Милые кости - Сиболд Элис (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Когда машина въехала в лесной лагерь, Рут обвела взглядом длинную очередь за именными значками. В стайке мальчишек-магистров она разглядела мою сестру. Линдси не стала указывать на бирке свою фамилию — просто нарисовала лосося. Получилось вроде как без обмана, да к тому же это облегчало знакомство с ребятами из окрестных школ, которые не знали подробностей моей смерти или, во всяком случае, не связывали меня с Линдси.
Всю весну она не расставалась с медальоном в форме полусердечка, а вторую половинку носил Сэмюел. Они не выставляли напоказ свое чувство: не держались за руки в школьных коридорах, не перебрасывались записками. Только в столовой садились рядом, да еще Сэмюел провожал ее домой. На четырнадцатилетие он принес ей маленький кекс с одной свечкой. А в остальном они никак не выделялись из мира сверстников, поделенного на мальчишек и девчонок.
Утром Рут вскочила раньше всех. На слете юных талантов она, как и Линдси, держалась особняком. Побродив по лесу, она собрала пучок незнакомых трав и цветов. Термины, которые выпалил встречный «ботаник», ее совершенно не убедили, и Рут задумала назвать эти растения по-своему. Она тщательно прорисовывала в альбоме каждый лист и цветок, попутно решая, какого он пола, а потом нарекала именем: незамысловатый травянистый стебель звался теперь «Джим», а пушистая чашечка цветка — «Паша».
Когда Линдси приплелась в столовую, Рут уже стояла в очереди за добавкой яичницы с колбасой. Дома она пускалась во все тяжкие, чтобы не есть мяса, и не собиралась идти на попятный, но в лесном лагере держала свой зарок при себе.
После того как меня не стало, Рут не общалась с моей сестрой, если не считать их мимолетной встречи в школьном коридоре. Впрочем, от нее не укрылось, что после уроков Линдси уходит домой вместе с Сэмюелом и улыбается ему особенной улыбкой. Сейчас она заметила: моя сестра взяла порцию блинчиков, и больше ничего. Когда Рут в своих фантазиях превращалась в меня, она время от времени примеряла на себя и образ Линдси.
Линдси, как робот, шагнула к следующему окошку, и Рут отважилась заговорить.
— Что за рыбка? — спросила она, кивком указывая на именной значок моей сестры. — Ты верующая?
— Рыбка указывает совсем на другое, — ответила Линдси, безуспешно высматривая на прилавке ванильный пудинг. С блинчиками — объеденье.
— Рут Коннорс, поэт, — представилась Рут по всем правилам.
— Линдси, — ответила Линдси.
— Сэлмон, верно?
— Пожалуйста, не надо, — произнесла Линдси, и на мгновение Рут отчетливо представила, каково это — быть навеки привязанной ко мне. Когда люди смотрят на тебя, а видят совсем другую девочку, всю в крови.
Хотя юные дарования кичились своей непохожестью на других, с первых же дней они разбились на пары. В основном девочка с девочкой, мальчик с мальчиком. Серьезные отношения редко начинались к четырнадцати годам, но в этом сезоне было одно исключение: Линдси и Сэмюел.
«Горь-ко! Горь-ко!» — повсюду кричали им вслед.
Без присмотра да еще на летней жаре в них будто пробились дикие ростки. Так зрело влечение. Никогда прежде я не наблюдала его в таком неприкрытом, обжигающем виде. Тем более у тех, с кем была связана общими генами.
Они вели себя осмотрительно, не нарушая распорядка. Ни один воспитатель не мог сказать, что, посветив фонариком в заросли у спальни мальчиков, застукал там Сэлмон и Хеклера. Им случалось назначать короткие свидания у черного хода столовой или под определенным деревом, помеченным их инициалами. Они целовались. Оба желали большего, но не переступали черту. Сэмюел не хотел, чтобы это произошло наспех. Он был убежден, что первый раз должен быть особенным. А Линдси просто стремилась покончить с этой бодягой. Оставить ее позади, чтобы стать взрослой, вырваться за пределы пространства и времени. Секс представлялся ей, как космическое путешествие в сериале «Звездный путь». Вот ты испаряешься, а через пару секунд уже плывешь, как ни в чем не бывало, над другой планетой.
«Они стоят на грани», — писала Рут в своем дневнике. У меня теплилась надежда, что Рут записывает все без исключения. Ведь даже рассказ обо мне она доверила бумаге: как я пролетела мимо на учительской парковке, как задела ее, причем в буквальном смысле — насколько ей помнилось, протянула руку и коснулась ее щеки. Какой у меня был вид. Как я потом явилась ей во сне. Как у нее возникла мысль, что дух одного человека подчас становится как бы второй кожей, защитной оболочкой для другого. Как она, возможно, сумеет освободить нас обеих, если не оставит стараний. Я читала эти записи, глядя ей через плечо, и думала: а вдруг в один прекрасный день кто-то этому поверит?
В те минуты, когда мысли обращались ко мне, ей становилось легче, одиночество отступало, появлялась связь с чем-то неосязаемым. Или с кем-то. Она видела в своих снах кукурузное поле, и ей открывался новый мир, иной мир, в котором, если повезет, можно найти точку опоры.
«Кроме шуток, ты — настоящий поэт, Рут», — воображала она мою похвалу, а дневник давал ей веру, что она и впрямь настоящий поэт, чья сила слов способна меня воскресить.
Я прокрутила годы назад и увидела прошлое: как-то раз трехлетняя Рут, сидя на коврике в ванной, жадно разглядывала свою двоюродную сестру-школьницу, которая раздевалась, чтобы залезть под душ; дверь была заперта, потому что старшей девочке строго-настрого наказали не оставлять малышку без присмотра. Рут сгорала от желания коснуться девических волос и кожи, погрузиться в объятия двоюродной сестры. Меня это зацепило: если подобное желание вспыхнуло в три годика, что же пришло в восемь? Смутное ощущение непохожести, тяга к учительницам и двоюродной сестре — все это было куда серьезнее обычного девчоночьего обожания. Ее интерес выходил за пределы трогательного детского внимания, он разжигал истому, которая расцветала зеленым и желтым, превращаясь в шафрановый цветок вожделения, прорастающий нежными лепестками сквозь ее неуклюжее отрочество. «Дело не зашло столь далеко, — писала она в своем дневнике, — чтобы подтолкнуть ее к сексу с женщинами, но ей хотелось раствориться в них навсегда. Спрятаться».
Завершающая неделя слета, как всегда, была занята подготовкой конкурсного проекта, который каждая школьная команда выносила на суд зрителей во время прощального вечера, перед тем как за юными талантами приезжали родители. Официально условия конкурса оглашались только в последнюю субботу, во время завтрака, но у вундеркиндов все было продумано заранее. Поскольку это неизменно был конкурс на лучшую мышеловку, команды год от года проявляли все большую изобретательность. Кому охота слизывать прошлогодние достижения?
Сэмюел занялся поисками ребят, которые носили скобки-брэкеты для исправления прикуса. Ему понадобились маленькие круглые резинки, какие выдают ортодонты. Резинки нужны были для того, чтобы удерживать рычажок во взведенном состоянии. Линдси выпросила у повара-отставника чистую фольгу. Из нее планировалось сделать рефлектор, чтобы сеять панику среди мышей.
— А вдруг они залюбуются собственным отражением? — вслух подумала Линдси.
— Много ли они там разглядят? — отозвался Сэмюел, снимая защитный слой бумаги с крученой проволоки, стягивающей пачку мешков для мусора.
Если ребята вдруг начинали слишком пристально разглядывать обычные хозяйственные предметы, можно было с уверенностью сказать: они размышляют над усовершенствованием мышеловки.
— Симпатичные, — сказала Линдси в один из последних дней.
Накануне, заготовив ниточки с приманкой, она весь вечер ловила полевых мышей и отправляла их в пустующий кроличий садок. Сэмюел внимательно наблюдал за мышами.
— Я бы пошел в ветеринары, — сказал он, — только неохота препарировать живых тварей.
— Разве нам обязательно их губить? — спросила Линдси. — Мы ведь изобретаем мышеловку, а не мышегубку.
— Арти сделает им гробики из бальзового дерева, — засмеялся Сэмюел.
— Фу, гадость.
— Да, он такой!
— Вроде бы, он когда-то бегал за Сюзи, — сказала Линдси.
