Система собак - Токарева Виктория Самойловна (список книг .TXT) 📗
Они приезжают в модный ресторан. Золушка — красавица, самая красивая девушка в зале. В неё влюбляется принц. Настоящий принц из африканской страны Лесото, чёрный, как слива. Золушка выходит за него замуж и уезжает в Лесото.
Там у неё собственный дворец, прислуга. Но Золушке скучно, и она время от времени перемывает все окна. У неё, как у каждого человека, есть мечта. Мечта Золушки — приехать в Москву, появиться перед мачехой в мехах и бриллиантах, с чёрным телохранителем, сказать:
— Привет, Изабелла…
И потрепать по щеке.
Мечта сбывается, как во всякой сказке. Золушка прилетает в Москву на личном самолёте. Подъезжает на длинной машине «ягуар» к блочной пятиэтажке, где живёт мачеха с дочерьми. Поднялась на третий этаж без лифта и открыла дверь своим ключом.
А Изабелла болеет. Лежит после инсульта. Возле неё стакан воды, таблетки. Вся семья на работе. В комнате запах несчастья.
— Привет, Изабелла, — говорит Золушка и улыбается, чтобы скрыть слезы.
— А… это ты… — узнает мачеха. — Хорошо, что ты пришла. Может, помоешь окна, а то света не вижу…
И Золушка снимает с руки бриллиантовые кольца, берет ведро, тряпку и начинает мыть окна. Она готова была торжествовать над прежней мачехой, наглой и сильной. А эту, распятую на кровати, ПОЖАЛЕЛА. Через жалость простила, а через прощение очистилась сама. И свет вошёл в её душу, как в чистое окно.
Окна — глаза дома. Глаза видят небо, солнце, деревья. Голубое, желтое и зеленое. Краски жизни.
Поразительная личность — этот Валька Шварц. Пошляк, бабник, пьянь и рвань. А все понимает. Вернее, чувствует.
Я прочитала сценарий и долго сидела, глядя перед собой. Я хотела сыграть эту роль, но знала, что мне не дадут. И решила отказаться сама. Сама сказать: нет.
Я позвонила домой Вальке и сообщила с ленцой: вряд ли у меня получится по времени, меня пригласили на другой фильм.
— На какой? — торопливо спросил Валька.
— Пока не скажу, боюсь сглазить, — таинственно скрыла я, как будто меня пригласили сам Миклош Форман или Вуди Ален.
Сама того не подозревая, я сделала точный тактический ход. Можно сказать, кардинальский ход. Валька тут же позвонил ТЕБЕ. Ты занервничал, и тебе показалось, что нужна я, я и ещё раз я. Так бывает необходимо то, что отбирают. Хочется ухватить, задержать. На самом деле ты вовсе не был уверен в моей кандидатуре, просто не было ничего лучшего. Мои достоинства состояли в том, что в свои двадцать шесть я выглядела на шестнадцать. И в том, что я никогда прежде не снималась. Неизвестное, новое лицо, как будто я и есть та самая Золушка из пригорода. Мало ли у нас по стране таких Золушек? Вот принцев мало. Да и те из Африки.
Первую половину фильма снимали в Подмосковье, в селе Хмелевка. Церковь восемнадцатого века. Озеро. Красота средней полосы.
Но мне не до красоты. Ничего не получается. Я боялась камеры, была зажата, как в зубоврачебном кресле. Ты ходил обугленный, как древо смерти. Тебя мучили сомнения: в стране смена строя, борьба за власть, война, криминальные разборки — время жёсткого кинематографа. А ты выбрал сказку, учишь всепрощению, увещеваешь, как горьковский Лука. По сути, врёшь. А почему? Потому, что ты ничего не понимаешь в окружающей жизни. Тебе НЕЧЕГО сказать. Вот и ухватился за вечную Золушку. Опустил её в сегодняшнюю реальность. А зачем?
Результат: замысел фальшив. Актрисы нет. Я никакая не актриса. Это уже ясно. Главное, чтобы группа ничего не заметила. Главное — делать вид, что все о'кей. И актриса — находка, и замысел — на грани гениальности.
И сам — личность, в единственном экземпляре.
Группа напоминала цыганский табор. Казалось, им нравится такая жизнь: ни кола, ни двора, ни прошлого. Одно настоящее. Жили в Доме колхозника. Инфекция любви, как вирус, висела в воздухе. Все перезаразились. Было похоже, группа играет в прятки: ходят с завязанными глазами, натыкаясь друг на друга. Ищут счастья.
Мне не до любви. Я боюсь попадаться тебе на глаза.
Димка Барышев увидел мою растерянность, попытался утешить. Подошёл и притиснулся своим тугим животом. Я испугалась, что он меня засалит, и оттолкнула, довольно неудачно. Он упал на копчик.
— Ты что? — спросил он, сидя на земле.
— А что? — невинно спросила я и подняла с земли кирпич.
— А сказать нельзя? Сразу драться?
— Можно и сказать, — согласилась я. — Подойдёшь — убью.
— Идиотка, — констатировал Димка.
— А ты кто? — поинтересовалась я.
Он встал и ушёл, очень недовольный. Что-то я в нем задела.
Бедные актрисы. Зависимые люди. Дешёвый товар. Димка считает, что можно взять задёшево, а ещё лучше — даром. И вдруг какая-то Золушка поднимает кирпич. Защищается. Угрожает. Будучи трусом, он начинает меня бояться. Трусость и хамство — близнецы-братья. Два конца одной палки.
Репетировали сцену: отец приводит в дом мачеху по имени Изабелла. Изабелла пьёт чай из маминой чашки. Мама умерла, а чашка осталась. И чужая Изабелла пьёт из неё чай. Золушка прячется и рыдает.
Я никак не могла войти в нужное состояние, стояла с пустыми глазами, деревянная, парализованная стыдом и неумением.
— Можно под носом за волосинку дёрнуть, — предложила гримёрша Валя. — Слезы сразу потекут.
Ты понимал: слезы потекут, но отчаяния не будет. Золушка должна плакать от обиды, а не от боли.
Подошёл Барышев и предложил:
— Давай я буду её обижать, а ты защищать.
Есть такой приём у следователей: делятся на хорошего и плохого. Один оскорбляет, другой заступается. Разминают душу. Как правило, подследственный начинает жалеть себя, плачет и раскалывается.
Ты был против милицейской практики в искусстве. Но что-то надо было делать. День уходил. Ещё один пустой день.
Димка направился ко мне, заготовив в душе хамство. Я наклонилась и подняла пустую трехлитровую банку. Димка остановился. Вернулся на место.
— Да ну её! — сказал Димка. Хотел что-то добавить, но я напряжённо следила за ним с тяжёлой банкой в руке. Лучше не добавлять.
Ты подошёл и заглянул в мои затравленные глаза своими, все понимающими, как у Господа Бога.
— У тебя было в жизни что-то стыдное? Вспомнишь — и стыдно…
Я задумалась.
