Портрет незнакомца. Сочинения - Вахтин Борис Борисович (лучшие книги онлайн .txt) 📗
В начале шестидесятых годов он написал статью «О смысле истории». Это, пожалуй, самое глубокое и значительное у нас выступление на эту тему до работ Солженицына и Шафаревича, а в подцензурной печати и вовсе единственное. Не случайно между Конрадом и Тойнби завязалась интереснейшая переписка, но этот диалог прервала смерть Конрада (говорят, его кончину ускорила мелкая травля завистников — страшная для людей его поколения и лагерного опыта).
Оставлю в стороне вопрос, насколько Конрад был убежден в справедливости марксистской концепции о схеме формаций, изложу только важнейшее в статье.
Этим важнейшим является прежде всего сама постановка вопроса о смысле истории, попытка «наметить философскую концепцию истории. Сделать это можно, однако, только принимая во внимание историю всего человечества, а не какой-либо группы народов или стран… строить концепцию исторического процесса на материале, ограниченном рамками Европы или Азии, Запада или Востока, невозможно. Материалом может быть только история всего человечества, которое именно в целом и является подлинным субъектом истории».
Смелость Конрада очевидна. Мало кто из ученых, даже обладающих очень большими познаниями, решится на такую постановку вопроса.
«При всякой попытке осмыслить исторический процесс, — пишет он, — неизбежно встает вопрос: имеет ли этот процесс вообще какой-либо смысл, имеет ли он хотя бы какую-то направленность?»
Являясь сторонником той точки зрения, что исторический процесс имеет и смысл, и направленность («если рассматривать его в больших линиях»), Конрад устанавливает признаки такого направленного движения. Не так много этих признаков и мало что они добавляют к тому, что изложено было выше в этой главе. Это, во-первых, заселение и освоение всех земель на нашей планете, пригодных для жизни человека — так сказать, процесс расползания «человеческого вещества» вширь, захват им пространства; это, далее, трудовая деятельность людей, становящаяся все более и более интенсивной; это расширение познавательной деятельности, обращенной на природу и на общество. И вот, отметив эти черты, свидетельствующие об изменениях истории и о ее целенаправленности, Конрад задает неожиданный вопрос: «Остается только решить: что же, это и есть прогресс?»
В этом «только» много горькой иронии.
Когда-то на наших современников тяжелое впечатление произвел один эпизод, описанный очевидцем:
«Все вскочили на ноги. Раздались ликующие крики… Издавая нечленораздельные звуки, похлопывая друг друга по спине, на песке прыгали от радости ученые».
Картинка нарисована Р. Лэппом в книге «Атомы и люди».
Чему же радовались эти ученые? Почему они ликовали? Почему они плясали?
Они успешно взорвали первую в мире атомную бомбу.
Через три недели смерть плясала в Хиросиме.
Может быть, эти ученые — какие-то дикари, людоеды?
Нет, они вполне «нормальные» люди. Более того, это очень высоко образованные люди — вне всякого сомнения, для успеха с бомбой они пользовались развитыми средствами труда, причем пользовались весьма эффективно, обладали обширными знаниями о природе…
Но их танец на песке и их нечленораздельные вопли радости по поводу того, что теперь с их помощью можно разом убить и покалечить сотни тысяч людей, тошнотворны.
Чего же им недостает, этим образованным людям, а также всем нам?
Один из этих танцоров, знаменитый физик Энрико Ферми, сам произнес нужное слово:
«Не надоедайте мне с вашими терзаниями совести! В конце концов, это — превосходная физика!»
Вот это надоедливое слово — совесть.
Ах, как оно путается под ногами и как мешает «прогрессу». Но:
«Совесть и позволяет не бросать надежды на будущее человечества даже в самые тяжелые времена», — написал Конрад. По его словам, именно это «удивительное свойство человеческого начала в человеке», эта «высшая этическая категория» и есть то главное, без чего невозможна надежная связь между людьми, без чего лишены всякого человеческого содержания социальные, научные и технические достижения.
И Конрад делает вывод, что прогрессивно лишь то, что сочетается с гуманизмом:
«Гуманизм является идеей, по своему общественному содержанию, может быть, важнейшей из всех великих идей, выдвинутых человечеством на протяжении многих тысячелетий его истории. Идея гуманизма — результат огромного исторического опыта в его наиболее глубоком восприятии, результат осознания человеком в процессе такого опыта самого себя, своих общественных задач. Идея гуманизма есть высшая по своей общественной значимости этическая категория. Она всегда была высшим критерием настоящего человеческого прогресса».
Важно, что Конрад понимает гуманизм не в противопоставлении «человеческий разум против божественной воли», а в смысле любви к человеку, то есть в соответствии с евангельской проповедью любви.
Стало быть, именно то, насколько развита в обществе взаимная любовь людей, и служит показателем прогресса.
Конрад не пишет о путях и судьбах такого гуманизма. Он только замечает, что на протяжении всей истории человечества мы видим не только устремления к взаимной любви, но и мечты об идеале.
В полном соответствии с традициями русской мысли Конрад ставит вопрос об отношении человека к природе:
«Если видеть в гуманизме то великое начало человеческой деятельности, которое вело человека до сих пор по пути прогресса, то остается только сказать: наша задача в этой области сейчас — во включении природы не просто в сферу человеческой жизни, но в сферу гуманизма, иначе говоря, в самой решительной гуманизации всей науки о природе. Без этого наша власть над силами природы станет нашим проклятием: она выхолостит из человека его человеческое начало».
Да, вне развития нравственного начала никакого прогресса нет и быть не может; поэтому ни уровнем достигнутого благосостояния, ни уровнем технического развития, ни уровнем вооруженности «прогрессивность» того или иного общества не измерить — единственной мерой может служить только уровень нравственности в этом обществе.
Но тут-то мы и становимся в тупик: оказывается, очень трудно найти основания, с помощью которых одно общество мы можем назвать более нравственным, чем другое; хуже того — очень, казалось бы, нравственное общество, убивавшее и мучившее мало своих членов, начинает убивать и мучить много, и нет никаких гарантий, что такая деградация не постигнет любое общество. Гуманизм, нравственность должны бы служить надежным показателем прогресса, но — не служат…
Пытаясь найти в истории действительные элементы, блестящую идею выдвинул Тейяр де Шарден в книге «Феномен человека». Он считает, что весь мир с момента своего появления развивается от низших уровней сознания к высшим, что впереди вселенную ждет некая ослепительная вершина — предел развития сознания, некая высшая, уже надчеловеческая точка зрелости. Он отмечает следующий «очевидный факт»:
«Изменение биологического состояния, приведшее к пробуждению мысли, не просто соответствует критической точке, пройденной индивидом или даже видом. Будучи более обширным, это изменение затрагивает саму жизнь в ее органической целостности и, следовательно, оно знаменует собой трансформацию, затрагивающую состояние всей планеты».
Что же означает это событие невероятной важности — появление человека? Каково будущее человечества? Можно ли это будущее предсказать, опираясь на идею Тейяра де Шардена?
Вот что он пишет, отвечая на эти вопросы, о смысле истории:
«Вследствие случайной конфигурации континентов на Земле имеются районы, более благоприятные для объединения и смешения рас — обширные архипелаги, узкие перешейки, широкие, пригодные для обработки равнины, особенно орошаемые какой-нибудь крупной рекой. В этих-то привилегированных местах, естественно, и стремилась с начала оседлой жизни сосредоточиться, смешаться и накалиться человеческая масса. …Более или менее выделяются в прошлом пять таких очагов: Центральная Америка с цивилизацией майя; Южные моря с полинезийской цивилизацией; бассейн Желтой реки с китайской цивилизацией; долины Ганга и Инда с цивилизацией Индии; наконец, Нил и Месопотамия с Египтом и Шумером. Эти очаги появились (за исключением двух первых, гораздо более поздних), по-видимому, почти в одну и ту же эпоху. Но они в значительной степени развиваются независимо друг от друга, и каждый из них словно стремится распространить и расширить свое влияние, как будто он один должен поглотить и преобразовать землю.
