Куклу зовут Рейзл - Матлин Владимир (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
В этом списке приглашённых Ларри значился под титулом «дедушка». Свою внучку он видел за всё время раза три-четыре. Милое, белокурое существо, приятное, как все дети. Особенно внимательным дедушкой он не был, как, впрочем, и отцом. Но если приглашают и он может — почему не пойти? Ведь он уже признался, что в воскресенье свободен. А идти ему ужасно не хотелось по одной простой причине, которая называлась «бабушка», то есть Росита, то есть его бывшая жена…
Нина, видимо, догадалась, отчего он мнётся:
— Маме я еще не звонила.
Ага, значит она ещё, может быть, и не придёт — ведь бабушка она не слишком рьяная, не лучше, чем он дедушка. Но что ответить Нине? Что если Росита согласится, то он не придёт, а если она не сможет, то он придёт? Глупо и неприлично. Он вообще старался не демонстрировать дочке своих отношений с женой даже в худшие периоды их жизни. Впрочем, Нина и так всё видела…
— Конечно, непременно приду. Ведь это такая честь — приглашён наряду с кошкой Сви! — Ларри постарался рассмеяться. — Скажи мне, какие игрушки она любит? Ну, кукол, зайчиков? Или мишек? Ты, помнится, в её возрасте предпочитала пожарные машины.
Жизненный успех представлялся Ларри в виде трех эталонов-символов: дом на Лонг-Айленде, автомобиль «феррари» и жена-балерина. Первым появилось третье — жена.
Ларри тогда был в расцвете сил и в расцвете карьеры. Он одним из первых привёз в Штаты из Бразилии стремительно входившую в моду самбу — в виде танцевальной группы «Самба-Рио». На солистке этого ансамбля, смуглой двадцатитрёхлетней красавице Росите, он и женился. Ларри был лет на пятнадцать старше жены — разница не такая уж большая, особенно в мире шоу-бизнеса. И действительно, первые два-три года их супружеская жизнь протекала сравнительно гладко. Правда, виделись они не слишком часто: Росита со своим «Самба-Рио» разъезжала по всему свету. И тем не менее на четвёртый год родила Нину.
Девочка родилась здоровенькая, нормальная, хотя ещё на шестом месяце беременности будущая мамаша отплясывала самбу в Дублине и Рейкьявике. На время родов и кормления сценическую деятельность пришлось прервать, но когда Нине стукнуло три месяца, Росита умчалась с «Самба-Рио» на гастроли в Японию. Девочка была помещена в ясли-пансион, откуда переместилась в детский сад — пансион, а затем в школу-пансион. Родителей она видела раза четыре в году и всегда порознь: мама постоянно бывала на гастролях, а папа организовывал очередную антрепризу.
Пожалуй, самым громким предприятием Ларри стала организация гастрольной поездки по Америке хора советских ВВС. Это происходило в разгар холодной войны, и вероятность увидеть в американском небе всех этих «отважных соколов», «стальные руки-крылья» и «сынов отчизны верных», о которых с таким подъёмом пел хор, росла с каждым днём. Но странное дело, чем хуже делались советско-американские отношения, чем реальнее становился ядерный конфликт, тем с большим энтузиазмом валила американская публика на выступления советского хора. Какая тут была закономерность, какие действовали законы психопатологии, понять трудно. Обозреватель одной провинциальной газеты, рассуждая на эту тему, высказал предположение, что «американцам, скорее всего, хочется заглянуть в глаза своих будущих убийц». Его подвергли жёсткой критике и осмеянию другие газеты. А «Нью-Йорк Таймс» поместила интервью с организатором гастрольной поездки, то есть с Ларри, и он тоже осудил ограниченного журналиста и разъяснил, что искусство не имеет ничего общего с политикой, а ядерные ракеты, нацеленные на американские города, не имеют ничего общего со звучанием одного из лучших мужских хоров в мире.
Ларри наслаждался успехом и уже подсчитывал будущие барыши, как вдруг… Опять «вдруг» и опять несчастный случай: советские власти в лице Министерства культуры СССР прервали гастрольную поездку и отозвали хор на родину в знак протеста против империалистической политики Соединённых Штатов. Ларри буквально взвыл. Он направил письмо министру культуры СССР, он просил госпожу министра компенсировать хотя бы часть потерь, вызванных уплатой неустойки концертным залам, в которых отменяются выступления хора. Но министр холодно ответила, что подобные компенсации договором не предусмотрены и этот вопрос Ларри должен обсуждать со своим правительством, по вине которого пришлось прервать гастрольную поездку. Вот и всё, «а вместо сердца пламенный мотор»…
Ларри был разорён, его фирма была закрыта ввиду банкротства. К счастью, по законам штата Нью-Йорк взыскания не могут быть обращены на жилище должника, поэтому дом на Лонг-Айленде остался в собственности Ларри (квартиру в Нью-Йорке он успел продать раньше). Остался, но, увы, ненадолго…
Следующий удар Ларри получил со стороны семейной жизни. К этому времени, надо признать, его отношения с Роситой носили в основном формально-юридический характер, супруги почти не виделись. Росита по-прежнему большую часть года проводила на гастролях или в Рио-де-Жанейро, где была база ансамбля. Хотя профессиональная карьера сделала резкий поворот: после родов Росита начала толстеть, терять форму. Год или два она кое-как с этим боролась, но потом борьба стала бесполезной — природа плюс возраст брали своё. В общем, к тридцати годам она вынуждена была оставить сцену… но не ансамбль.
Росита с самого начала давала понять, что семейная жизнь — не её призвание. К своему материнству она относилась как к обременительной обязанности, а нужен ли ей был муж… Ларри в этом сомневался. Вообще, в этой жизни, кроме себя, она любила только танцы. Одно время Ларри пытался уговорить её оставить ансамбль, забрать Нину из пансиона и зажить нормальной семейной жизнью в их большом доме на Лонг-Айленде. Жена и слышать об этом не хотела: помимо всего, она ещё и не любила Америку и не хотела здесь жить. Росита выдвинула контрпредложение: продать дом и уехать на постоянное жительство в Рио-де-Жанейро, хотя прекрасно знала, что для Ларри такой план абсолютно неприемлем.
Когда её попросили покинуть танцевальную группу, она была в отчаянии: ведь ансамбль был её подлинной жизнью и другой она не хотела. Женщина впала в депрессию и даже однажды покушалась на самоубийство. Её пожалели и, учитывая прошлые заслуги, оставили в ансамбле на мелкой административной должности.
В Нью-Йорке, во время коротких перерывов между гастролями, Росита навещала дочь. Нина быстро взрослела, и мать иногда после долгой разлуки с трудом её узнавала. Они сидели рядом в чистенькой и скромной гостиной пансиона и молчали — говорить им было не о чем. Росита исподтишка поглядывала на дочку и думала: «До чего же некрасивая, вся в отца. Ну ничего не взяла от меня, от моей родни. Совершенно чужая». Проведя таким образом час, Росита прощалась с девочкой и уходила. Идти домой было рано, дома — скучно; она шла в какой-нибудь модный магазин женского платья и с отвращением рассматривала выставленную одежду: Росита терпеть не могла американские туалеты, они казались ей чопорными, холодными, лишёнными воображения и всякой женственности. Она часто высмеивала с подругами американских дам, их манеру одеваться.
Вечером Росита наконец возвращалась домой. Вскоре появлялся Ларри. Он всегда оказывался голодным и просил её пойти на ужин в ресторан. Нехотя она соглашалась, в ресторане выпивала бокал шардоне, но ничего не ела — по привычке, оставшейся с тех времён, когда она боролась с полнотой. Где-то около полуночи они возвращались домой и укладывались в кровать. Свой супружеский долг исполняли вяло, бесцветно, именно как долг. Каждый знал, что другому это не нужно, но отказаться было неудобно: тогда уж и вовсе непонятно, почему они считаются мужем и женой… Через день-другой, иногда через неделю она снова уезжала в какую-нибудь гастрольную поездку.
И хотя всё говорило о том, что брак их засыхает, развязка наступила как всегда «вдруг», неожиданно. Опять случай, и весьма неприятного свойства. Однажды, вскоре после её очередного визита в Нью-Йорк, Ларри обнаружил у себя некоторые характерные признаки… Он побежал к врачу: так и есть, венерическое заболевание. Никаких сомнений, откуда оно взялось, быть не могло: Ларри уже давно не влекли случайные знакомства и внебрачные связи, а болезнь проявилась точно на третий день после отъезда Роситы — классический случай.