Аут. Роман воспитания - Зотов Игорь Александрович (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT, .FB2) 📗
А что Израиль? Или та же Дания? Красивые или не очень клетки для прямоходящих существ. Нет, что ни говорите, а мир просто обязан объединиться как можно скорее, глобализироваться, так сказать. Чтобы исчезла эта вечная местечковость мелких государств и народов. Чтобы если и была бы клетка, то уж весь земной шар, и никак не меньше. Поэтому я так люблю свою работу. По мне тот же Билл Гейтс делает в сотни раз больше политики, чем все президенты земли вместе взятые. Именно он и есть настоящий Председатель Земного Шара.
Семен сварил борщ (терпеть не могу борщ, мне он напоминает тещу), слепил пельмени (опять же не люблю – университетские годы, столовка, морок влюбленности в Люсю… Тогда я только пельменями и питался), купил дорогущие здесь шпроты, еще какую-то чисто советскую закуску, большую бутылку кошерной водки.
Сема все подливал мне, и я отпивал глоточек, чтобы не обижался, у меня и от малости началась головная боль. А он напился. Тогда и началось самое неприятное: Сема стал жаловаться на судьбу.
Наши эмигрантские судьбы оказались в чем-то схожи: от Семы тоже ушла жена, и тоже почти три года спустя после их отъезда из Москвы. Видимо, это испытательный срок такой – три года. Он был неплохим инженером, работал в авиационной фирме. И скорее всего, тихо пьянствовал. Не буйно, не по-русски, а тихо, каждый, я думаю, вечер, чаще в одиночку, а иногда с такими же эмигрантами. Он жил в Иерусалиме уже почти двадцать лет, а все никак не мог отвязаться от России. Ему казалось искренне, что вся его жизнь осталась в Москве, в друзьях, в пельменях и борщах. И в водке.
Он поведал мне задушевно:
– Знаешь, Мишаня, а я собираюсь вернуться в Россию. Все, не могу больше.
Я принял это за пьяный треп, не обратил особого внимания на его слова, но Алексей, сидящий рядом с Семеном (близнецы смотрели телевизор в холле, а мы по московской привычке располагались на кухне), не оставил заявление дяди без ответа:
– Правильно, дядя Семен, нечего здесь делать. Мы должны жить и работать в России, на родине. А если все уедут, то она пропадет. Я тоже хочу поехать.
– Вот я и поеду. Ее спасать! – сказал Сема и икнул.
– Люби жидов, спасай Россию! – рассмеялся я.
– Ты, папа, не смейся. Россия – великая страна, гораздо более великая, чем твоя Америка. Я так думаю. Я изучал историю и знаю. Могу рассказать… – Алексей оседлал своего любимого конька.
– Помолчи, Алексей, – оборвал я. – Ты, Сема, представляешь, что ты там будешь делать? Хотя бы – где работать? Ты знаешь ли, что даже та малость, которую сделали коммунисты, теперь разворована, погублена? Что Россия твоя все так же сидит на нефтяной игле?
– Плевать – ик! – поеду. Лучше, чем с арабами воевать. Хуже не будет, Мишаня! Ты, Мишаня, совсем стал американцем, не пьешь, не куришь, девок не… не… (он покосился на Алексея) не щупаешь! Ха-ха-ха! Ик!
Семен был совсем пьян. Он резким движением расчистил на столе место перед собой, на пол полетела плошка с солеными, нет, не солеными – маринованными огурцами, поставил локти перед собой, положил подбородок на ладони и стал не мигая смотреть прямо на меня. И запел вдруг:
Едешь ли в поезде, в автомобиле,
Или гуляешь, хлебнувши винца…
– Дядя Семен, вы тоже любите Высоцкого?! – радостно воскликнул Алексей.
– Еще как, я лично его знал.
– Расскажите, расскажите!
– Я с ним один раз в лифте ехал. Я на третий этаж, к другу, а он – на четвертый. Вошел… Маленький такой, мне по подбородок, в кожаной куртке, дорогой – ик! – и мне подмигнул. А я глаз не могу оторвать. Ну и потом он весь вечер пел прямо у нас над головой. А мы слушали. Слышимость, Алеша, в том доме – сто процент-н-ная была…
Пока он рассказывал, я потихоньку вышел из кухни. Голова болела сильно. Я прилег на диван в холле. Дети досматривали боевик: герои с американскими внешностью и манерами говорили на неизвестном мне языке. На иврите, конечно.
Из кухни несся пьяный треп Семы, безумный треп Алексея, а вперемешку песни то Галича, то Высоцкого дуэтом, абсолютно лишенным слуха. Мне захотелось вернуться в Калифорнию, поплавать в бассейне, а вечером, еще до заката, сесть в автомобиль и катиться вдоль океана, медленно, медленно, посматривая в сторону солнца, которое будет садиться за далекую кромку глубокой воды.
Как бы по контрасту я вспомнил Россию, грязь, неуют, неустроенность и неуверенность, и мне стало очень хорошо, даже несмотря на головную боль, оттого, что у меня другие теперь и дом, и родина.
Из кухни послышался звон бьющейся посуды – видно, Семен напился окончательно. Я встал и заглянул туда. Алексей сидел, бесстрастно разглядывая своего дядю, а тот спал на столе. Курчавые волосы, совсем еще не поредевшие, классически лежали в тарелке с оливье.
– Ты вещи собрал, Алексей? Нам завтра рано вставать.
– Соберу, соберу, – скороговоркой сказал он. И запел вполголоса.
– Тьфу ты! – махнул я рукой и вышел.
Наутро Семен, опухший, красноглазый, смущенно улыбаясь, провожал нас, сажал в такси.
– Ты это серьезно? Я насчет того, что обратно в Россию собрался?
– Ой, не спрашивай ничего… Ой, жить не хочется… Я тебе напишу. Считай, что пошутил…
IX
И вот садимся мы на теплоход до Лимасола. С моря дует свежий ветерок, и словно не было позади иерусалимской жары. Близнецы уже успели познакомиться с кем-то в очереди на трапе. Какая-то русская пара: женщина с девочкой лет десяти-одиннадцати. Маша и Миша вообще очень общительны, в этом смысле они в мать. Люся может спокойно на улице прямо завести разговор с любым прохожим, и даже успеть подружиться. Удивительная способность, особенно для меня. Алексей, кажется, принимает участие в разговоре, а я стою один, надвинув на глаза панаму, у меня болит голова после вчерашней трапезы и рюмки водки.
Между тем отмечаю про себя, что мамаша этой девочки очень даже ничего – смазливенькая. А тут она оборачивается на меня и кивает головой – видно, дети про меня рассказали. Я тоже киваю, представляюсь:
– Михаил…
– Очень приятно, Маргарита… просто – Рита. И вы на Кипр? – спрашивает.
– Да, в Лимасол. У нас отель забронирован, на десять дней, «Four Seasons», знаете?
– Нет, мы впервые на Кипр, но у нас другой какой-то, «Меридиан», кажется… Наши дети так легко сошлись!
– Да, дети вообще легко сходятся… А вы надолго? – спрашиваю я. Мы уже поднимаемся по трапу.
– Тоже на десять дней, – смеется она.
На еврейку она никак не похожа – русые волосы, густые, красивые. И глаза серые, даже голубые, когда в них отражается море.
Теплоход отчаливает с протяжным гудком, холмы, белые домики, льнущие к склонам Кармели, уходят к горизонту, отдаляются. И вот мы уже в открытом море.
Мы с Ритой садимся на корме за столик под тентом, я заказываю воды со льдом. Между нами завязывается неспешный дорожный разговор. Рита из Москвы, муж-бизнесмен оплатил им с дочкой круиз по древностям: Италия – Сицилия – Израиль – Кипр – Греция. Они уже три недели путешествуют, впечатлений много, голова кружится. Много встречают русских, но Рита их избегает, хотя вот (она улыбается) не всегда удается.
– Да, впрочем, вы, я слышала, в России уже не живете…
– И вряд ли вернусь. Я живу в Калифорнии. Развелся, провожу с детьми отпуск, целый год их не видел. Да и русской речи давно не слышал. Поэтому мне в некотором роде приятно вас послушать. Как Москва, как Россия?
– Вы не поверите: не знаю. Мы живем под Москвой, на вилле, я почти никуда не выезжаю, муж все работает, я сижу одна. Ксюшу (это, надо полагать, дочка) возит в школу шофер, повар готовит, садовник стрижет и копает, так что я – бездельница. Телевизор не смотрю, газет не читаю, разве что книжки. Так что ничего я о России не знаю. Муж меня в кокон завернул – спрятал. Иногда, правда, вывозит на вечеринки или поужинать в ресторане. Но это ведь не Россия и даже – не Москва.
– И не скучно вам? – спрашиваю.
– Да как вам сказать? Жить в общем-то не скучно, мне с самой собой скучно не бывает. Но как подумаешь, что так пройдет жизнь…
