Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок» - Флэгг Фэнни (книги серии онлайн .txt) 📗

Миссис Тредгуд засмеялась:

— Клуб «Маринованный огурец» — сборище сумасбродов, а заправляли им Иджи, Грэди и Джек Баттс.

— Что это был за клуб?

— Ну, они заявляли, что это клуб для завтраков и общения, но на самом деле просто собирались закадычные друзья Иджи, какие-то железнодорожники, Ева Бейтс и Смоки Одиночка. И знаете, что они делали? Пили виски и врали напропалую. Смотрят тебе прямо в глаза и врут — просто так, удовольствия ради.

Так и развлекались — дурили голову всякими байками. Дурацкими, надо сказать, байками. Однажды Руфь вернулась из церкви, а Иджи сидит за столом со своими приятелями и говорит. «Руфь, ты не волнуйся, но, пока тебя не было, Культяшка проглотил пулю двадцать второго калибра».

Руфь просто в ужас пришла, а Иджи все не унималась: «Да ты успокойся, с ним все в порядке. Я водила его к доктору Хэдли, он влил в парня полбутылки касторки и сказал, что ничего страшного, только посоветовал нам быть осторожнее и следить, чтобы он ни к кому не поворачивался задом».

Эвелин засмеялась, а миссис Тредгуд продолжала:

— Сами понимаете, Руфь от этого клуба была не в восторге. Иджи считалась президентом и постоянно устраивала секретные сборища. Клео утверждал, что ничего секретного у них не было, просто вся компания резалась в покер.

Вообще-то этот пресловутый клуб и кое-что хорошее делал, но они бы ни за что в этом не признались.

Они не очень-то жаловали баптистского проповедника преподобного Скроггинса за то, что тот был трезвенник. И каждый раз, когда какой-нибудь забулдыга спрашивал, где тут можно купить виски или самогон, они направляли его к дому преподобного. Тот прямо бесился от ярости.

Сипси была единственным цветным членом клуба, потому что врать умела не хуже других. Например, она рассказывала, что одна женщина никак не могла родить, и Сипси дала ей столовую ложку нюхательного табака. Женщина так крепко чихнула, что ребенок выскочил из нее, как пробка из бутылки, и перелетел через спинку кровати аж на другой конец комнаты.

— О нет! — сказала Эвелин.

— О да! А ещё она рассказывала про свою подругу Лиззи из Трутвилля, у которой, когда она ходила беременная, была жуткая страсть к крахмалу, и она ела его целыми пригоршнями из коробки, а потом родила ребеночка, белого как снег и крепкого, как доска…

— Ох, ради Бога!

— А знаете, Эвелин, ведь это могло быть правдой. Я, например, знаю, что некоторые негритянки едят глину — наклонится, отковырнет кусочек и ест…

— Да быть того не может!

— Ну, милочка моя, что слышала, то и говорю. Впрочем, возможно, речь шла о кусках мела… Что-то забывать я стала. В общем, или мел, или глина.

Эвелин, улыбаясь, покачала головой:

— Ну, миссис Тредгуд, с вами не соскучишься!

Миссис Тредгуд подумала немного и сказала:

— Что ж, пожалуй, вы правы.

«Бюллетень Полустанка»

1 декабря 1938 г.

Какой подарок — настоящий снег! У меня такое впечатление, будто на прошлой неделе наш Полустанок перенесся на Северный полюс. Есть ли на свете зрелище красивее красных кустов остролиста [18] в снегу? Наверно, нет. И все же спасибо Господу, что снег у нас бывает раз в десять лет. Уилбур, моя вторая половина, полагая, что может водить машину в любую погоду, надумал прокатить свою старую охотничью собаку и застрял в кювете на Первой улице. Теперь, пока мы починим нашу колымагу, пройдет не меньше месяца, и, если вы увидите, что невысокая женщина голосует на дороге, не проезжайте мимо: это буду я.

Моя дражайшая половина и есть тот единственный в городе человек, которого понесло кататься на машине во время града — помните, это когда с неба сыпались куски льда размером с бейсбольный мяч? — после чего мы недели три меняли ветровое стекло. И ещё он — тот ненормальный, в которого попала молния, когда он во время грозы отправился в лодке удить рыбу. Поэтому, пожалуйста, если заметите, что погода снова портится, и увидите Уилбура, скажите ему, чтобы немедленно шел домой, а я заманю его в стенной шкаф и запру там. Боюсь, как бы его не подхватил торнадо и не унес куда-нибудь далеко и надолго… С кем же я тогда воевать буду?

До меня дошли слухи, что Железнодорожный Билл за неделю ограбил пять поездов. Я помчалась в салон красоты к Глэдис Килгор, и она сказала, что её муж Грэди, железнодорожный детектив, просто вне себя от ярости.

Кстати, на случай, если Железнодорожный Билл читает эту заметку… Не могли бы вы сбросить с поезда новенькую машину, прежде чем Грэди вас поймает? Мне просто позарез нужно!

Дот Уимс

Полустанок, штат Алабама

1 декабря 1938 г.

Солнце едва поднялось над полями позади кафе, а Иджи уже трясла его и кричала:

— Вставай, Культяшка, вставай! Да посмотри же! — И поволокла его к окну.

Вокруг было белым-бело. У него даже рот открылся от удивления.

— Что это?

Иджи засмеялась:

— Снег.

— Вот это?

— Ну да.

Он учился в третьем классе, а настоящий снег видел первый раз в жизни. Спустилась Руфь в ночной рубашке и встала у них за спиной, удивленно глядя на улицу.

Через пять минут все трое выбежали из дома, уже одетые. Снега выпало всего на два дюйма, но они валялись, хохотали и кидались снежками. Слышно было, как по всему городу хлопают двери и восторженно вопят ребятишки. К семи утра Иджи и Культяшка слепили небольшого, толстого снеговика, а Руфь приготовила им снежный коктейль из молока с сахаром.

Иджи пошла проводить Культяшку до школы. Рельсов не было видно — насколько хватало глаз, земля была укрыта белым покрывалом. Культяшка был страшно возбужден, он носился кругами и два раза шлепнулся. Иджи решила отвлечь его, чтобы он хоть немного утихомирился.

— Я тебе не рассказывала, как мы со Смоки играли в покер с человеком по имени Сэм Первач?

— Нет. А кто это, Сэм Первач?

— Ты хочешь сказать, что никогда не слыхал о Перваче? Да это же лучший игрок в покер во всей Алабаме!

— Нет, мэм.

— Ну, в общем дело было так. Первач, я и Смоки засели тогда в Гейт-сити играть на всю ночь, и мне пошла карта. Я выигрываю час, второй, а Первач все больше злится. Ну что прикажешь делать? Ведь пока везет, бросить нельзя, это не по правилам. И чем больше я выигрывала, тем сильнее он бесился, а скоро и совсем потерял голову от ярости: вытащил пистолет, положил перед собой на стол и сказал, что убьет того, кто в следующий раз сдаст ему плохую карту.

Культяшка не сводил с Иджи глаз.

— И чья была очередь сдавать?

— В том-то и весь анекдот, что его очередь, а он забыл. И, представляешь, сам себе сдал две двойки. И знаешь, что он сделал? Схватил пистолет, взвел курок и застрелился, прямо там, за столом. Вот что значит до конца держать свое слово.

— Ничего себе! И вы сами это видели, своими глазами?

— Конечно. Две двойки, самые натуральные двоечки.

Культяшка шел, задумавшись, и вдруг заметил какой-то предмет, лежавший в снегу около рельс. Он подбежал и поднял его.

— Смотрите, тетя Иджи, это банка квашеной капусты, её даже не открыли.

И вдруг его словно мешком по голове огрели. Он вцепился в банку и придушенным голосом прошептал:

— Тетя Иджи, клянусь, это из тех консервов, которые Железнодорожный Билл сбросил с поезда. Как вы думаете? — Иджи осмотрела банку.

— Может, ты и прав, дружок, очень даже может быть. Положи-ка обратно, пусть её найдут те, кому она предназначена.

Культяшка осторожно, как священную реликвию, положил банку на то же место.

— Вот здорово!

Первый в жизни снег, а теперь вот банка, которую, возможно, сбросил сам Железнодорожный Билл. Не слишком ли много для одного дня? Они пошли дальше, и через несколько минут Культяпка сказал: