Старый дом - Климов Михаил (бесплатные версии книг .txt) 📗
Однако, поскольку в этом заведении отдела головных уборов не было вообще, а где могут продаваться котелки ни «тесть», ни «зять» понятия не имели, то решение этой проблемы отложили на вечер, когда можно будет поискать по Интернету.
Володя даже хотел позвонить Маринке и попросить ее посмотреть нужную вещь в Сети, но гостья неожиданно остановила его:
– Не надо беспокоиться, – сказала она, – я завтра с утра куплю у нас, там и выбор побольше, да и…
Тут она замолчала, но ясно было, что продолжением должно было быть «да и не так отвратительно…» или что-то в этом роде.
Из небольших происшествий этого визита надо еще упомянуть, что и на мужском этаже наша парочка встретилась с другой парочкой, а именно – дама с кудельками и ее любименький тоже переместились с женского этажа на мужской. Только здесь роли их несколько поменялись: он выбирал себе одежку, а «кудельки» пытались его отговорить от любой покупки. Фингалов на широкой женской физиономии видно не было, морда Санюленьки также не была расцарапана, из чего Прохоров решил, что давешний инцидент – для его исполнителей дело привычное и необременительное, а возможно, даже и приятно-возбуждающее.
Но Надежда Михайловна на всякий случай старалась держаться от этой парочки подальше, и Слава смутно подозревал, что ботинки, которые они тоже купили, могли быть и другими, более годящимися, только подходить к другим образцам гостья из прошлого быстро перестала и предпочла ретироваться к кассе, а затем и на улицу.
Володя выскочил из машины, открыл дверцу даме, и было в этой короткой сценке что-то трогательное и печальное – скучный дождь, огромный джип, грустная Надежда и, как это ни смешно, галантный «зять», – что наш герой почти автоматически щелкнул телефонной видеокамерой, которая оказалась в руках, и зачем-то все снял. Володя осуждающе покачал головой, а Прохоров решил, чтобы поправить всем не лучшее настроение, пригласить свою «сюсю» в ресторан.
Он рассчитал верно – «зять», который к роду человеческому относился скорее отрицательно, а уж вечер в ресторане для него был чем-то сродни публичной порке посреди площади, тут же придумал себе какое-то занятие и уехал, пообещав вернуться через час.
Конечно, весьма вероятно, что никаких дел он себе не выдумывал, а они у него действительно были, но в любом случае, совесть у Славы была спокойна, и за одиночество «зятя» он не переживал.
Почему согласилась Надежда Михайловна, наш герой ответить не мог. Причем согласилась сразу, никаких уговоров, никаких придуманных им аргументов не понадобилось, просто сказала:
– Да, я голодна, поехали куда-нибудь по вашему выбору…
Отвез их Володя в небольшой итальянский ресторанчик в переулках возле Никитской. Выбор был обусловлен тремя моментами: во-первых, итальянская кухня была самая благожелательная к не очень здоровому желудку нашего героя. Во-вторых, ресторанчик был знакомый, и следовательно, была надежда, что суп тебе подадут не из банки, купленной на распродаже просроченных консервов в соседнем магазине. И в-третьих, до дома отсюда было недалеко и можно было прогуляться по ночным московским улицам, а центр в этом смысле все-таки был намного безопасней, чем Бутово или даже Черемушки.
Надежда не стала ломаться, а он спорить и заказал ей то же, что и себе, то есть то, что считал здесь наиболее вкусным.
И пока они пили – он чай с молоком, она кьянти – наш герой задал ей вопрос, который мучил его последние пару часов:
– Я не большой любитель этого города, да и страны, думаю, что мы живем не в самое лучшее для жизни время, но все-таки, Надежда Михайловна, отчего такое неприятие нашей несчастной действительности?
Она шевельнулась, чтобы ответить, но он не дал ей слова сказать, потому что хотел точно сформулировать вопрос.
– Сейчас, не отвечайте, – он в виде извинения приложил руку к своей груди, – я доскажу то, что хотел сказать. Никогда не поверю, что в вашем времени не было уродливых зданий, мы и сейчас их наблюдаем… Что не было хамов и желающих поиздеваться над беспомощными животными… Не думаю, что на ваших улицах так уж чисто и приятно пахнет, что в ваше время не было мужчин, которые обижали женщин, и женщин, которые спали с мужчинами, потому что «купи мне…» Почему вы так жестко отринули наше время?
Как понимает читатель, этот монолог был важен для нашего героя не только и не столько исходя из чувства патриотизма, а скорее из его ночных размышлений об их с Надеждой планах на будущее. Поэтому ответа он ждал не с академическим интересом, а в некотором и даже немалом напряжении.
– Понимаете, – она отпила небольшой глоток, – как же вам объяснить… Конечно, у нас все это есть, мы все это видели и знаем, да и каких-то гадостей у нас наверняка больше, чем у вас. А у вас много хорошего: красивые и сильные, хотя немного пугающие бензомоторы, летящие над рекой мосты, я уже не говорю о той машине, которая позволяет узнавать все новости, не выходя из дому…
– Так в чем же дело? – он тоже отпил глоток чая и теперь напряженно ждал ответ. – В людях?
– Нет, я здесь встретила вполне замечательных персонажей, – она слегка наклонила голову, чтобы было понятно, кого именно имеет в виду. – А там у нас своих негодяев хватает. Просто мы, я и мои товарищи, живем ради будущего. Мы переносим насмешки, гонения, голод, плохие условия жизни, а кто и пытки с каторгой, потому что верим – завтра все изменится. Надо сегодня потерпеть, надо сегодня не сдаваться, надо сегодня себе во всем отказать…
Она подняла на Славу глаза, думая, что будут возражения, ведь они уже говорили, как ей казалось, на эту тему.
Но он молчал, терпеливо ожидая продолжения.
– Знаете, – сказала Надежда, словно вспомнив что-то, – был такой писатель, Чехов, он недавно умер. Так у него в одной пьесе есть такие слова «Зачем мы живем? Если бы знать…» Так вот, – закончила она горько, – я теперь знаю…
25
Но погулять в этот вечер им не пришлось.
Позвонила Маринка: няня, оставленная с детьми, просит приехать, потому что не может справиться сама: младший – Андрюшка – расшалился и никак не хочет ложиться без мамы.
Предупрежденный Володя стоял у входа в ресторан и через пять минут они уже были «дома».
Пока дамы менялись платьями, «зять» и «тесть» начали собирать пресловутый шкаф – надо же было когда-то это сделать. Тем более, что была необходима хоть какая-то преграда между двумя мирами: дыра в стене не оставляла места даже для минимальной приватности. Славе, как мужчине, для его помыслов и замыслов как раз такое отсутствие могло импонировать, но он прекрасно понимал, что Надежде оно точно не может нравиться, и потому трудился с усердием.
Так что к моменту, когда Маринка появилась в проеме, им с «зятем» оставалось так мало, что Прохоров отказался от идеи, чтобы Володя отвез дочь и вернулся, как предполагалось изначально.
– Сам доделаю… – буркнул он, выпроваживая гостей. – Ты лучше Андрюшку успокой вместе с нею…
Было известно, что «зять», несмотря на то, что дети были у Маринки от первого мужа, отлично находит с ними общий язык.
Надежда Михайловна, как ушла тогда с Маринкой к себе, так уж больше не показывалась. Видно было, что там горит какой-то небольшой свет, но движения не замечалось, только иногда слышались легкие шаги.
Поэтому, когда Слава, наконец, закончил сборку «уродца», он негромко сказал в темноту:
– Надежда Михайловна, я придвину шкаф сюда. Если что-то понадобится или напугает, просто постучите в заднюю стенку, хорошо?
– Хорошо, Вячеслав Степанович… – раздался тихий голос. – Я все поняла и уже давно ничего не боюсь…
Прохоров, вспоминая сегодняшний день и все Надеждины страхи, хмыкнул негромко, придвинул шкаф на место, но книги расставлять не стал, потому что порядком устал. Устал физически, вымотался морально, но ложиться даже не пробовал – знал, что не заснет.
Потому что выход «туда» был запланирован на завтра, на двенадцать часов, Володя, оказывается, пока они ужинали, сгонял за первой порцией бон и таким образом финансовый вопрос был решен. Надежда обещала сходить за котелком с утра и к двенадцати вернуться. А чтобы не напутать с размерами она взяла веревку (взяла у себя в комнате, в этой сегодняшней половине ничего подобного не нашлось, даже шкаф был упакован скотчем) и обмотала ее вокруг головы нашего героя, отметив, где сходились концы.