Купальская ночь - Вернер Елена (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Дома Катя лежала в полутьме жаркой комнаты, и Алена обтирала ее холодной водой, давала аспирин, привязывала ко лбу капустный лист. Лист был большой и такой гладко-прохладный, что Катя мычала от удовольствия. И проваливалась в сон. Это был солнечный удар.
К вечеру ей все же полегчало. Часов в девять она встала, шатаясь подошла к зеркалу и оценила ущерб. Сожженные плечи, лоб и щеки, и нос, лоснящаяся кожа которого вот-вот лопнет и слезет лоскутами.
– Сама виновата, – вздохнула девушка, и не знала, то ли это относится к ее физическим терзаниям, то ли к душевным.
– Жива? – заглянула Алена. – Может, покушаешь? О Господи, Катя… Ты как после пожара.
– Не надо было засыпать на пляже. Сама виновата, – повторила она. Алена только покачала головой.
После вареников с сочными вишневыми внутренностями Катя повеселела. В ней родилось что-то протестное. Не хотелось сидеть дома, не хотелось прятать обгорелую мордочку в четырех стенах. Не хотелось страдать – да и по какому поводу? Зайдя за Сойкиной и выслушав порцию ахов от подруги и порцию наставлений от тети Вали, она под руку с Настеной оказалась на улице.
Никакого пункта назначения. Просто улицы, переулки, двор трехэтажки и двухэтажки, парк, площадь перед администрацией, рыночная площадь. Они, кажется, обошли весь поселок. Катины ноги зажили отдельной жизнью и несли ее все дальше и дальше. Но и Катины глаза, видно, тоже решили жить сами по себе, потому что зорко вглядывались вокруг. Они видели мужичков навеселе, вшестером взгромоздившихся на старый «ИЖ-Планета» с люлькой и с веселым гоготом промчавшихся мимо. Видели аиста, с меланхоличным видом пытающегося отковырять от асфальта раздавленного ужа. И белоснежного кота, дерущегося на заборе с угольно-черным. И мальчишку, деловито намылившего голову и теперь споласкивающего ее прямо под колонкой посреди улицы, пока его дружок старательно повис на тугой рукоятке, чтобы добыть воды. Словом, ничего действительно интересного.
У дверей магазина «Радуга» девушки столкнулись с Женей Астапенко и верной Надей. В ответ на их приветствия Надя испуганно покосилась на Женю и промолчала. А сама Женька смерила Катю разъяренным взглядом и, нарочно толкнув плечом, надменно прошествовала мимо, таща подругу за собой.
Настена, опешив, застыла посреди тротуара. Женя и Надя ушли прочь: Женя – гордо стуча каблучками, Надя – постоянно оглядываясь.
Катя развела руками:
– Видимо, мы не в чести… С каких-то пор.
– Странно. Она, конечно, вчера злилась, но хотя бы разговаривала. Со мной, – уточнила Сойкина. – Очень странно.
Это столкновение развеселило Катю. Поведение Жени было необъяснимо, но ее неприкрытая злоба вдруг побудила в Катином сердце какую-то шальную надежду на то, что все еще может быть хорошо.
Ноги к этому моменту изрядно устали, и вскоре девочки решили передохнуть. Место это народ звал «пятачком» – на пересечении двух самых оживленных улиц, рядом с двумя магазинами была разбита большая клумба с глазастыми цинниями, и вокруг нее четыре лавочки. На «пятачке» уже собиралась молодежь, мелькнул и куда-то пропал Маркел. Дома никому не сиделось, а здесь можно было лузгать семечки и делиться новостями, сплетничать и заигрывать. Но Кате не хотелось больших компаний, а тем более в таком виде. Каждый, кто болтал с Настеной, не упускал шанса подшутить над Катиным красным носом, и девушка не могла их в этом винить, но и выслушивать было малоприятно. Настроение, такое боевое, вдруг испортилось. Она распрощалась с Настеной и направилась к дому, чувствуя одновременно и огорчение, и злорадство.
– Ты показала себя полной дурой, – пробубнила она себе под нос, пока никого не было поблизости. – Глупый вареный рак, таскающийся по улицам в поисках…
– С кем болтаешь?
Она от неожиданности шарахнулась в сторону. На полшага позади нее шел Костя, и видимо, шел довольно давно. Руки в карманах спортивных трико, крепкие плечи в вырезах голубой майки, серьезные внимательные глаза. И черты лица, теперь не сглаженные Катиными грезами.
– Разведка доложила, ты на пятачке. Маркел, – уточнил он. – Привет.
– Привет, – и внутри у нее что-то мягко всплеснуло. – Ты что это, значит, меня искал?
– Да.
Вот так, просто и без малейшей заминки.
– Я оттуда сбежала. Все эти комментарии по поводу моего… загара, – поморщилась Катя, осторожно касаясь кончика носа пальцем. Костя поглядел понимающе:
– Мне-то ты можешь рассказать… Ты же не заснула, не ври.
И, видя ее нерешительность, пояснил:
– У тебя и коленки красные, и нос, и плечи. Вряд ли ты заснула, сгорела, перевернулась, снова заснула и снова сгорела, так что… Ты чем-то была увлечена. Или кем-то.
– Решила себя наказать, – призналась Катя, пряча глаза.
– И за что – не скажешь?
– Не хотелось бы.
– Ладно.
– Спасибо за босоножки, – спохватилась она. – Я совсем про них забыла.
– Я так и подумал, – кивнул Костя. – Не за что.
Катя вспомнила, какое отчаяние обуяло ее утром – и рассказала об этом ему, опуская, конечно, основную причину отчаяния. А потом рассказала и ту историю с разбитым зеркалом, когда она, второклассница, сидела до темноты в кресле и думала, что скажет маме в свое оправдание.
– Такая тоска. Такой инфернальный ужас. Наверное, только в детстве можно испытывать подобный ужас от какой-то чепухи…
– И как все было? Обошлось? – закусил Костя губу.
– Я ей все выложила, пока она снимала пальто в коридоре. И, знаешь, она в первую очередь спросила, не порезалась ли я. А потом сказала, чтобы я не переживала, и это зеркало было старым и никогда ей не нравилось.
Вспоминая, Катя даже улыбнулась:
– Самое забавное, что ту бумажку, на которой я писала ей записку с объяснением, она тоже нашла. Через неделю. И очень смеялась.
Костя промолчал. И вдруг, совершенно без причины, взял ее за руку.
В первый момент Катя оцепенела, внутри все сладко замерло. А потом она вспомнила про Женю, про ее заносчивый взгляд… и про то, что утром, после того, как отнес и поставил ей босоножки на окно, после всей прошлой ночи, Костя был у Жени.
И высвободила руку.
Она хотела сказать что-то отвлеченное, остроумное, как в кино. Но вместо этого по-дурацки выпалила:
– В магазине сегодня с Женей столкнулась. Сказала «привет», а она прошла мимо.
Костя задумался. Оглядел улицу, небо с акварельными мазками облаков, и уперся немигающим взглядом в Катино лицо:
– Да. У нее сегодня плохое настроение. Потому что мы с ней расстались.
– А.
Она не нашлась, что еще можно прибавить. И эту тему они больше не поднимали. Но, когда Костя взял Катину руку снова, она и не подумала высвободиться.
Она оглядывала его. Теперь было заметно то, что вчера не бросалось в глаза. Костины штаны обмахрились по нижнему краю, а на майке, хоть и хорошо выстиранной, были заметны белесые пятна – вытравленная по?том краска. И дешевые шлепанцы были далеко не новыми, с мелкими трещинками по резиновой перемычке. Но несмотря на вещи, выдававшие явную нужду, двигался он уверенно, и было в нем что-то от грации большой кошки.
Костя проводил ее до дома. Было только начало двенадцатого, только что полностью стемнело, и Катя удивилась, когда он остановился у калитки:
– По домам? Детское же время…
– Я не спал прошлой ночью. Как ты помнишь.
– Вот я балда, – покраснела она. – Это я выспалась, а ты, наверное, утром сразу на работу?
– Ага.
– Тогда тебе надо скорее идти! – пришла она в оживление. – Ты ж опять не выспишься.
– Вот сейчас попрощаемся, и я прямо побегу, обещаю, – пошутил Костя в ответ. В свете единственного на улице фонаря его глаза светло мерцали.
– Тогда – прощаемся? – заколебалась Катя.
Он тоже помедлил.
– Да. Завтра вечером… какие планы?
– Те же, что и у тебя, – смело заявила она.
– Хорошо.
Он отступил назад, шаг, еще шаг. Сунул руки в карманы. Потом как-то неловко кивнул ей, голова его дернулась – по всему видно, прощаться он просто не умел. И ушел.
