Адриан Моул: Дикие годы - Таунсенд Сьюзан "Сью" (библиотека книг .txt) 📗

– Он – не жирный, он размерно озадаченный.

Я рассмеялся, посчитав это удачной шуткой, но рот Кассандры превратился в угрюмую щель, и я с ужасом осознал, что она говорит всерьез.

За обедом Кристиан заметил жене, что у него начали выпадать волосы: «лысею» – таков был его вердикт. И снова Кассандра ринулась в бой.

– Ты слегка фолликулярно ущербен, только и всего! – объявила она, исследовав макушку мужа.

Я не могу находиться в одном доме с этой женщиной и тем языком, на котором она изъясняется. И смотреть на нее не слишком приятно. Она страшна как смертный грех – или, по ее же собственному определению, обладает ухудшенными лицевыми характеристиками.

Я попросил Бьянку снова присмотреть мне подходящее жилье, хотя в Оксфорде меня более ничто не держит, если не считать неразделенной любви к д-ру Пандоре Брейтуэйт. Бьянка согласилась.

Просунул стихотворение Пандоре в дверь в четыре часа утра. Это моя самая последняя отчаянная попытка прощупать ее истинные чувства ко мне. Леонора сказала, что я должен эмоционально развиваться. Какова же будет реакция Пандоры?

Нашел письмо на половике у входа.

Итак, на этом – всё. Если завтра Пандора придет ко мне и станет на коленях умолять меня сделать ее миссис А. А. Моул, вынужден буду ей отказать. Я эмоционально развился. Леонора – вот кого я должен увидеть. Должен.

5.15 вечера. Только что позвонил Леоноре и настоял на том, чтобы она срочно меня приняла. Сказал, что мне нужно сообщить ей нечто крайне важное. Она неохотно согласилась.

9.30 вечера. Ворвался в кабинет Леоноры и обнаружил, что у нее – другой клиент, мужчина средних лет, который всхлипывал и сморкался в «клинекс» (неприятности по женской части, я полагаю). Я пришел на десять минут раньше, Леонора впала в ярость и приказала мне ждать за дверью.

Ровно в 6.30 я постучался, и она крикнула:

– Войдите.

Леонора по-прежнему пребывала в скверном настроении, поэтому я попытался завязать беседу и спросил, что так расстроило сопливого мужчину средних лет. Это разозлило ее еще больше:

– То, что говорится в этом кабинете, остается конфиденциальным. Как бы вы сами себя чувствовали, если бы я рассказывала о ваших проблемах другим своим клиентам?

– Мне не нравится думать о том, что у вас могут быть другие клиенты, – признался я.

Леонора глубоко вздохнула и намотала черный локон на палец.

– Так что крайне важного у вас случилось? – наконец спросила она.

– Я эмоционально развился и оставил позади Пандору Брейтуэйт, – ответил я и пересказал ей историю со стихотворением, реакцией Пандоры на него и моей реакцией на реакцию Пандоры. В этот момент в кабинет вошел высокий смуглый человек в замшевой рубашке. Казалось, мое присутствие его удивило.

– Извини, милая. Не могу найти маленькую терку для пармезана.

– Второй ящик в нижнем ряду, милый, рядом с плитой, – ответила она, глядя на него снизу вверх с нескрываемым обожанием.

– Прости, пожалуйста, – откликнулся он.

Когда мужчина вышел, я встал со стула и сказал:

– Как смеет ваш муж прерывать мою консультацию своими мелочными домашними вопросами?

– Мой муж не знал, что вы здесь, – ответила Леонора. – Я назначила вам срочный прием, если вы не забыли. – Говорила она очень размеренно, но я заметил, что на виске у нее пульсирует жилка. Кроме того, Леонора похрустывала пальцами.

– Вам следует научиться давать выход своему гневу, Леонора. Нет ничего хорошего в том, что вы его в себе закупориваете, – сказал я.

На это она ответила:

– Мистер Моул, со мной у вас не наступает никакого улучшения. Я бы посоветовала вам обратиться к другому аналитику.

– Нет. Я хочу видеть именно вас. Вы – единственная моя причина жить дальше.

– Так, – сказала она. – Подумайте, что вы говорите. Иными словами, без меня вы бы совершили самоубийство?

Меня охватило сомнение. С первого этажа доносились звон кастрюль и звяканье бокалов, поднимался восхитительный аромат, от которого у меня текли слюнки. Я почему-то выпалил:

– Можно мне остаться на ужин?

– Нет. Я никогда не общаюсь с клиентами вне кабинета, – ответила она, посмотрев на изящные золотые часики.

Я сел снова и спросил:

– А насколько я безумен, если считать по шкале от одного до десяти?

– Вы вовсе не безумны, – сказала она. – Как говорил Фрейд, «терапевт не может лечить ни безумных, ни влюбленных».

– Но я – влюблен. В вас, – сказал я.

Леонора глубоко вздохнула. Грудь ее поднялась и опала под вышитым свитером.

– Именно поэтому мне и кажется, что вам бы неплохо встретиться с другим терапевтом. У меня есть друг, Райнхард Ковольски, у которого превосходная репутация...

Я не хотел слышать больше ни слова о герре Ковольски. Я покинул ее кабинет, положил три десятифунтовые банкноты на столик в прихожей рядом со смеющимся Буддой и вышел на улицу.

Я был в ярости, поэтому решил дать выход своему гневу и пинал пустую банку из-под диетической кока-колы до самого дома.

Добравшись до чердака, я подготовил костюм, чтобы утром отправиться на поиски работы. После чего лег на кровать с номером «Оксфорд мэйл» и обзвонил все вероятные места из колонки вакансий.

Ни одного места, где требовалась бы пятерка по английскому на экзамене повышенного уровня, не оказалось.

Пошел в Центр занятости, но очередь там была слишком длинной, поэтому я вернулся.

Кассандра сидела в кухне – изучала детские книжки с карандашом в руке. Взяла одну и исправила Винни-Пух на Винни-Пук.

– Терпеть не могу двусмысленности, – объяснила она, щелчком надевая колпачок на черный маркер.