Хрупкая душа - Пиколт Джоди Линн (лучшие книги без регистрации TXT) 📗

— Отче, вы носите контактные линзы?

— Нет.

Так начинался текст на горизонтальный нистагм — непроизвольные движения глазных яблок, первый признак опьянения.

— Пожалуйста, следите за этим лучом взглядом. — Я достал из кармана фонарик и занес его в нескольких дюймах от лица священника, чуть выше уровня глаз. — Головой не двигайте, только глазами, — уточнил я. — Понятно?

Отец Грейди кивнул. Я проверил, одинакового ли размера зрачки, и проследил за его взглядом, отметив недостаточную плавность и нистагм в конечной точке, возникший, когда я повел фонарик влево.

— Спасибо, отче. А теперь, будьте добры, встаньте на правую ногу. Вот так. — Приподняв левую стопу, я продемонстрировал, как именно. Он пошатнулся, но устоял. — А теперь на левую. — На этот раз его качнуло вперед.

— Хорошо. И последнее: пройдитесь, пожалуйста, ступая с пятки на носок.

Я опять показал ему, как это делается, и он, спотыкаясь на каждом шагу, повторил это за мной.

Бэнктон — настолько маленький городок, что мы ездим без напарников. Я мог бы, наверное, отпустить отца Грейди с миром: никто от его задержания не выиграл бы, да и он, может, замолвил бы за меня словечко на небесах. Но отпустить его означало бы обмануть самого себя, а это уж точно не менее тяжкий грех. Кто мог ехать по той же дороге? Подросток, который возвращается со свидания? Отец семейства, который только прилетел из командировки? Мама больного ребенка, которая торопится в больницу? Я хотел спасти не отца Грейди, а тех людей, для которых он представлял опасность.

— Мне очень жаль, отче, но я вынужден арестовать вас за вождение в нетрезвом виде.

Я зачитал ему его права и, осторожно взяв под руку, повел к своей машине.

— А как же моя машина?

— Ее оттащат эвакуатором. Заберете завтра.

— Но завтра же воскресенье!

Хорошо, что до участка было всего полмили, потому что я не знал, как вести непринужденную беседу с арестованным мною священником. Когда мы приехали, я уладил все формальности с «подразумеваемым согласием» и попросил отца Грейди пройти тест на «контроле трезвости» — проще говоря, «подышать в трубочку».

— Вы вправе сами выбрать, кто будет манипулировать прибором, — сказал я. — При желании вы можете потребовать проведения повторного теста. Если же вы откажетесь проходить тест, у вас изымут права на срок в сто восемьдесят дней — это плюс к тому сроку, на который их изымут, если вас признают виновным.

— Шон, я тебе доверяю, — сказал отец Грейди.

Я нисколько не удивился, когда у него в крови обнаружилось 15 промилле.

Поскольку смена подходила к концу, я предложил подвезти его домой. Повинуясь изгибам дороги, я миновал церковь и взъехал на холм, где расположился служивший ректорством белый домик. Припарковавшись на подъезде, я помог ему более-менее ровно дойти до двери.

— Я сегодня ходил на поминки, — сказал он, открывая замок.

— Отче, — вздохнул я, — можете не объяснять.

— Поминали мальчика. Всего двадцать шесть. Разбился на мотоцикле в прошлый вторник, ты, наверное, слышал… Я знал, что я за рулем. Но его мать так рыдала, и братья были убиты горем… Мне хотелось отдать дань уважения, а не бросать их с этой утратой.

Мне не хотелось его слушать. Не хотелось одалживать чужие проблемы. Но я все равно кивал в такт словам священника.

— Так и вышло: один тост, другой, пара стаканчиков виски. Обо мне не переживай, Шон. Я прекрасно знаю, что иногда на сердце может быть гадко, когда поступаешь абсолютно правильно.

Дверь распахнулась. Я раньше никогда не бывал в ректорстве, там оказалось очень тесно, но уютно. На стенах висели отрывки из псалмов в рамках, на кухонном столе блестела стеклянная чаша с шоколадными конфетами, над диваном простерся плакат футбольной команды «Патриоты».

— Я, пожалуй, прилягу, — пробормотал отец Грейди и растянулся на диване.

Я снял с него ботинки и накрыл одеялом, которое нашел в шкафу.

— Спокойной ночи, отче.

Он на мгновение приоткрыл глаза.

— Увидимся завтра на мессе?

— Еще бы, — ответил я, но отец Грейди уже захрапел.

Когда я на следующее утро сказал Шарлотте, что хочу сходить в церковь, она спросила, не заболел ли я. Обычно ей приходилось силком тащить меня к мессе, но мне не терпелось узнать, включит ли Грейди в свою проповедь нашу вчерашнюю встречу. «Наверное, он назовет это «грехи отцов наших»», — подумал я со смешком. Шарлотта, сидевшая рядом, ущипнула меня и шепотом велела умолкнуть.

У меня было много причин недолюбливать церковь. Например, меня раздражали сочувственные взгляды людей. Как по мне, слова «набожность» и «жалобность» зачастую рифмуют слишком опрометчиво. Я покорно выслушивал россказни какой-нибудь голубовласой старушки, которая «молилась за нас», улыбался и благодарил ее, но в глубине души меня это страх как раздражало. Кто тебя вообще просил за нас молиться? Разве она не понимала, что помолиться мы можем и сами?

Шарлотта говорила, что люди, предлагающие нам помощь, вовсе не обязательно считают нас слабыми, и мне ли, офицеру полиции, этого не знать. Но, черт побери, знаешь, что я на самом деле думал, когда спрашивал у гостей нашего города, не заблудились ли они, или давал избитой жене свою визитку с просьбой в случае чего звонить мне лично? Я думал вот что: вытаскивайте себя из болота сами, сами тяните себя за волосы, потому что сами же себя в болото и загнали. Мне кажется, одно дело — попасть в кошмарную ситуацию, и совсем другое — создать ее собственноручно.

Отец Грейди вздрогнул от первых тактов гимна, сыгранных органистом с особым воодушевлением, и я решил приберечь ухмылки на потом. Вместо того чтобы оставлять беднягу со стаканом воды, я мог бы приготовить ему какое-нибудь антипохмельное снадобье.

За спиной у нас заплакал ребенок. Как бы низко это ни прозвучало, я был рад, что всеобщее внимание в кои-то веки привлекла другая семья. До моего слуха донесся беспокойный шепот: это родители решали, кто из них вынесет чадо из церкви.

Амелия, сидевшая рядом, ткнула меня локтем в бок и одними губами вымолвила слово «ручка». Я дал ей свою, торчавшую в кармане. Перевернув ладонь, она нарисовала на коже шесть черточек и петлю висельника. Я, улыбнувшись, нарисовал букву «А» у нее на ноге.

Она написала: _А_А_А

Я попробовал М.

Амелия покачала головой.

Т?

_АТА_А.

Я перепробовал Л, П и Р, но всё без толку. С?

Амелия, просияв, дополнила загадку: САТА_А.

Я расхохотался в голос, и Шарлотта метнула в нашу сторону гневный взгляд: первое предупреждение. Амелия дописала последнюю «Н» и поднесла ладонь к моему лицу, чтобы я мог рассмотреть внимательнее. В этот момент ты громко и четко спросила: «Что такое Сатана?» — и твоя мама, залившись краской, схватила тебя на руки и бросилась к выходу.

Через минуту за ней последовали и мы с Амелией. Шарлотта сидела рядом с тобой на ступеньках, укачивая младенца, который прорыдал всю мессу.

— А вы почему вышли? — спросила она.

— Решили, что здесь будет безопаснее, когда с небес посыплются молнии. — Я улыбнулся младенцу, запихивавшему в рот пучки травы. — У нас, я погляжу, новенький?

— Его мама отлучилась в туалет, — пояснила Шарлотта. — Амелия, присмотри за сестрой и за этим малышом.

— А мне заплатят?

— И как у тебя только хватает наглости спрашивать — после того, что случилось в церкви?! Давай прогуляемся, Шон.

Я шел следом за ней. От Шарлотты всегда пахло сахарным печеньем; позже я узнал, что это аромат ванили, которую она втирала в кожу на запястьях и за ушами, — такие вот духи для кондитера. Я очень любил этот запах. Спецвыпуск новостей для нашей женской аудитории: зря вы думаете, что мы, мужчины, грезим только об Анджелине Джоли, ее тощих локотках и костлявых ножках. На самом деле нам куда приятнее обниматься с мягкими женщинами вроде Шарлотты. С такими, что целый день проходят с пятном муки на блузке и, не заметив его, отправятся в таком виде на родительское собрание. С женщинами, которые похожи не на отпуск в экзотической стране, а на дом, куда не терпится вернуться.