко мне и протянула какую-то карточку типа визитки.
— Если будет желание, приезжай в гости. Посмотришь мою мастерскую. Я живу в Карбонерасе.
Я прикидывала так и этак, что бы это значило, но вскоре в кабинет вошел Гомес в сопровождении кошки Джодо. Дорожка у него в волосах перекликалась с белой кошачьей шерсткой. Толстая и безмятежная, Джодо громко мурлыкала у хозяйских ног.
— Как продвигается физиотерапия, миссис Папастергиадис?
— Зовите меня Розой.
— О, конечно, оставим формальности.
— Если вы так забывчивы, мистер Гомес, делайте заметки на тыльной стороне ладони.
— Непременно, — пообещал он.
Джульетта сообщила отцу, что составила первичный анамнез, устала и теперь просит дать ей двадцатиминутный перерыв на кофе с пирожными. Подняв руку, Гомес пригладил свою ослепительно-белую дорожку.
— В столь ранее время дня не бывает такой вещи, как усталость, сестра Солнце. Молодые не отдыхают. Молодые должны кутить всю ночь напролет со смотрителями маяков. Молодые должны спорить до рассвета.
Он попросил дочь напомнить ему соответствующую выдержку из клятвы Гиппократа. Джульетта отошла к столу и выключила записывающее устройство.
— «Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости», — мрачно отбарабанила она.
— Очень хорошо. Если молодые устают, им надо менять свой образ жизни.
Казалось, он ей за что-то выговаривает. Неужели заметил, как его дочь пнула кресло-каталку?
Внимание Гомеса целиком переключилось на мою мать. Он измерил ей пульс, но со стороны это выглядело очень интимно, как будто они держались за руки. Голос его звучал мягко, даже игриво.
— Как я заметил, вы еще не обкатали машину, Роза.
— Нет. Мне нужно будет попрактиковаться, прежде чем возить Софию по горным дорогам.
Ее запястье слегка сжали его пальцы. Застывшие, но без неподвижности. Словно лист. Словно камешек в ручье.
— Видите, София-Ирина, как миссис Папастергиадис печется о вашей безопасности.
— Моя дочь тратит жизнь попусту, — ответила ему Роза. — София толстая и ленивая; в своем далеко не юном возрасте живет за материнский счет.
Так и есть; на протяжении жизни мои формы меняются от худобы до разных других размеров. Мамины слова — мое зеркало. Мой ноут — покров позора. Я все время в нем прячусь.
Сунув его под мышку, я вышла из кабинета физиотерапии. Джодо немного меня проводила. Она бесшумно ступала мягкими лапами, а потом исчезла. Должно быть, я куда-то не туда свернула, потому что заплутала в лабиринте млечно-мраморных коридоров. Стены с прожилками наваливались на меня и душили. Стук моих каблуков по мраморному полу напомнил мне о нашем первом посещении этой клиники, когда до меня донеслось гулкое эхо каблучков Джульетты, убегавшей от отца. А теперь я убегала от матери. К своему облегчению, я заметила стеклянную дверь, вдохнула наконец-то горный воздух и остановилась среди суккулентов и зарослей мимозы.
Вдали, под горой, я увидела океан и желтый флаг, воткнутый в грубый песок пляжа. Он меня буквально преследовал, этот флаг. С чего начинался и чем заканчивался анамнез Медузы? Испытала ли она потрясение, опустошенность, ужас, когда поняла, что никто более не восхищается ее красотой? Столкнулась ли с дефеминизацией? В какую дверь заходила: с надписью Ladies или с надписью Gentlemen? Hommes или Femmes, Caballeros или Senoras? Я уже стала думать, не получила ли она при жизни больше власти, став чудовищем? А куда меня саму привело старание вечно всем угождать? Да вот сюда. Теперь ломаю руки.
Мне в щеки ударил мелкий песок. Как будто разверзлись хляби небесные и хлынул песчаный дождь. Белой вспышкой мелькнула Джодо, которая шмыгнула в укрытие из серебристых листьев суккулента, разросшегося в форме зонта. Чистильщик в комбинезоне и защитных очках драил из шланга стену возле входа в клинику. До меня не сразу дошло, что из шланга бьет не вода. Рабочий отчищал стену при помощи пескоструйного аппарата. Подойдя ближе, я разглядела строчку, нанесенную на мрамор из баллончика с синей краской. Она изрядно поблекла, из чего я заключила, что пескоструйку направляют на нее далеко не впервые. Не эти ли граффити пару дней назад упоминал Гомес? Но слова «шаман» тут не было. Невзирая на все усилия, приложенные к стиранию краски, буквы различались отчетливо. Очевидно, Гомес просто решил продемонстрировать, что знает, какое мнение сложилось о нем у моей мамы: шаман. Как будто одна эта мысль уже совершила преступление и опозорила стены его клиники. Синие граффити составляли не одно слово.
А целое выражение.
СОЛНЦЕ = СЕКС
________________
Иногда она расхаживает в сомбреро. Никто не вывозит ее на морскую прогулку по маленьким бухточкам, никто не слышит, как она говорит: до чего же здесь прозрачная вода, ой, с ума сойти, хочу нырнуть за этой морской звездой. Мною замечено, что на этот месяц у нее с собой взяты две кредитки. Предложить ей, что ли, денег в долг?
Охота и собирательство
— Зачем тебе убивать ящерицу?
Ингрид сидела на корточках в тупике возле пиццерии, принадлежащей таксисту-румыну. С первого взгляда я не могла понять, чем она там занимается, а потом заметила у нее в руках миниатюрный лук со стрелой. Такой крошечный, размером с ладонь. Стрела была нацелена в ящерицу, которая только что высунулась из трещины в стене. Ударившись в стену, стрела упала на землю.
— Зоффи! Меня отвлекла твоя тень. Обычно я не промахиваюсь.
Она подняла стрелу, заостренную, как карандаш, и показала мне маленький изогнутый лук с туго натянутой нейлоновой тетивой.
— Сама сделала, из бамбука.
— Но ящерку-то зачем убивать?
Она ткнула пальцем в белую картонную коробку, которую я прислонила к стене.
— Можно подумать, я только и делаю, что тебе кровь порчу, Зоффи. Что у тебя в коробке?
— Пицца.
— Какая?
— «Маргарита», с двойным сыром.
— Тебе лучше на овощной салат налегать.
Длинные волосы Ингрид скреплены на макушке. В своем белом сарафане с бретельками крест-накрест она похожа на прочную тонированную статую. Парусиновые туфли тоже белые. Когда ящерица снова выскочила из трещины, Ингрид жестом приказала мне не отсвечивать. У рептилии был зеленый хвост, а на спине голубые кружки.
