Шандарахнутое пианино - МакГуэйн Томас (книги бесплатно без .txt, .fb2) 📗

Иногда я рассматриваю себя, думал Болэн, в иных понятиях, нежели стоя на парапете в развевающейся накидке; но не так уж и часто.

Болэн не носил пистолета и старался не хромать.

Болэн смотрел, как Кловис ест. Кловис не ел, а клевал; не из тех, кому не нравится есть, а из тех, кто раздразнивает себя и растягивает еду на подольше. Между клевками Кловис описывал сделку, заключенную им на постройку нетопырьего сооружения на верхнем этаже заброшенного зернохранилища. Болэну надлежало осуществить строительство и тем самым подготовиться к проектам помасштабнее. Называться оно все должно быть либо «Нетопхаус», либо «Нетопыриум», либо «Нетопырка»; но ни в коем случае не «Нетопырья башня»; последнее наименование оставлялось для всеохватных проектов, о которых мечтал Кловис.

Нетопырье сооружение возводилось для зажиточного ранчера/пшеницевода, чьей супруге нравилось по вечерам лущить горох на улице. У нее была аллергия на 6-12 и Далее{108}.

— А что, если эти башни привлекут вампиров? — поинтересовался Болэн и не получил ответа. Кловис поклевывал и покусывал, время от времени прикасаясь самым кончиком языка к кусочку и заново осматривая его, прежде чем пропихнуть все целиком себе в утробу.

Болэн за ним наблюдал. Тот весь обвисал на своих костях. Лишь устройство казалось в нем живым. Человек весь лучился болезненным духом, некой всеохватной смертностью, что наводила Болэна на довольно отчаянные мысли об Энн.

— Вы чего это захлебываетесь? — спросил Болэн у Кловиса, который глотал воздух.

— Наполняю свой воздушный мешок.

— Зачем?

— О, потому что отчаянье — мой постоянный спутник, наверное.

Болэн подумал: что?

— Я не видел никаких упоминаний в «Желтых страницах».

— Что там в «Желтых страницах» — это между мной и телефонной компанией.

— Ладно.

— Поэтому не надо меня в «Желтые страницы» тыкать носом.

— И те бредовые вывески, что вы своим именем подписали, в переулке у Грэшит-авеню.

— Ну да, что с ними не так?

— Они непатриотичны!

Единым неистовым рывком Кловис выхватил у себя из-за пояса сзади пистолетик. Болэн вырвал его у Кловиса из хватки и прострелил дыры в шинах «хадсона-шершня».

— Хотите мне навредить? — сказал он. — Вот! Теперь мой «шершень» никуда не поедет! — Голос у него сорвался.

— Я не имел в виду ничего… — Теперь Кловис расстроился.

— Вот как? Вы этот пистолет выхватили! — У Болэна болело и спирало горло. Он думал, что сходит с ума. Рядом с ними, как аэроплан, ревел ручей Стриженый Хвост. На его поверхности вылуплялись поденки и веснянки и воспаряли к звездам. Двумястами ярдами выше он сливался в собственный омут, где вокруг собственного носа рисовал круги койот.

Шум ручья не позволил этому мелкому представителю семейства псовых услышать спор.

Позднее они перешли в «Моторный дом Додж» и посмотрели Джонни Карсона. Эд Макмэхон{109} Кловиса бесил, и он орал на телевизор. В гостях были Кейт Смит, Дейл Эванс, Оскар Левант, Жа Жа Габор и Норман Мейлер, художник{110}. Джонни улыбался глазами, но не ртом; и проделывал все эти свои замечательные невозмутимые штуки. Главное было в том, что наряд его на самом деле сидел на нем как влитой. Потом они посмотрели «Поздний сеанс»: «Алмазную голову»{111}; прекрасные Гавайи, очень замысловато, очень парадоксально. Там действительно были ковбои. Но интерес ваш удерживала именно эта уникальная расовая сделка, разыгранная Иветт Мимьё{112}, влюбившейся в аборигена, который был темнокож. Кловису пришло в голову, что, поскольку программа Джонни Карсона шла в записи, вероятно, Джонни и его гости сейчас дома и тоже смотрят «Поздний сеанс».

— Неужто больше не осталось никакой пристойности? — спросил Кловис.

Болэн отправился спать к себе в повозку. Он разглядел — висевший в неестественной бледности лунного света — тяжелый горбыль бекона. Смутные коробки сухих завтраков, тусклые, кроме тех участков, где поблескивала их внутренняя упаковка из фольги, стояли рядом с неровными рядами консервированных продуктов. Сковородки висели подле кастрюль, подвешенных за длинные ручки; а посреди всех этих припасов, возле плотного простеганного мешка гречки, принимался догорать на ночь сияющий фонарь Коулмена{113} с новой шелковой калильной сеткой.

Когда они проснулись, Болэн приготовил завтрак для двоих на походной печке. Их окружал глубокий бальзамический аромат глубинки. Болэн заметил, что «шершень» неподобающе просел на ссутулившихся шинах, и обозрел собственную патологию с некоторой исторической отстраненностью.

— От этих Малых Бурых Ночниц у меня уже геморрой развивается, — сказал Кловис.

— И что вы собираетесь делать?

— Вероятно, ничего. У меня была мысль попробовать что-нибудь с Юмскими Короткоухими; но их естественный ареал слишком, нахрен, южней, кажется. Я видал эту сволочь в шахтных стволах аж на западе в Айдахо; но не знаю. — Он недолго помолчал. — Не намерен я начинать никакого, к черту, разведения экзотических летучих мышей на этом рубеже своей жизни!

Болэн совершил потугу на разумное замечание.

— Штука в чем, вы хотите такое, что будет на самом деле лопать жучков.

— Ох, дьявол, они все это делают. Я б мог взять Западного Нетопыря и заставить этого мелкого сукина сына жрать хрущей столько, сколько сам он весит, ночь за ночью. Тут у нас вопрос стиля, вопрос класса. Мне нужна шикарная летучая мышь! И я не хочу такую, какой обязательно селиться у проточной воды или жить в узкой щели или в радиусе двух миль от эвкалипта или кто бешенство из ветерка насасывает. Какая разница. Малые Бурые нормальные. То же применимо к Серебристому Гладконосу. Но никто не станет и близко делать вид, будто все это шикарные летучие мыши.

— А что… такое шикарная летучая мышь, к примеру?

— Ну, уж точно не Короткоухая! Это уж как пить дать, к черту!

— Что ж тогда?

— Почти что угодно, Болэн, я вас умоляю. Обыкновенный Листонос, вот приятная летучая мышь. Западный Бульдог: если на этого сукина сына поближе взглянуть, у вас волосы дыбом встанут. Восточная Желтая хороша. Бледный Гладконос, Сумеречный Гладконос, Бразильский Складчатогуб, Пятнистый Ушан, Западная Желтая. — Когда он умолк, Болэн вручил ему завтрак на картонной тарелке. Когда голос его зазвучал снова, был он сладкозвучен и сентиментален. — Был у меня однажды Семинолский Волосатохвост. Бур, как красное дерево, а сверху на нем вроде как тончайший налет измороси. Весил треть унции в зрелости и по самой природе своей был одиночка.

— Вы дали ему имя?

— Да, дал. Я назвал его Дейвом.

— Понятно.

Красная звезда «Тексако»{114} поднялась в небо не так высоко, как Полоумные горы позади нее. Позади красной звезды «Тексако», подумал ее владелец, хочется не Полоумных или каких-либо еще гор, а зданий, где полно людей, владеющих автомобилями, которым нужны горючее и обслуживание. Изо дня в день мимо тек жиденький поток машин курсом на Белые Сернистые Источники, все уже заправлены на путешествие. Ему доставались лишь отбившиеся; и день ото дня те же самые «коки», «нихаи», «хайэрзы», «фанта-оринджи», «несбитты» и «д-ры перчики»{115} стояли тем же непрерываемым порядком в пластиковом окне торгового автомата. Если он сам одну не покупал. Тогда на него изнутри пялилось что-нибудь другое, то же самое; вроде оберток батончиков в витрине с выцветшими на солнце обертками; или недостающих инструментов на доске с колышками в гараже, чьи очертанья описывали их отсутствие.