Сарафанное радио и другие рассказы от первого лица - Нестерова Наталья Владимировна
В дальнейшем выяснилось, что анекдоты я придумываю исключительно в моменты крайнего начальственного возбуждения. Хотя другим «фольклористам» особого эмоционального состояния не требуется, и сочинять анекдоты — не такое уж трудное дело. Подтверждение тому — их обилие. Анекдоты напоминают мне штрих-код — одни и те же полосочки, но вариантов миллионы. Суперкороткий жанр — за него платят в газете гроши, никому не хочется напрягаться. Мой муж придумывает анекдоты по производственной необходимости. Он работает в крупной ежедневной газете. Однажды у них шла полоса про катастрофическое вымирание народов Крайнего Севера. Несколько статей одна другой трагичнее. Требовалось разбавить мрак. Сделать врезку (такой квадратик в рамке в центре полосы) «Анекдот на тему».
Муж придумал:
«Приходит чукча в публичный дом и спрашивает:
— У вас замороженные девушки есть?
— Почему замороженные? Наши девушки вполне свежие!
— Не довезу, однако!»
Никого не хочу поразить и на новизну не претендую. Анекдот как жанр народного творчества авторов не имеет.
Речь собиралась вести о другом.
Однажды, естественно, в последний момент, когда номер нужно было сдавать в печать, выяснилось, что нет гороскопов. Их автор, Венера Млечина, уехала на какой-то астрологический симпозиум и материал не представила. Требовалось срочно заткнуть дырку в четверть полосы. И меня посетила, как мне тогда казалось, гениальная мысль. Велела собраться на производственное совещание женщин нашего коллектива.
— Двадцать третье февраля еще нескоро, — напомнили мне.
Очень хорошо, есть время подготовиться и не дарить, как в прошлый раз, мужчинам отборный коньяк. Ни один из них не донес бутылку до дома!.. Девочки! У нас аврал на четверть полосы. Если завтра не сдадим номер в печать, влетим в штрафы. Слушайте меня внимательно! Вместо гороскопов мы поставим… забавные комплименты! Кто-то… Вейнингер или Ницше… словом, из выдающихся немцев сказал: «Удачно сказанный комплимент женщина помнит всю жизнь». Напрягитесь! Припомните! Объявляется мозговой штурм. Среди нас нет уродин, следовательно, за свою жизнь мы наслушались ого-го сколько. Эпитеты — миленькая, хорошенькая, расписная и тэ дэ — не годятся. Флора и фауна — зайчики и цветочки — отметаются. Нужен остроумный, оригинальный, желательно веселый комплимент. Кто начнет?
Очень скоро выяснилось, что идея моя далека от гениальности, и комплимент в качестве короткого юмористического жанра не годится. Потому что в анекдоте присутствуют архитипы, персонажи с известной характеристикой — Брежнев, Василий Иванович, Рабинович, муж, раньше времени вернувшийся из командировки, Вовочка, пациент, врач. А про комплимент надо долго объяснять — кто женщина, кто мужчина, при каких обстоятельствах они общаются или в каких отношениях состоят.
Но повеселились мы на славу! И даже присудили места лучшим комплиментам. Вот они в порядке убывания.
Третье место — корректору Светлане.
Ей было тридцать лет. Только разошлась с мужем-пропойцей, как повезло. Познакомилась с мужчиной исключительного обаяния и замечательной внешности. Трезвенник с легким налетом драматической печали — жена бросила, ушла от него, простого инженера на секретном заводе, к богатому торговцу. На почве взаимного сочувствия и понимания пережитых драм Света и Коля (так его звали) быстро сблизились. Этап цветов, театров и прогулок по скверам занял чуть больше месяца. Еще неделю целовались в парадном. А потом Света отправила дочь к бабушке и пригласила Колю домой.
Как славно Коля говорил! И ни капли не принял, что для Светы было особенно важно. Коля говорил, что раньше его душа была, как холодная пустыня. А теперь рядом со Светой пустыня оттаяла, в ней расцвели цветочки….
— Минуточку! — перебила я в этом месте Светлану. — Мы же договаривались: никаких банальностей!
— Потерпите! И для моего уха то были вовсе не банальности, а сладостная песнь…
— Самца… — подсказал кто-то.
— Каков был припев у песни? — торопила я.
— Он сказал… — Света глубоко вздохнула, что я — его всё.
— Не поняла.
— Ну, как про Пушкина говорят? Пушкин — наше всё! Коля руки к груди прижимает: «Светик! Ты — мое всё!» Вот и я решила, что для Коли я — то же всё, что Пушкин для русской литературы.
— В чем юмор?
— Утром проснулась, — Света глубоко и печально вздохнула, ' — а Коли и след простыл. Вместе с ним улетучились музыкальная аппаратура, золотые сережки и кулончик, деньги, спрятанные в морозильнике… Даже зонтиком и электробритвой, забытой мужем, не побрезговал!
— Словом, «ты — мое всё» — имело вполне конкретное, а не куртуазное значение?
— Точно. Початую бутылку виски из бара стащил! А прикидывался непьющим!
Второе место присудили мне с «травматологическим» комплиментом. И рассказывать я буду подробнее, потому что свою историю помню в деталях, а чужие — схематично.
Травма — это Божья кара, доставшаяся тебе внезапно, незаслуженно, по ошибке, допущенной в небесной канцелярии. Я, примерная мать, гуляла с детьми в лесу, рассказывала им про деревья-кусточки. Перепрыгивала через маленький ручей, поскользнулась, упала — перелом руки. Наложили гипс. Ночью никакие обезболивающие не спасали. Рука раздулась, посинела и напоминала бутафорский муляж из фильма ужасов: с одной стороны белого цилиндра гипса торчали гигантских размеров фиолетовые пальцы, с другой стороны, от локтя и выше, — мощные распухшие бицепсы.
Сил никаких не было терпеть, и я размотала гипсовую повязку, чтобы уменьшить давление на больной участок.
На следующий день пришла к врачу: сломанная рука и гипсовый кокон отдельно. Врач меня отругал, наложил новую повязку и велел терпеть. Через месяц терпения рентген показал, что рука срослась неправильно. Мне сделали в стационаре операцию — сломали то, что криво срослось, поставили правильно, закрепили спицами. Ломали по блату и плохо, рука опять не хотела крутиться, сгибаться-разгибаться в кисти. Еще одна операция…
Словом, это длилось полгода! Врагу не пожелаешь! А за ошибки в небесной канцелярии (и хирургов-травматологов за халтурные операции) я бы судила по всей строгости.
Мама с детства учила меня: старайся во всем и всегда искать хорошее. Было ли хорошее в моей долгоиграющей травме? Было! Из-за медицинских мытарств я похудела на десять килограммов, и одноклассники спрашивали моего сына: «У тебя мать фотомодель, что ли?» Не хвастаюсь, но мой высокий рост и тогдашняя худощавость имеют отношение к дальнейшему.
Сняли гипс, назначили лечебную физкультуру. Прихожу в соответствующее отделение, расположенное в подвале больницы и состоящее из двух помещений. Одно — побольше, что-то вроде тренажерного зала с хитрыми аппаратами. Второе — кабинет заведующего отделением Дмитрия Петровича, где и состоялся наш разговор.
Дмитрий Петрович представился: сказал, что он — в прошлом мастер спорта по трем видам и что у него полчерепа отсутствует, вместо кости — титановая пластинка. Для наглядности потыкал себя в темечко.
Информация меня поразила. Зачем он мне про отсутствующую кость поведал? Чтобы я при случае не вздумала врача по голове лупить? Да я и не имею таких привычек! Надо ли уверять его в этом, клясться?
Пока я раздумывала, Дмитрий Петрович читал мою историю болезни.
— Сколько времени в гипсе?
— Полгода.
— Безобразие!
— Абсолютно согласна.
— Распустились, голову даю на отсечение!
— Да, качество медицинского обслуживания оставляет желать лучшего. Но при всех условиях вам рисковать головой более не следует.
— При чем здесь обслуживание! У нас тут не мастерская по индпошиву! Это вы распустились!
— Я?!
— Что это? — брезгливо спросил Дмитрий Петрович.
Двумя пальцами, большим и указательным, он захватил кожу на моем многострадальном предплечье и поднял.
— Вообще-то рука, — ответила я, рассматривая свою конечность и не обнаруживая на ней ничего нового. — А вы что подумали?
