Собаки и другие люди - Прилепин Захар (онлайн книги бесплатно полные TXT, FB2) 📗
Я даже стал забывать, как он выглядел.
Давно уже было не до него, а вчера и вовсе всю страну настигло оглушительное известие.
Я думал об этом не переставая.
Нигга слышал мою задумчивость – и вёл себя с предельным тактом, словно это не я вёл его на прогулку, а он меня.
За спиной почти бесшумно раскрылась калитка – и, размахивая руками, будто бы выпал Никанор Никифорович.
Он, казалось, начал с того же места, на котором мы остановились в тот раз, доедая копчёного окуня.
– …случилось же! – говорил он, улыбаясь, и тут же смахивая слезу. – Сколько терпели, сколько мучились!.. Сколько душ загубили эти ироды!.. А ведь бывает и предел русскому терпению! И пошли колонны, и – да?.. Броня крепка, и танки наши… танки! Ой, что будет, господи прости. Что будет…
Он распахнул руки – и вдруг мы обнялись.
Нигга бесстрастно смотрел на нас.
Чёрные смородины его не двигались.
Дремучий Кержак
Заводчики тибетского мастифа проживали в дальнем провинциальном городке.
Домашние настроили меня сурово: щенки боятся автомобилей. Он будет скулить всю дорогу. Его непременно укачает и несколько раз стошнит. Он распсихуется и начнёт рваться наружу, развозя по сиденьям всё, что с ним уже случилось.
Поэтому как минимум не гони, а то разобьёшься и погубишь щенка, выговаривала мне жена.
Купи миску под воду – в машине жарко, и он захочет пить, сказала она.
Несколько раз остановись, пусть погуляет: щенок не выдержит такого длинного, в семь часов, переезда.
И устели всё огромными салфетками. Едва ли это поможет, всё равно потом машину отмывать, но всё-таки сам щенок не так угваздается.
Сделал всё как велели: закупил салфеток и марли. Железная миска блистала как тевтонский шлем. Заготовил канистру чистейшей воды. Купил несколько собачьих игрушек – ну, знаете, эти резиновые кости и всякая, издающая мерзкий писк, добыча. Прежние наши собаки обожали с этим возиться.
…Заводчики обретались на какой-то дальней, запутавшей мой навигатор улочке – я уже почти потерялся, но, остановив машину, чтоб спросить у прохожей бабушки, где это, – сразу осёкся.
О месте расположения питомника наверняка знала вся округа.
Наискосок от того места, где я притормозил, с обнесённого двухметровым глухим забором участка раздавался кромешный лай, казалось, ста собак одновременно.
– Мне туда, – весело сказал я прохожей бабушке, всё ещё ожидавшей моего вопроса, и указал кивком направление.
– Горите в аду, – пожелала мне она.
– Бабушка местная, – пояснил я сам себе вслух, поднимая стекло и чувствуя щекой ласковый майский ветерок.
Автоматические ворота мне открыли только после телефонного звонка – и сразу же, я едва успел заехать, начали закрывать.
Во дворе уже дожидались заводчики – муж и жена с контуженым выражением лиц. Они рассеянно улыбались.
Вокруг, показалось мне, лаяло всё – включая деревья, трубу на крыше, стоявшую вверх веником метлу и открытый капот их автомобиля.
Сквозь длинный коридор, навстречу нарастающему лаю – хотя предел, казалось, был достигнут ещё во дворе, – мы прошли в комнату, предназначавшуюся, судя по всему, для приёма покупателей.
Одновременно комната служила местом содержания ещё некоторого количества собак самых разных пород.
Разделяли собак – предметы мебели.
За диваном кружили трое довольно крупных бультерьеров – ещё не взрослых, но уже не щенков. Меня усадили как раз на этот диван, и, не слишком довольный соседством, я отодвинулся в самый дальний край.
С той стороны, куда я передвинулся, также весьма условно отделённый комодом, сидел французский бульдог и смотрел на меня пристально, словно на опознании.
Из-под стола явился йоркширский терьер и сел возле моих ног, подняв вопросительный нос.
Позади стола тоже кто-то, невидимый мне, суетился когтями по полу, издавая частый, с металлическим подвизгиванием лай.
Хозяева уселись напротив меня на довольно неудобные табуретки.
Муж по-прежнему вглядывался в меня с улыбкой, словно ожидая рассказа о том, как я добрался. Жена смотрела уже без улыбки, но будто с печальным пониманием того положения, в котором я оказался. О нём, судя по всему, мне ещё предстояло узнать.
«Сейчас они скажут, что щенка тибетского мастифа у них нет, и предложат мне двух бультерьеров по той же цене. И этого йоркширского гнома в придачу», – подумал я с лёгкой тоской.
Общаться мы решительно не могли: я уверенно предполагал, что сейчас мне придётся изо всех сил кричать.
Поэтому я добродушно развёл руками: «…ну, вот приехал».
Муж радостно кивнул: отлично, отлично!
Общение налаживается, понял я. Что бы ещё такое сообщить им.
Я посмотрел на свои руки: выручайте! Какое слово вы ещё выучили.
Явилась спонтанная мысль поднять в знак дополнительного приветствия раскрытую ладонь, но я тут же испугался, что меня поймут превратно: например, как желание приобрести сразу пять собак.
Наконец, я придумал, какое выражение возможно произнести громко, но так, чтоб это прозвучало учтиво.
Набрав воздуха, с неистовой, меня самого поразившей силой, я выкрикнул:
– К делу!
За миг до того случилось неизъяснимое, в сущности, чудо: вдруг смолкли все, ну, или, быть может, почти все собаки.
Мой одиноко прозвучавший вопль, на счастье, нисколько не удивил заводчиков; тем более что в ответ со двора, из-за дивана, из-под стола и даже, кажется, с потолка собаки залаяли с новой, неистовой страстью.
Стёкла окон подрагивали, словно бы мимо нас нёсся скорый поезд.
Муж решительно поднялся и, подойдя к огромному, покрытому чёрной тканью предмету, взглянул на меня, как бы приглашая разделить с ним радость от предстоящего фокуса. Кивнув, он артистически сорвал ткань, концом которой я чувствительно получил по лицу. Однако чувство ожога тут же забылось.
Ткань скрывала очень высокую клетку, располагавшуюся почему-то на столе.
Передо мною сидело чудовище, едва там помещавшееся.
Шерсть чудовища стояла дыбом не на загривке, как бывает у обозлённых собак, а на всём теле. Морда величиной с бычью упиралась в прутья, показавшиеся смехотворно тонкими.
Чудовище издало короткий рык, разом перекрывший лай в сотню голосов.
«Так звучит преисподняя…» – подумал я восхищённо, одновременно пытаясь обнаружить, где всё-таки эта клетка запирается, потому что никаких замков не наблюдалось.
Чудовище, впрочем, вопреки дыбившейся даже на лапах шерсти, не проявляло никакой озлобленности и глядело мимо меня.
– Впечатлён! – выкрикнул я, постаравшись совместить силу голоса и яркую эмоцию, но сразу почувствовал недостаток в развитии лёгких.
– Это его отец! – ответил хозяин хорошо поставленным баритоном, и взглянул мне в глаза, где обнаружил ровно то, что искал: обескураженность.
Чтоб подтвердить и так для него очевидное, я поднял вверх большой палец, но на этот раз смолчал, потому что всерьёз боялся сорвать голос.
Муж снова сел на табуретку.
Наконец, я догадался, чего от меня ждут.
Достав из кармана заготовленную пачку денег, я потряс ей в воздухе.
Жена тут же протянула руку. Я вложил в эту руку деньги.
Муж немедленно поднялся и, ловко обходя мебель, исчез в соседней комнате.
Спустя полминуты он вынес на руках щенка.
Щенок был невероятным: пузатая грелка с мёдом и весёлый хвост баранкой.
Заводчик хотел передать мне щенка из рук в руки, но я ещё опасался подобной ответственности. Знаками я вызвал хозяев за собой: пойдём, пойдём! к машине! – и почти побежал по коридору. Заводчики поспешили за мной.
