Хорошо быть тихоней - Чбоски Стивен (читать книги без регистрации полные TXT) 📗

— Это к делу не относится.

У Мэри-Элизабет любимый фильм — «Красные». [19] Любимая книга — автобиография той женщины, которая выведена в фильме «Красные». [20] Как зовут — не помню. Любимый цвет у Мэри-Элизабет — зеленый. Любимое время года — весна. Любимое мороженое (обезжиренный замороженный йогурт она не ест из принципа) — вишневое. Любимое блюдо — пицца (грибы пополам с зеленым перцем, и ничего больше). Мэри-Элизабет — вегетарианка, родаков своих ненавидит. Бегло говорит по-испански.

За весь вечер она задала мне один-единственный вопрос: будем мы с ней целоваться на прощанье или нет? Я, говорю, не готов; она сказала, что понимает и что классно провела время. Сказала, что я самый чуткий парень из всех, с кем она встречалась. С чего она это взяла — ума не приложу: я себя проявил только тем, что ее не перебивал.

Потом она спросила, хочу ли я и дальше с ней встречаться, но я не знал, что ей ответить, потому что мы с Сэм такого не предусмотрели. На всякий случай сказал «да», чтобы не обидеть, но боюсь, я столько вопросов не придумаю, чтобы еще на целый вечер хватило. Прямо не знаю, как быть. Сколько раз прилично объявлять, что ты не готов целоваться? Думаю, с Мэри-Элизабет я никогда не буду готов. Может, Сэм что-нибудь посоветует.

Между прочим, Сэм вытащила на танцы Патрика, потому что Крейг сказал, что ему некогда. Мне кажется, они вдрызг разругались по этому поводу. Под конец Крейг заявил, что для студента дебильная школьная дискотека — пройденный этап. В какой-то момент Патрик отошел на стоянку забить косячок со школьным психологом, а Мэри-Элизабет стала требовать, чтобы диджей поставил какую-нибудь женскую группу, и я остался наедине с Сэм.

— Тебе здесь нравится?

Сэм ответила не сразу. Погрустнела как-то.

— Да не так чтобы очень. А тебе?

— Не знаю. У меня опыта нет, мне сравнивать не с чем.

— Не парься. У тебя все получится.

— Точно?

— Пунша хочешь?

— Хочу.

Сэм отошла. Вид у нее был печальный; я бы что угодно сделал, лишь бы ее подбодрить, но бывают, наверно, такие случаи, когда сделать ничего нельзя. Постоял я у стенки, посмотрел, как люди танцуют. Мог бы тебе описать, но это не то, если ты сам там не был и даже ребят этих не знаешь. Хотя не исключаю, что тех же самых людей ты знал еще в средней школе, — понимаешь, к чему я веду?

Эту дискотеку отличала только одна особенность: там присутствовала моя сестра. Со своим парнем. Похоже, во время медленного танца у них случился крупный конфликт: он от нее отвернулся, она сдернула с танцпола и побежала в сторону туалетов. Я хотел ее догнать, но она уже скрылась. На дискотеку она не вернулась, и тот парень тоже вскоре ушел.

Мэри-Элизабет подбросила меня домой, и я первым делом отыскал сестру — она плакала в цокольной гостиной. Совсем не так, как раньше. Я даже испугался. Заговорил с ней тихо, медленно:

— Тебе плохо?

— Отстань, Чарли.

— Нет, серьезно. Что случилось?

— Ты не поймешь.

— Я постараюсь.

— Не смеши меня. Не смеши.

— Давай я разбужу маму с папой?

— Еще чего!

— Может, они хотя бы…

ЧАРЛИ! ЗАТКНИСЬ! ЯСНО ТЕБЕ?! ЗАТКНИСЬ!

Тут она разрыдалась по-настоящему. Чтобы ее не изводить, я повернулся и хотел уйти. И тут сестра меня обняла. Молча. Просто крепко обняла и не отпускала. Я тоже ее обнял. Дикость, конечно, я ведь сестру никогда в жизни не обнимал. Разве что по команде родителей. Вскоре она немного успокоилась и меня отпустила. Сделала глубокий вздох, убрала с лица прилипшие волосы.

А потом сказала мне, что беременна.

Больше про тот вечер ничего рассказывать не буду, да, честно говоря, я мало что помню. Все было как в печальном сне. Как я понимаю, парень заявил, что ребенок не от него, но сестре-то лучше знать. И еще: прямо там, на дискотеке, он с ней порвал. Сестра пока никому не сказала — не хочет сплетен. Знают только трое: я, она и он. Мне строго-настрого приказано держать язык за зубами. Не говорить никому из знакомых. Ни под каким видом.

Я сказал сестре, что скрывать можно будет только до поры до времени, но она ответила, что решит этот вопрос. Поскольку ей уже исполнилось восемнадцать, согласия родителей не требуется. Ей только нужно, чтобы в ближайшую субботу кто-нибудь отвез ее в клинику. И она попросила меня.

— А я как раз кстати на права сдал.

Хотел поднять ей настроение. Но она даже не улыбнулась.

Счастливо.

Чарли

Дорогой друг!

Сидел в приемной. Час или около того. Точно не помню. Билл недавно принес мне новую книгу, но сосредоточиться я не смог. Думаю, оно и понятно.

Решил почитать какие-то журналы, но опять же не смог. Даже не потому, что там упоминалось, какую еду люди поглощали во время интервью. А из-за обложек. На всех были улыбающиеся дамочки, причем с большим декольте. Непонятно, это они для красоты или того требует профессия. Непонятно, есть ли у них выбор, или по-другому просто не добиться успеха. Эти мысли сами лезли в голову.

Я почти явственно видел: вот сделали фото — и актриса или модель идет со своим другом на «легкий обед». Вот друг расспрашивает, хорошо ли прошел у нее день, а она отвечает, что так себе; но если у нее это первое фото для журнальной обложки, она в полном экстазе, потому как начинает восхождение к славе. Вот журнал выставлен во всех киосках, и на него смотрит множество анонимных глаз, и кое-кто считает, что сделан очень важный шаг. Потом какая-нибудь девушка вроде Мэри-Элизабет начинает страшно злиться на эту актрису или модель и на всех прочих, которые снимаются в платьях с большим вырезом, а какой-нибудь фотограф вроде Крейга смотрит исключительно на качество съемки. Дальше — найдутся мужчины, которые купят этот журнал, чтобы перед ним мастурбировать. И я задался вопросом: а что думают на сей счет эта актриса и ее друг, если, конечно, им не все равно? И тут я сказал себе, что с этими размышлениями пора завязывать, потому что моей сестре от них пользы нет.

И я мысленно переключился на сестру.

Вспомнил, как они с подружками накрасили мне ногти и вышли сухими из воды, потому что моего брата там не было. И как она давала мне своих кукол, чтобы я разыгрывал пьески, и разрешала смотреть по ТВ любые передачи. И как она стала превращаться в «юную леди» и запрещала нам себя разглядывать, потому что считала себя толстухой. А на самом деле никакой толстухой не была. На самом деле она была очень симпатичная. И как у нее изменилось лицо, когда она поняла, что мальчики считают ее симпатичной. И как у нее изменилось лицо, когда ей впервые понравился не супермен с плаката на стене, а обычный парень. И какое у нее стало лицо, когда она поняла, что в него влюбилась. А потом я стал гадать, какое у нее будет лицо, когда она сейчас появится из дверей.

Между прочим, это сестра мне рассказала, откуда берутся дети. И она же надо мной посмеялась, когда я вслед за тем спросил, куда они потом деваются.

От этих мыслей у меня потекли слезы. Но показать этого я не мог, потому что меня, чего доброго, не пустили бы за руль, а то еще и родителям позвонить могли. А это был бы просто финиш, потому что сестра на меня положилась, и это был первый раз в жизни, когда хоть кто-то на меня положился в каком-нибудь деле. Когда до меня дошло, что я заплакал впервые с того дня, когда пообещал тете Хелен больше не плакать, разве что по очень серьезному поводу, мне пришлось выйти на улицу, потому что скрывать слезы уже не было никакой возможности.

Наверно, я долго просидел в машине, потому что сестра нашла меня именно там. Я курил одну за другой и никак не мог успокоиться. Сестра постучала в окно, и я опустил стекло. Она поглядела на меня с каким-то любопытством. Потом любопытство сменилось злостью.

— Чарли, ты что, куришь?

Она была вне себя. Не могу передать, как она взбесилась.