Пока подружка в коме - Коупленд Дуглас (читать полную версию книги .TXT) 📗
Выяснить что-либо у Лайнуса оказалось действительно гиблым делом, и разговоры о его долгом отсутствии быстро сошли на нет. Словно он вышел купить сигарет и вернулся через пять минут.
Венди поужинала с Лайнусом через неделю после его тихого возвращения. Потом она доложила мне:
— Он совсем было ушел в себя и еще не до конца вернулся. Понимаешь, он говорил мне о дюнах, о льдах, о шоколадных батончиках и о поездках автостопом. Эти вещи можно воспринимать серьезно, если только сам бродяжничаешь или ищешь сезонную работу. Какие-то знаки, начерченные мелом, еще ерунда всякая…
Я завидовал Лайнусу, этому его путешествию в никуда, но никак не хотел поверить в то, что за все это время ему ничего не открылось. Я, да и Гамильтон — мы жили с надеждой на то, что наша жизнь рано или поздно вдруг одним скачком обретет смысл. Я… мы не становились моложе, но почему-то особо и не мудрели с годами.
Родители Лайнуса за пару лет до того перебрались на самый залив — в Бельвью, и в их тамошнем крохотном коттедже не было даже лишней комнаты. Соскучившийся по родным местам, Лайнус снял домик на Муайен-драйв — через четыре участка от своего старого жилья. На оплату жилья и на жизнь он зарабатывал починкой электрооборудования частным образом, не устраиваясь на постоянную работу. Его специализацией были электрические генераторы. Такая работа стала разочаровывающим продолжением романтического сериала о его былых странствиях.
Венди, искавшая любой предлог, чтобы не сидеть дома с жаждавшим излить на кого угодно злобу отцом, заходила к Лайнусу каждый вечер, отдежурив на отделении скорой помощи в Лайонс Гейт. Как-то раз во время празднования Хэллоуина мы увидели, как Венди подсела к Лайнусу на колени, и на ее лице мелькнула улыбка влюбленности. «Ну и слава Богу!» — порадовались все мы. Венди стала меньше времени проводить на работе; она снова влилась в нашу прежнюю компанию.
Как-то я натолкнулся на нее посреди Муайен-драйв. Она чуть не летела по воздуху, в руках ее был зажат какой-то пакет. Я спросил ее, что в нем, и она поспешила продемонстрировать содержимое, объяснив:
— Это кристаллическая друза серы, мне ее Альберт подарил.
— Альберт? Тьфу ты, блин, совсем забыл, что Лайнуса так зовут.
— Правда, он лапочка?
Вскоре Венди переехала к Лайнусу, а летом они поженились — как и Пэм с Гамильтоном. Через неделю после свадьбы, в дождливый день, сидя с Венди в гостиной на каких-то коробках, я спросил ее, почему они с Лайнусом не оказались вместе раньше. Венди ответила:
— Знаешь, я всю жизнь боролась с одиночеством. Ежедневно. Потом оно зашло с тыла и вкралось в мои сны. Я стала думать, что меня заговорили, сглазили, заколдовали жрецы вуду, приговорив к вечному одиночеству. А Лайнус сказал, что, оказывается, его мучает то же самое! Знаешь, насколько легче мне стало? Меня вдруг осенило, что мы с Лайнусом в чем-то очень похожи.
Пэм прокомментировала это так:
— Они оба волки-одиночки. Вот наконец и нашли каждый себе подобного. К тому же им хорошо друг с другом, уютно. И вообще, кому какое дело?
В ту осень я тоже переехал к Лайнусу. Я потерял водительские права и был вынужден ездить на такси, что давало мне отличную возможность пить еще больше. Пьянство превратило меня в никудышного работника, я остался без гроша, и вскоре мне уже потребовался тихий недорогой аэродромчик для аварийной посадки. Лайнус выделил мне комнатуху в цокольном этаже — с висевшей под низким потолком одинокой лампочкой и окошком, которое лоб в лоб смотрело на сарай, где Лайнус хранил свои инструменты.
— Сдается мне, — сказал Лайнус в тот день, когда состоялся «переезд», — что ты пьешь, чтобы убить время, пока Карен не проснулась. Я прав?
Я сказал ему, чтобы он не лез не в свое дело, хотя, скорее всего, именно в его словах и крылась правда.
— Не только в этом дело, причин хватает, — поспешил я добавить.
Мы еще немного побеседовали на тему моего пьянства, словно речь шла о простуде.
Я последним из нашей компании вернулся в наш родной район. Гамильтон переехал к Пэм. Дела у всех нас шли неважнецки. Этакий кружок неудачников. Как-то мы с Пэм гуляли по лесу, и она спросила меня о том, куда нас отнести:
— Ричард, вот ты скажи: мы добились чего-то в жизни или наоборот? Вроде бы работаем, что-то делаем, но… чего-то не хватает.
— Внутренняя пустота, наверное.
Послышался скрипучий голос какой-то птицы.
— Да нет, я так не думаю. Детей, правда, ни у кого нет — это, наверное, что-то значит. Ой, извини. Вот дура. Совсем забыла про Меган. Ничего, я тоже рано или поздно обзаведусь малышом. Ты как-то сказал мне очень правильную мысль, ну, процитировал строчку с открытки Лайнуса. «Жизнь кажется такой длинной и одновременно короткой». Почему так?
Начал накрапывать дождь.
— Я думаю, потому, что мы только живем в этом мире, но не меняем его. Хотя нет, не так. Мы ведь зачем-то родились — значит, мы часть какого-то важного плана.
Мы пошли дальше.
Все мы проснулись через одинаковое (примем за Х) число лет после юности, какие-то склизкие и загрубевшие. Возможность сделать выбор еще есть, но она уже не кажется безграничной. Веселье стало ширмой, прикрывающей готовность забиться в истерике. Мы как-то незаметно оказались посреди преждевременной осени жизни — никакого тебе янтарного бабьего лета, никаких красот, а сразу — мороз, зима, бесконечный, все не тающий снег.
В глубине души я рвался растопить этот снег, я хотел изменить ход вещей в этом мире. Я не хотел стареть раньше времени.
Мы подошли к длинному прямому участку тропинки. Пэм сказала:
— Смотри.
Она профессиональной походкой манекенщицы прошла по воображаемому подиуму.
— Келвин Кляйн. Милан. Осенняя коллекция девяностого года. О чем я думаю, выходя на подиум? Я волнуюсь, не слишком ли тощие у меня ноги, достанется ли мне после показа халявный кокаин… Внутренний мир супермодели — это тебе не шутка!
Мы перебрались через ручей и пошли по его мшистому берегу под лучами солнца, пробивающегося сквозь тучи.
В тот вечер я напился под предлогом того, что дома никого не оказалось и по телефону было никого не вызвонить. Я переживал заново разговор с Пэм и чувствовал себя более одиноким, чем когда-либо. Я старел, я был один, и, самое главное, я не видел ни единого шанса, что когда-нибудь это изменится.
Я не помню, что было после того, как я открыл вторую за вечер бутылку водки (тут уж мне давно было не до тонкостей вкуса… залить бы побыстрее, да чтоб зацепило). Наутро я проснулся головой в унитазе — словно кусок мяса на колоде мясника. Я, оказывается, наблевал на, а затем и — в музыкальный центр, порвал цепь велотренажера и обгадил — в прямом смысле — все постельное белье, частично обтерев его об стены. Как и когда — в моей памяти ответа не было.
Венди зашла ко мне и стала говорить, когда я еще валялся на полу. Затем пришел Лайнус. Венди сказала:
— Ричард, так больше нельзя.
Лайнус наполнил ванну, и вдвоем с Венди они положили меня в воду. Пока я отмокал, все еще слегка пьяный, они убрали мою комнату. Черное злобное похмелье уже раскалывало мой череп изнутри. Меня запихнули в джип «тойоту» Венди и отвезли к ней в больницу. Это был конец.
— Я хочу умереть! — кричал я Венди.
— Нет. Не хочешь, — спокойно отвечала она.
— Я хочу туда, где Карен!
— Нет.
— Я хочу!
— Тебе туда нельзя.
— Мне нужно!
— Заткнись, будь мужиком, — прикрикнул Лайнус. — Пора взрослеть, Рич.
Накануне Нового 1992 года мы забрались в холодную, как иглу, кухню Лайнуса и, сидя за пластмассовым столом, лениво перебрасывались в покер, стараясь придать этим посиделкам благородный оттенок в связи с тем, что мы — такие хорошие — сумели сохранить дух нашей компании, несмотря на всякие проблемы и сложности в прошлом.
В окна изо всех сил барабанил дождь. Мы сидели при свечах — без обычного света. Его Сердитость Гамильтон был отмечен особым знаком — гипсом на ноге: его он заработал месяцем раньше, сорвавшись с тридцатифутового обрыва. А еще не так давно его застукали на том, что он «одалживал» у фирмы кое-какую взрывчатку, и, разумеется, предложили уйти по-хорошему до того, как его уволят. Его жизнь если и не была разбита вдребезги, то уж точно дала изрядную трещину.
