Персеиды. Ночная повесть - Гончарова Марианна Борисовна (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
– Как?! – ужаснулись мы.
– Понимаете, было так: мы смотрели телевизор, мне надоело, я хотела переключить, Гриша не хотел, и я укусила Гришу за плечо.
В следующее воскресенье мы поедем в Хотинскую крепость: там картинная галерея, там краеведческий музей и там полно тайн, секретов и, главное, тоже много умных, любящих свое дело людей. Позвали Наташку и Гришу с собой, чтобы зубы не ломали.
Вот такие подарки нам делает наша девочка.
А недавно она ехала в маршрутке из университета. Рядом с ней плюхнулся какой-то смуглый господинчик, как оказалось, студент-араб из нашей медицинской академии. Он мрачно бубнил по-английски в свой айфон:
– Здесь все плохо, на улицах грязно, нашей еды нет, люди агрессивные, одежда плохая, вместо пальто носят флаги, девушки доступные, но уродливые, везде очереди и митинги.
Потом он перешел на описание своей группы в медицинской академии, перемыл косточки преподавателям. Противно тоненько хихикал, пахло от него омерзительными сладкими духами.
Линка слушала весь его гадостный монолог, сцепив зубы, молчала. Наконец автобус остановился. Линка, сидевшая у окна, собралась вставать и довольно сурово обратилась по-английски:
– Не могли бы вы меня выпустить, тошнит меня от ваших духов.
Неуемный сосед-говорун помолчал, посопел, но, почти не смутившись, тут же еще активней стал лопотать, но уже на арабском. Он даже не привстал, только провернулся на пятой точке в сторону и перенес ноги в проход, чтобы выпустить девочку.
– Шукран, – сказала, выбравшись в проход, Линка по-арабски (летом ее двоюродная сестричка-арабистка от нечего делать научила нескольким арабским словам, «шу?кран» значит «спасибо») и, поглядев на мальчонку сверху вниз, попрощалась:
– Мэаассаляма.
Арабский студент крякнул, помычал и, не найдя аргументов в свою защиту, крикнул вслед моей дочери:
– Э! А! Ээээ… О! Слава Україні!
Иногда я думаю, кто из нас двоих серьезней, кто старше, кто, в конце концов, из нас – мать.
Со мной, конечно, точно что-то не так. В детстве я безумно хотела побыстрей стать взрослой. А сейчас мечтаю вернуться в детство и там жить в свое удовольствие. Ух, как бы я слушалась родителей, а главное, как иронично бы относилась к несправедливым замечаниям учителей. И писать свои рассказы начала бы гораздо раньше.
А вот девочка наша, ребенок Л., уже заранее предвидела тяготы взрослой жизни и лет в десять повторяла часто:
– Не хочу быть взрослой. Кому это надо? Столько лишних движений. Какие-то заявления, квитанции, дурацкие удостоверения, налоги, взносы, голосования – это ведь ужас какой-то. Тебе человек совсем не нравится, а ты ему кланяйся. Он вообще, может, террорист, а ты руку ему пожимай. Диплодоки какие-то.
– Кто-то?
– Диплококи… Дипло…
– Дипломаты!
– А, ну да, дипломаты, да. Словом, время уходит на всякую ерунду. Не то что в детстве. «Тебя как зовут?» – «Маша». – «А тебя?» – «Лина». Да и все: мир, дружба, мороженое напополам.
В общем, уже в детстве ребенок Л. была серьезной, взрослой, практически состоявшейся личностью. И к замечаниям она относится более чем иронично, а из-за несправедливостей она не плачет, не унывает, а действует.
Это я сижу и кисну: летом мечтаю о зимнем тихом вечере, чтобы снежинки танцевали в свете фонаря. А зимой – чтобы сидеть июльским вечером на террасе и смотреть, как пылинки танцуют в луче солнца, пронизывающем плетеные мои кресла. Зимой ною, когда же весна наконец. И ворчу-ворчу, что мне бы скинуть лет эдак сто, вернуться в детство, я бы показала бы той воспитательнице в детском саду! Я бы ей все сказала! Я бы добилась ее увольнения. Я бы вообще перевернула бы всю систему образования с головы на ноги. Вернись я в детство.
И вот еще, почему я хотела бы в детство, если честно. Я хотела бы то самое ощущение чуда, как в Щелкунчике: предвкушение у закрытой белой двери в ту комнату, где поставили елку. Вот-вот ее откроют, эту дверь, и… В моем детстве в первый день каникул обязательно показывали балет «Щелкунчик». И это был символ счастья.
Моя коллега, переводчица Оля много лет водила французов в Большой театр в канун Нового года. И они каждый раз удивлялись: все французы приезжали в театр в русских мехах, все русские приходили в одинаковых искусственных французских шубах. Оля принимала французских туристов как раз на католическое Рождество. И всех водила на «Щелкунчика».
– Подумаешь, «Щелкунчик»! Я тебе сама могу все партии перетанцевать, – уныло прореагировала Оля на мои восторженные всхлипы: «Щелкунчик», Новый год, елка, чудо, счастье…
Да, для кого-то счастье, а для кого-то обычная работа.
А ребенок Л. говорит мне на это:
– Марусенька, не фантазируй. Лучше поставь перед собой конкретную задачу. И реши ее. И будет тебе счастье.
– Например? – уныло отзываюсь я.
– Мне остро необходимы желтые туфли!
Глава девятая
Сестра
И тут позвонила на мобильный Катька. Моя сестра Катя, Катюха. И совсем не удивилась, что я сижу на крыше и ловлю звезды в свою большую шляпу с подсолнухами. Она очень понятливая.
У Катюши умелые руки и отличный вкус. Всю жизнь она открывает в себе какие-то совсем новые таланты, о которых и не подозревала. А иногда даже этого не осознает.
Сейчас она работает в Домике. Так ласково называется Дом детского творчества в подмосковном поселке, который раньше был академгородком. Короче, там все распалось, институт, где работала сестра, известный на весь мир институт, тоже почил.
Моя сестра работала потом в разных местах и везде-везде была одной из самых лучших, самых талантливых, самых изобретательных и – что скрывать – самой красивой.
Катюша так моделирует и так прекрасно шьет, диву даешься – как элегантно, как изысканно, изобретательно и очень-очень аккуратно. Тут недавно прошел юбилей известного модельера. И на праздничный показ моя сестра сшила из русских платков жилеты, сумочки и даже шляпки и береты. На подиум в одном из московских Домов моделей в этих веселых, ярких нарядах вышли обычные, «не модельные» дети – сияющие, улыбчивые, немного смущенные и естественные. И тоненькие, и толстушки, и маленькие, и высокие, но такие нарядные, так непохожие на модельных плоских кривляк с пустыми глазами. У кого-то из детишек в застенчивой улыбке еще зубика не хватало, а то и двух, молочные выпали, а «взрослые» еще не выросли. Кто-то мило и смешно косолапил. А одна девочка с косичками, как у Пеппи Длинныйчулок, вообще шла подскоком, по-другому у нее не получалось, стрекоза такая. Это было так прекрасно, так необычно, радостно и свежо, что юбиляр помрачнел от зависти, чуть не сожрал собственную шляпу и официально объявил, что уходит из большой моды. И остается в маленькой. То есть будет придумывать наряды детям. Заело его. Во, Катя!
Словом, сейчас в моей сестре вдруг открылся новый талант: обнаружилось, что к ней тянутся дети. Всякие, разные. Верят беспрекословно. А раз доверяют, то слушают, а раз слушают – учатся. Да и Катька тоже всю душу при этом выкладывает.
Например, она придумала проект, как она говорит, крафтовый, где дети должны были что-то создавать из подручных материалов, попутно очищая от мусора окружающую среду. Для начала моя Катя обежала после новогодних корпоративов ближайшие рестораны и кафе. И добросердечные хозяева злачных мест, менеджеры и официанты, немного недоумевая, мол, приличная вроде дама, но собрали ей несколько ведер различных пробок от винных бутылок. Приволокла она эти ведра с пробками в Домик. И какой-то веселый мальчик семилетний, покачав головой, с некоторым каким-то даже уважением заметил:
– Ну вы и пьете, Катерина Борисовна.
Катька в ответ (моя порода!) только рассмеялась. И взялись они вместе из этих пробок делать всякие чудеса: кукол, зверушек, украшения, всякие полезные гаджеты для кухни – подставки, держалки и прочую красоту. Склеивали, скручивали проволочкой, а сверху обматывали туго цветными толстыми шерстяными нитками. Я просто удивляюсь, как Танька умеет разглядеть в непригодных вещах, засоряющих планету, их новую радостную и полезную жизнь.
