Я помню музыку Прованса - Юон Анн-Гаэль (читать книги бесплатно полностью без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Наконец Джулия решается спросить:
– Как ты занялся разведением трюфелей?
– Погоди, он что-то нашел.
Пес быстро роет землю и всего через несколько мгновений уже держит в зубах маленький черный гриб, гордо протягивая его хозяину.
– Молодчина, Зерб!
Антуан дает псу печенье и с чувством гладит его. Между ними такая связь, что Джулия почти чувствует себя лишней.
Антуан достает из кармана небольшой пучок зелени и кладет в ямку. На вопрос Джулии, что это, он отвечает:
– Листья оливы, вымоченные в дождевой воде. Нужно вернуть жизнь в ямку – иначе дуб больше не даст грибов.
Джулия начинает писать. Но Антуан уже идет дальше.
– Никому еще не удалось открыть тайну трюфеля. Мы знаем, что он любит холодные зимы с градом и известковый грунт. Но это не все. В одинаковых условиях одни дубы дают грибы, другие – нет. Поди разбери почему… У каждого трюфелевода свои суеверия. Кто говорит, что нужно оставлять часть гриба в земле, кто советует трясти ветки дерева, а еще – слушать лозоходов [33], сажать в северном направлении, соблюдать фазы луны…
Он останавливается и скребет землю палкой.
– На самом деле трюфелеводы не выдают своих секретов. Я знаю только то, чему меня научил старик Флавио.
Антуан подходит к Джулии и внимательно смотрит на нее.
– Чтобы заниматься этим, надо слушать природу. Остальное не важно. Природа – не торговец. Это женщина. И она боится мужчин. Она отдается только тому, кто отдается ей.
Ручка Джулии бежит по бумаге. Она старается все запомнить и записать, как вдруг Антуан кладет руку на блокнот.
– Ты слишком много думаешь. Перестань.
Неожиданно он ложится на ковер из опавших листьев и закрывает глаза. Джулия с блокнотом в руках чувствует себя нелепо. Ей тоже лечь? Она мнется, потом аккуратно складывает вещи в сумку, одергивает платье и ложится на землю. Антуан молча глядит в небо, которое виднеется где-то там, над верхушками деревьев.
Съежившись, Джулия думает о насекомых и сырости, от которой стынет спина. Она дрожит, мысли в ее голове сменяют одна другую: ускользающее время, бабушкин дневник, Антуан… Что он о ней думает? Она тут же злится на себя, что придает этому такое значение, и делает глубокий расслабляющий вдох. В лесном воздухе слышится треск. Ветер в деревьях насвистывает легкую мелодию, поддержанную птичьим щебетанием. Джулия пытается улечься поудобнее, убирает веточку, которая царапает ей ногу. Понемногу сердце начинает биться тише.
– Послушай. Деревья разговаривают между собой, – шепчет Антуан.
Джулия закрывает глаза. В густой тишине ей кажется, что лес обнимает ее. Корни переплетаются, как пальцы. Она слышит, как потрескивают деревья, они дышат. Запах земли успокаивает, тело становится легче. Она открывает глаза, и от мешанины веток наверху начинает кружиться голова. Но спокойное дыхание Антуана убаюкивает. Она подстраивается под его ритм, ее грудь расслабляется. Она парит где-то между небом и землей, в самом сердце доброжелательной природы, которая ласкает ее, словно мать. Джулия могла бы остаться здесь на целые столетия.
Вдруг раздается резкий звук. С лаем прибегает Зербино. Джулия встает, отряхивает пальто, поправляет платье. Антуан протягивает руку к ее лицу. Сердце замирает. Лес смотрит на них. Ее ноги уходят в землю. Джулия вздрагивает, пальцы Антуана обжигают, когда он касается ее щеки. Он осторожно убирает застрявший у нее в волосах листок и пристально смотрит на нее своими темными глазами.
– Ладно, возвращаемся, – бросает он напоследок и свистом подзывает Зербино.
Запах постельного белья, высушенного мистралем,
абрикосового варенья,
бессмертника под июльским солнцем,
камней после летнего дождя,
марсельского мыла, которым стирала мама,
талька на попке моего малыша,
оливок под прессом на маслобойне,
страниц моей старой кулинарной книги,
натертого воском буфета,
земли, приставшей к кабачкам,
жимолости после заката,
камфары на моих измученных коленях,
одеколона Жана.
29
Решительным шагом Люсьена проходит мимо бакалейной лавки и заросшего травой фонтана.
Седые волосы прикрывает целлофановый пакет – сегодня обещали дождь. На руке у нее висит большая плетеная корзина. Она несет ее Камилле – розовощекая молодая женщина с веснушками на носу только что родила мальчика. По провансальской традиции роженице дарят «корзину новорожденного» с пятью подарками. Шагая по булыжной мостовой, Люсьена мысленно их пересчитывает. Пять даров – как пять пожеланий, которые произносят над колыбелью. Соль – чтобы малыш рос здоровым. Яйцо – чтобы он был осыпан материальными и духовными благами, мед – чтобы был нежным, как ангел, спичка – символ прямоты и честности, и хрустящий каравай, который старушка вручит Камилле со словами: «Que siègue bon coume dou pan» [34].
Люсьена отщипывает кусочек корочки и кладет в рот крошку. Вот бы и ей кто-нибудь в свое время поднес мед со спичками! Но у Неба есть свои любимчики. Глядя куда-то вдаль, она отламывает краюху хлеба. Все одно мальчуган, которого сейчас балуют в лучших провансальских традициях, через пятнадцать лет будет среди ночи будить жителей Сент-Амура пальбой из выхлопной трубы своего мопеда, Люсьена голову дает на отсечение. Странное нынче время, как подумаешь…
Она садится на отшлифованный годами камень прачечной. У нее ноет бедро, а журчание воды немного успокаивает. В последнее время по ночам ее обступают темные призраки и бессонница забирает жизненную силу. А Люсьена не из тех, кто без конца меряет давление. «Не то что Мирей!» – думает она, растирая ногу узловатыми пальцами. «Работа – это здоровье», – любит повторять Люсьена.
Она боится себе признаться, что ее беспокоит странное ощущение в груди, как будто там застряла оливковая косточка и разбухает, разбухает. В ушах шумит, сердце часто бьется. Люсьена окунает руки в прохладную воду и, глубоко вдыхая, кладет их на щеки. Уже второй раз за этот день силы покидают ее. Утром в церкви, когда она присела на скамью перевести дух, в ризницу вошел отец Мариус.
Он так чуднó на нее посмотрел и спросил, как она себя чувствует. В тот момент она готова была все отдать, лишь бы он ушел. В последнее время у нее странное ощущение, будто он хочет из нее что-то вытянуть. Ей кажется? Или он заметил ее лихорадочное состояние? Суеверная Люсьена задумалась, не умеет ли кюре читать мысли.
Она боится ходить на исповедь, особенно после истории с фотографией. А если отцу Мариусу удастся ее разговорить? Она злится на себя. «Вот ведь дура!» – твердит она себе с утра до вечера. Надо же было выдумать кузена! Поль, погибший двоюродный брат, что может быть глупее!
Люсьена вынимает из-под поношенной блузки черно-белую фотографию и нежно гладит улыбающиеся лица. Как они были молоды… А она… Люсьена вспоминает, какой была в детстве. Взбалмошная уродина, не заслуживавшая ничего, кроме того, что дала ей жизнь! Люсьена стискивает зубы, ругая себя с новой силой. Чем все это кончится?
1944 год. Лето, когда мне исполнилось пятнадцать, выдалось знойным. Горожане потянулись в горы в поисках прохлады. У всех были ушки на макушке: из достоверного источника (отец состоит во Французских внутренних силах [35]) стало известно, что союзники скоро высадятся. Американцы уже ступили на песок Нормандии [36], но немцы по-прежнему удерживают наш Юг. Дни летят, неизвестность и пугает меня, и радует. Мне пятнадцать лет, и мое сердце так и колотится от предвкушения необыкновенных приключений.
