Страшные любовные истории - Павич Милорад (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗

«Эмпуса» [10], – в ужасе подумал он. Дьяволица влепила ему пощечину, а он овладел ею со всей мощью своих нерастраченных мужских сил. Потом столкнул ее в мутную прибрежную воду, а сам бросился бежать в корчму, видневшуюся невдалеке от пристани.

Внутренность этой бревенчатой хижины напоминала скотный двор. У очага толпились раскрашенные деревянные поросята, зайцы, гуси, петухи и цыплята: посетитель сразу видел, что ему могут предложить.

Аркадий ел яйца, испеченные в скорлупе, когда вошла девушка, вся промокшая и испачканная. Она села рядом с ним у огня и стала сушить волосы. Девушка произнесла:

– Я встретилась на пароме с духом. Еле жива осталась. Он столкнул меня в воду.

– Знаю, – отвечал ей Аркадий, – я тоже встретился на пароме с дьяволицей. Еле выпутался из ее волос. Она унесла мою шляпу из рыбьей чешуи, ту самую, что сейчас у тебя на голове.

Оба улыбнулись. Она сказала ему:

– Для духа ты оказался слишком слаб. А он ей ответил:

– Зато ты оказалась слишком сильной для женщины.

– Дьявола видит только тот, кто хочет его видеть, – заключила она, возвращая ему шляпу. Уходя, она спросила: – Откуда у тебя шляпа из рыбьей чешуи? Знаешь ли ты, что означает рыба?

– Нет.

Она улыбнулась и добавила:

– Если в ближайшее время пойдешь на базар, купи первую вещь, которую тебе предложат. Остальное – моя забота.

Поутру Аркадий позавтракал вином и маслинами и решил не торопиться в Виминациум. Ему наскучило путешествовать. Хотелось ненадолго остаться там, куда он приплыл, отдохнуть у большой реки. Он шептал про себя:

– Из немытой посуды отхлебывать свет луны в молодых садах, шуршащих босыми тенями, вишнями и листвой…

Прошла весна, когда луга пахнут завтрашним утром, наступило лето, и нивы запахли вчерашним днем. Аркадий отправился на рынок купить дарданского сыра. Не успел он найти сыр, как какой-то торговец предложил ему вещицу, подобной которой Аркадий никогда не видывал. Это была вырезанная из дерева и раскрашенная странная фигура юноши, широко раскинувшего руки.

– Что это у тебя? – спросил Аркадий торговца.

– Да вроде бы ключ, – отвечал тот.

– Деревянный ключ?! – изумился Аркадий и стал пристально разглядывать статуэтку.

Распростертые руки человека служили ручкой, а скрещенные ноги – «перышком», то есть той частью ключа, которая вставляется в скважину. Фигурка имела четыре отверстия: по одному в каждой ладони, одно – в скрещенных ступнях и еще одно – между ребрами.

– Кто этот человек? – продолжал допытываться Аркадий.

– Сын Юпитера. А мать его – еврейка.

– К какому же замку он подходит?

– Замок этот надо еще найти. Мне говорили, что он открывает все замки, но я не пробовал.

Аркадий улыбнулся и купил ключ. «Еще один ключ-вдовец», – подумал он и пошел дальше, держа ключ под мышкой. Однако вскоре он

почувствовал, что идет не один. Кто-то шел за ним, ступая точно по его следам. Он оглянулся и увидел девушку с волосами цвета воронова крыла, уложенными на голове в некое подобие храма. В руке она держала птичью клетку. Клетка была пуста, но ее прутья звенели, как струны лиры.

– Что тебе надо? – спросил он. Запах ее пота показался ему знакомым.

– Ничего.

– А почему ты идешь за мной?

– Я иду не за тобой. Ты купил меня вместе с деревянным ключом. Я следую повсюду за деревянным ключом и не смею от него отделиться. Меня зовут Микаина. Не бойся меня. Я не стану тебе мешать.

Аркадий вспомнил, что ни разу не кинул кости с тех пор, как оставил свою обезьянку в Медиане, и решил взять с собой девушку: авось сгодится, может, как-нибудь сыграем в кости.

Он повесил деревянный ключ на стену в снятой на последние деньги тесной землянке. Туда же он привел и Микаину. Землянка была такой глубины, что миска с водой могла в ней простоять три дня, не высыхая, а мысли вообще не забывались. В эти первые дни совместной жизни он заметил, что если с Микаиной разговаривать по-хорошему, то она становится просто красавицей; если же ее бранить, то она дурнеет. Едва успев повесить свою клетку над входом в землянку, девушка запела. Быстро и без дрожи в голосе переходила она с самых тихих звуков на самые громкие, со скорых на медленные, с высоких нот – на басовые. И еще его поразило, что она умела готовить, как никто другой. Когда он ей об этом сказал, она отвечала:

– Этот никто другой был Одиссей… Каждая женщина должна уметь готовить одно блюдо – одно-единственное, «ее» блюдо. А к каждому блюду есть своя песня. Вот подлива из вина с укропом и икрой, которая тебе так понравилась, любит песню о рыбе. Под эту песню она получается лучше всего.

И она научила его петь песню о рыбе. Она часто будила его поцелуем и утверждала, что у каждого человека есть своя ночь:

– Не только у женщин, но и у мужчин каждый месяц бывают свои ночи. Это означает, что не все ночи – твои, но ты должен сам угадать среди всех ночей свою. После этого нужно догадаться, как ее лучше использовать: для любви или для ненависти, чтобы украсть или чтобы смотреть на звезды, для мести или для исцеления во сне, для дальней дороги или для рыбной ловли. Одну и ту же ночь можно употребить на что угодно, но только две ночи каждого месяца принадлежат тебе, и ты можешь ими правильно воспользоваться только однажды. Если ошибешься, можешь этого и не заметить, но потом непременно заболеешь…

– Зачем мне гадать, какие ночи мои?

– Чтобы очиститься. Ты можешь очиститься только в эти ночи.

Как-то вечером, когда он вошел в землянку, все углы комнатки были наполнены волосами цвета воронова крыла, а Микаина стояла на коленях под шатром своих расплетенных и расчесанных кос, протянув сложенные руки к висевшему на стене деревянному ключу.

– В сложенных ладонях – забытые нами слова.

Не успела она это произнести, как он окончательно узнал ее волосы. Она поднесла к его уху сомкнутые раковиной ладони, и он услышал из них фразы на греческом, кельтские стихи и синагогальное пение.

Разомкнув ее ладони, он увидел в них поющую морскую раковину. Он прикоснулся своей горячей кожей к ее прохладным пальцам и уже не мог от нее оторваться.

– Cras, eras, semper eras… – шептала она, умоляя его научить ее одеваться в мужскую одежду. Они раздели друг друга и снова одели, он ее – в свою мужскую одежду, а она его – в свою женскую. Потом она закинула его ноги к себе на плечи и уткнулась лицом в его живот.

«Всякое может случиться, пока несешь кусок ко рту», – вспомнил Аркадий, вытягивая губами из ее сосков две крошечные пробочки, подобные зернам песка. Так он понял, что она давно не знала любви. Он упал на нее, и Микаина почувствовала, как растет и дышит у нее под сердцем продолжение его тела. Он выбросил семя, напоенное маслинами и вином, и произнес, опрокинувшись на спину:

– Вечная и грязная душа поглощает тело.

Она окинула его взглядом. На животе у него белела большая влажная форель с раздутыми жабрами.

– Что есть душа? – спросил он.

– Ты слышал о лабиринте на острове Крит? Душа и тело – лабиринт, – тихо ответила она, – ибо и у лабиринта есть душа и тело. Тело – это стены лабиринта, а душа – дорожки, ведущие или не ведущие к центру. Войти – значит родиться, выйти – умереть. Когда стены рухнут, остаются только дорожки, ведущие или не ведущие к центру…

Они умолкли, лежа под деревянным ключом. В мыслях Аркадий удалился от нее на 1356 морских миль. Он купался у острова Патмос с юношей, чьи волосы напоминали белые перья.

– Так ты и есть та самая дьяволица с парома? – наконец произнес он. – Говорят, такие, как ты, видят во сне будущее. Что такое будущее?

– Cras, cras, semper cras, – услышал он в ответ.

Микаина долго не отвечала на его вопросы о пророческих снах и о будущем. Ее ответы звучали загадочно, как, например: «Пойди и прислушайся, что доносится из моей клетки».