Мерцание золота - Кожедуб Александр Константинович (книга регистрации .TXT) 📗
Я знал эту квартиру. Она была в полном смысле слова нехорошая квартира. Первоначально ее получил прокурор нашего района. Шестнадцатый этаж в нашем доме был последний, и именно этим воспользовались грабители. Они спустились с чердака на лоджию, проникли в квартиру, связали прокурорскую жену и вынесли из квартиры все ценное. Поговаривали, что там была не одна сотня тысяч зеленых. Возможно, это были не простые грабители. В прокурорскую квартиру не каждый полезет. Как бы там ни было, прокурор из этой квартиры съехал. Долго она стояла пустая, и вот в ней появился жилец. Выяснилось, что до нападения он в ней не прожил и месяца.
— Поменял в нашей сберкассе деньги, — рассказала мне вечером жена, — вошел в подъезд и получил по голове бутылкой. Бандиты его вели от кассы до дома.
— Поймали? — спросил я.
— Прям! — хмыкнула Алена. — В больницу увезли.
Через пару недель жилец выписался из больницы и тут же продал квартиру. Сейчас в ней жил какой-то пьянтос с симпатичной женой. Они частенько скандалили, но нам-то какое дело? Прокурорская квартира жила своей жизнью.
— Поехали, — сказал я Белугину. — Сейчас одному ходить не надо.
Из скупки Владимир Ильич вышел значительно повеселевший.
— Айда в ресторан! — сказал он, садясь в машину. — Приглашаю.
— На работу надо заскочить, — вздохнул я. — Как-нибудь в другой раз.
И вот сейчас медалями Белугина заинтересовался Бочаренко. С чего бы это?
— Я решил газету издавать, — снова посмотрел на профиль Волошина Володя. — Медалями пусть спекулянты занимаются.
— Они себя называют предпринимателями, — сказал я. — Белугин говорит, что это удел избранных.
— Да знаю я Белугина! — скривился Бочаренко. — Слабый критик.
— Чтобы делать медали, критика не нужна.
Я тоже уставился на профиль Волошина. В Коктебеле можно было смотреть только на него и на мыс Хамелеон. Но тот в противоположной стороне.
— Пойдем вечером в кафе, — предложил Бочаренко. — Отметим наше с Татьяной бракосочетание.
— А ты сочетался? — удивился я.
Я знал Людмилу, предыдущую жену Володи.
— Как раз перед поездкой сюда, — сказал Володя. — Медовый месяц отмечаем.
Я замечал, что у людей, отмечающих медовый месяц, несколько глуповатый вид. Володя не был исключением.
— Пойдем, — согласился я. — У нас с Аленой хоть и не медовый месяц, но уже есть Егор.
— Это он сегодня в столовой про осетрину кричал? — засмеялся Бочаренко.
— А то, — крякнул я.
Директор Дома творчества где-то раздобыл партию осетрины, и нас уже неделю кормили ею утром, днем и вечером. В романе Булгакова «Мастер и Маргарита» хотя и говорится, что осетрины второй свежести не бывает, наша была именно такова.
Сегодня утром Егор выскочил на середину столовой, поднял руки вверх и заорал:
— Самая плохая рыба — это осетрина!
Голос у нашего ребенка был что надо, его услышали практически все. Кто-то из писателей засмеялся, кто-то зааплодировал. Испуганная заведующая столовой подбежала к ребенку и погладила его по голове.
— И мороженое ваше прокисло! — с гневом отвел ее руку Егор.
Я не знал, куда деваться от стыда.
— Хороший мальчик, — сказал Бочаренко. — Станет критиком не чета Белугину.
— Нам придется взять его с собой, — предупредил я Володю.
— Берите, — разрешил тот. — Вина он ведь еще не пьет?
— Только компот, — кивнул я. — И с козами наперегонки бегает.
У Егора сейчас был период любви к животным. Он гонял голубей, пытался погладить каждую встречную собаку, а пасущуюся козу обнаружил по дороге к Карадагу.
— Козы бодаются? — направился он к ней с недвусмысленными намерениями.
Та с удовольствием приняла вызов и тоже наклонила голову.
— Беги! — закричал я.
— Она же на веревке, — посмотрел на меня как на маленького сын.
Кафе, в которое пригласили нас Володя с женой, было на территории турбазы.
— Здесь вино хорошее, — сказал Бочаренко. — Вчера литра два выпил — и ничего.
— Пусть будет вино, — согласился я.
Я не стал ему говорить, что сам балуюсь хересом, продающимся на набережной. В Коктебеле у каждого свои секреты, и негоже выбалтывать их первому встречному.
За соседним столиком я увидел поэта Андрея Утлого с молодой женой. Сам Андрей был из казаков, а жену взял казашку.
«И не боится, — подумал я, наблюдая, как он что-то нашептывает ей на ухо, между прочим, довольно большое. — Но чего не сделаешь в первый месяц совместной жизни».
Сам я степнячек остерегался. В их черных раскосых глазах мне мерещился красный отсверк огней стоп-сигнала. А Утлому, похоже, нравилось играть с огнем.
— Идите к нам! — помахал рукой Володя. — Я угощаю!
Молодая чета с радостью перебралась за наш стол.
Егор нашел себе подружку лет пяти, и они с визгом носились между столами. Взрослые на них не обращали внимания.
— Что бы мы без нее делали? — показал я на подружку.
— Сами бегали бы, — вздохнула Алена.
— Здровепеньныхпаньпоразпервши! — поднял я фужер.
Марина, жена Володи, покосилась на меня, однако отпила глоток. Как я знал, была она генеральской дочкой и щепетильно относилась к здравицам в свою честь. Казашка по-польски не понимала, но охотно выдула фужер до дна.
«Хлебнет с ней Андрей, — подумал я. — Освобожденная женщина Востока сколь прекрасна, столь же и страшна».
Казашка подмигнула мне и собственноручно наполнила свой фужер.
— Может, пойдем отсюда? — толкнула меня под столом жена.
— Ни в коем случае! — уперся я. — Ты только посмотри, как ребенок резвится.
Тот уже бегал во главе большой шайки детей, среди которых были и отроки.
— Далеко пойдет, — наклонился ко мне Бочаренко. — В каком пансионе воспитываешь?
— В уличном, — сказал я. — Во Внукове у них подобралась хорошая команда.
— Я тоже получил квартиру во Внукове, — поиграл бровями Володя.
— В чью квартиру въехал? — обрадовался я.
— Ваншенкин свою сдал.
Да, я знал, что Константин Яковлевич решил отказаться от внуковской дачи. После смерти жены она ему не была нужна.
— Надо было подождать, когда в Переделкине дадут дачу, — сказала Марина.
— Переделкинскую можно всю жизнь ждать, — перестал улыбаться Володя.
— И не дождаться, — поддержал его Утлый.
Мы выпили еще по фужеру и отправились домой. Ночь была лунная. На отсвечивающем серебром небе четко рисовались вершины Карадага.
— Как на Марсе, — шепнула мне жена.
Я на Марсе не был, однако согласился с ней. В Коктебеле действительно инопланетный пейзаж.
С моря налетел порыв ветра и сорвал с Марины шейный платок. Он плавно опустился на верхушки тростника, растущего под мостиком, по которому мы проходили.
— Сейчас достану, — сказал Володя.
Он потянулся к платку — и ухнул в заросли тростника.
— Володя, ты где?! — закричала Марина.
Из-под моста послышался стон.
Мы с Андреем, цепляясь за стебли тростника, спустились вниз. Ночь хоть и была лунной, однако разглядеть что-либо под ногами было трудно.
Володя лежал на забетонированном стоке воды и глухо стонал.
— Кажется, руку сломал, — проговорил он.
Мы помогли ему выбраться на дорогу.
— Надо вызывать «скорую», — сказала Алена.
Андрей побежал в администрацию Дома творчества. «Скорая» в Коктебель приезжала из Феодосии, а это не меньше двадцати километров.
Мы довели Володю до Дома творчества.
— Зачем ты полез за этим платком? — причитала по дороге Марина. — Сто лет он мне нужен!
— Наши батыры на полном скаку барашка подбирают, — сказала мне жена Андрея.
Кажется, она снова подмигнула мне.
— У вас степь, — сказал я, — а здесь горы. Барашков на их склонах я что-то не видел.
— На море барашки, — засмеялся Егор.
Все это время я его не видел и не слышал, что само по себе было странным.
Часа через полтора приехала «скорая» и увезла Володю в Феодосию. Оттуда он вернулся с рукой в гипсе и хромающим на обе ноги.
