Мама, я люблю тебя - Сароян Уильям (список книг .txt) 📗
— Какой год?! Они всего-то у тебя около месяца. Я и не думала, что они проживут так долго. Я купила их только потому, что баночки одни стоят больше, чем я заплатила за них вместе с рыбками.
— А мне все равно, почему ты их купила. Я люблю моих золотых рыбок, и ты должна взять свои слова обратно.
— Беру, — сказала Мама Девочка. — И даже дам Кларе телеграмму: попрошу ее заглядывать к нам раз в неделю и их кормить.
— Два раза в неделю.
— Хорошо, два.
— Не забудь.
— Не забуду.
— Запиши.
Если Мама Девочка не запишет чего-нибудь, она обязательно забудет это сделать, но иногда она забывает даже то, что записала. Она записывает и записывает без конца, целыми днями. И вот сейчас Мама Девочка достала из сумки блокнотик и серебряный карандаш и записала: «Телеграмма Кларе кормить рыбок».
— Что-нибудь еще? — спросила она.
— Да. Что, если у тебя не получится?
— Лучше бы ты не задавала мне таких вопросов. Надо, чтобы в этот раз обязательно получилось, а то будет поздно.
— Что будет поздно?
— Стать большой актрисой.
— А ты разве не большая?
— Большая, но у меня не было пьесы. Кое-что я делала на телевидении, но это не в счет. Глупые роли в глупых пьесах, поставленных глупыми режиссерами. Мне тошно от телевидения, и мне необходимо попасть в настоящий театр.
— Зачем?
— Чтобы стать известной.
— А разве ты не известная?
— Еще не совсем. Я красивее всех на любой вечеринке, я знакома со всеми продюсерами, режиссерами, драматургами и актерами, но никто не вскакивает при моем появлении и не заявляет, что для его пьесы необходима именно я. Никто! Я этим сыта по горло. На этот раз у меня должно получиться! Надо, чтобы ты тоже в это верила, и тогда мне повезет.
— Хорошо.
— Вот умница!
— Верю, что ты получишь самую лучшую роль на свете и будешь в десять раз знаменитее Мэрилин Монро. Тебе ведь нравится Мэрилин?
— Ну конечно. Она ужасно милая, но ты подумай только, как ей везет!
— Тебе повезет больше, чем Мэрилин Монро.
— А теперь помолись и спи. Уже за полночь.
Я крепко-крепко зажмурилась и увидела оранжевый свет, но мне не нравился шум, который самолету нужно было все время делать, чтобы лететь.
— Вот и умница. Ты уже помолилась?
— Да, — ответила я, но не открыла глаз, потому что мне нравилось смотреть на оранжевое и на черное — оно только что появилось.
— Что ты просила?
— «Боже, сделай так, чтобы у Мамы Девочки все получилось и она стала знаменитой, а я буду очень доброй к червякам».
— Но ведь ты, по-моему, и так к ним добра.
— Ну конечно. Я всегда была добра к ним.
— Но тогда почему ты говоришь, что ты будешь добра к ним?
— Ой, Мама Девочка, неужели ты не знаешь, как молятся? Я всегда прошу чего-нибудь, а потом что-нибудь обещаю.
— Да, но о каких червяках ты говоришь?
— Которые в саду. Я никогда их не давлю, а просто смотрю, как они ползают и извиваются.
— Ты спишь?
— Как бы я разговаривала с тобой, если бы я спала?
— Я хочу сказать: ты почти спишь?
— Думаю, что да.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Но я страшно не люблю шум, который слышишь внутри самолета, и как все дрожит, и мне было совсем не так, как в своей постели, где я могу вытянуться и лежать, и мне прохладно и хорошо, и я вспоминаю разные истории. Большинство девочек не любят ведьм. Я ведьм люблю. Мне не нравятся истории, в которых нет ведьм. От них все в историях становится ужасно интересным. Деб говорит, что ведьм на свете не бывает. А я считаю, что бывают. Мы ссоримся и не разговариваем иногда по полдня, а потом Деб говорит: «Ладно, есть ведьмы». Или я говорю: «Хорошо, их нет, но какая разница? Раньше они все равно были, потому что во всех лучших историях ведьмы есть».
И тогда мы миримся.
Взаправдашняя ведьма с длинным тонким носом в бородавках и волосках посмотрела на меня и захихикала. Я испугалась, и теперь я точно знала, что ведьмы есть, и заснула.
Хэлло, «Пьер»!
Из аэропорта Ла Гуардиа мы поехали на такси к «Пьеру» на Пятой авеню. В Нью-Йорке это один из самых лучших и дорогих отелей, только Мама Девочка снимает не огромный-преогромный номер за двадцать долларов в день, а малюсенький-премалюсенький за три, который богатые люди снимают для своих слуг или секретарей. Сами они спят в больших.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я бедная, — объяснила Мама Девочка. — Никого, кроме меня, не касается, сколько я плачу за жилье.
— А я где буду спать?
— Тут, глупышка.
— А ты?
— Тоже тут.
— Ой, Мама Девочка, как я рада, что мы приехали в Нью-Йорк!
Вся комната — не больше передней нашего дома в Пасифик Пэлисейдз, но только здесь она была на двадцать первом этаже и у нее был номер 2109. При ней была миленькая ванная, а в самой комнате стояла миленькая кроватка, ну и, конечно, телефон, но не розовый, а простой, черный, и с тихим звонком, а не оглушительным, как у нашего розового телефона дома.
Мама Девочка села на кровать и позвонила, чтобы ей принесли кофе, а мне — тосты и яйца всмятку. Брр! Терпеть не могу яйца всмятку и ужасно люблю кофе, но мне его пить не разрешают.
Мама Девочка напустила в ванну воды и позвала меня:
— Миссис Нижинская, идите отмокать!
— Не называй меня, пожалуйста, миссис Нижинской.
— Но ведь ты танцуешь?
— Ну и что? Так меня зовет Клара Кулбо, а она меня не переваривает, поэтому я ее не перевариваю, и я не хочу, чтобы ты звала меня так же, как она. Зови меня Маргарет Роза.
— Пусть будет Маргарет Роза, только раздевайся скорей. Я хочу, чтобы ты отмокла, позавтракала, растянулась на постели и отдохнула — ведь ты совсем не спала.
— Нет, спала!
— Ну если и спала, то плохо — также, как и я. Почему ты хочешь, чтобы я звала тебя Маргарет Розой?
— Розой? Это значит — Розой Англии, маленькой сестренкой королевы.
— О!
— Ты королева Англии, а я твоя маленькая сестренка.
— Ох, если бы так было на самом деле!
— Но ведь так оно и есть! Мы просто притворяемся, будто мы бедные.
— В чем в чем, а уж в этом мы никак не притворяемся!
— Как стать королевой или ее сестрой?
— Становись в ванну и мойся, и — слушай, Кузнечик, тебе просто необходимо есть больше: ты вся из чурочек. С этого завтрака ты начинаешь есть — хорошо?
— Буду стараться изо всех сил.
Я залезла в ванну и стала петь и отмокать, а Мама Девочка тем временем обзванивала знакомых. С некоторыми она смеялась, вскрикивала, звала по имени, но с другими говорила так, будто это не она, а кто-то другой. Я услышала, как официант вкатил в комнату столик и ушел, а потом Мама Девочка вошла ко мне в ванную, я вылезла, она меня вытерла, и я надела халатик и села за стол. Оба яйца (одно коричневатое, а другое белое) Мама Девочка очистила от скорлупы, положила на них по кусочку масла, масло начало таять, и она мне сказала:
— Хочу, чтобы с сегодняшнего дня ты стала обжорой — съешь, пожалуйста, все, что только есть на столе, и побыстрее.
— Скорлупу, тарелки, ножи, ложки и вилки — тоже?
— Тоже.
— А салфетки?
— Тоже.
— А стаканы?
— Все значит все, и мне совсем не до шуток. На молодую мать очень косятся, если ее дочь не похожа на пряничную куклу.
— Не хочу быть похожей на пряничную куклу!
— На молодую мать, у которой нет на свете никого, кроме маленькой дочери, смотрят очень косо.
— У тебя есть Папа Мальчик.
— Нет, Лягушонок, это у тебя есть Папа Мальчик. У меня — нет. Мы с ним развелись.
— Но ведь Папа Мальчик не умер, и пока он не умер, он есть у меня и есть у тебя.
— Боюсь, что нет. А потом, он ведь в Париже и думает пожить там некоторое время.
— Он присылает деньги.
— Да, когда ему удается их заработать.
— И у тебя есть мой брат Пит.
— Нет, твой брат у твоего отца.
— Почему мой отец увез моего брата в Париж?
