Бруклинские ведьмы - Доусон Мэдди (книги txt, fb2) 📗

— Ох, Бликс.

— Все мы подранки, — говорю я ему. — И все мы должны продолжать танцевать.

Он втягивает в себя воздух:

— Господи, да меня дети пугаются.

— И все же мы должны танцевать.

— Я… я не знаю…

— И вот что еще. Не хочется пускать в ход тяжелую артиллерию, но я думаю, это действительно поминки, я думаю, что умру сегодня вечером.

— Проклятье, Бликс, что ты такое говоришь?!

— У меня есть кое-какие доказательства, в которые я не собираюсь вдаваться. Я просто говорю, что тебе, может, захочется прийти и повеселиться с нами. Иначе я буду преследовать тебя до конца времен.

А потом я целую его, и снова целую его, целую все его испещренное шрамами лицо, его веки и лоб, а потом опять поднимаюсь по лестнице и не удивляюсь — нисколечко не удивляюсь, — когда через час Патрик является на вечеринку, и мы вместе танцуем медленный танец: он в своей гавайке и спортивных штанах, и я, вся в блестках и стразах, с Кассандрой, которая болтается между нами, как детеныш в сумке.

К тому времени яркое пламя бамбуковых факелов горит на фоне темного ночного неба, а народ собирается вокруг костровой чаши, где Хаунди готовит омаров, которых они с Гарри как-то выудили сегодня из моря. Приходит Джессика с горшочками топленого масла, и Сэмми, недавно вернувшийся от отца, играет в уголке на гитаре. Везде кучки людей, людей музицирующих и людей разговаривающих, и, о-о, их так много, и Лола снует туда-сюда, разносит тарелки с угощением, подливает вино. В углу стоит бочонок с пивом, и Гарри работает его насосом, играя на нем, как на музыкальном инструменте.

Я кружусь среди всего этого — очень медленно, очень плавно — и улыбаюсь, довольная происходящим. Улыбаюсь, будто жизнь будет просто продолжаться таким вот радужным, переливающимся путем, и я всегда буду телом, и у Хаунди всегда будет тело, и у нас будет время еще для множества поминок, прежде чем наступит конец.

Но нет. У костровой чаши внезапно возникает какая-то суматоха, и сперва я думаю, что это слишком много людей пытаются напихать в нее слишком много дров. Все-таки, похоже, кто-то упал на землю, а остальные сгрудились вокруг, и чей-то голос восклицает:

— Быстро звоните девять-один-один!

Лола поворачивается ко мне, наши взгляды встречаются, и я понимаю, что случилось самое худшее.

— Хаунди, — одними губами произносит она.

Так оно и есть. Я пробираюсь сквозь толпу и вижу его. Моего Хаунди.

Он лежит на спине и не дышит, и к тому времени, когда я оказываюсь рядом, он уже мертв, но никто этого еще не знает, лишь я одна, потому что вижу его отлетающую душу и то, как сереет его лицо, розовый цвет сбегает с него, как по мановению волшебной палочки, а кто-то отталкивает меня и начинает делать ему искусственное дыхание — как мне сказали, во второй раз, — и Хаунди покидает тело, но частичка его все еще здесь, со мной. Я чувствую, как он уходит, как он ускользает прочь, но сперва подплывает ко мне сказать, что он меня любит, и вот он уже становится достаточно маленьким, чтобы угнездиться в складках моей шали и остаться там со мной навечно.

Народ что-то бормочет, толпа как прилив, колышется и отклоняется, усиливается и затихает. На меня ложатся руки, люди пытаются увести меня от Хаунди, — что ж, удачи им с этим, потому что меня невозможно никуда увести. А потом раздается звук сирен, по крыше стучат ботинки, это медики со скорой приходят и делают свое дело, склонившись над Хаунди, уговаривая его вернуться, пуская в ход свои аппараты, чтобы его убедить. Это невозможно, ведь он в моей шали, хочу я им сказать.

Он не там, откуда они могли бы достать его, на самом деле нет.

Лола хочет увести меня прочь, но я настаиваю на том, чтобы поехать со скорой помощью. Это слишком тяжело, говорит она, но я тверда в своем намерении. Я должна ехать. И она заявляет, что в таком случае поедет тоже. Мы должны быть там с Хаунди, хотя это больше не Хаунди. Уже нет.

Хаунди — не Хаунди.

Спускаясь по лестнице, я прохожу мимо всех гостей, беру их за руки, заглядываю им глубоко в глаза и вижу, как они отражают любовь. Всю эту восхитительную, сокрушительную любовь. Вселенную звезд. Танец лета.

Ангел смерти, ты все перепутал. Ты был послан за другим человеком.

Где-то, я знаю, должен родиться ребенок — жизнь приходит, и жизнь уходит, я ощущаю оба эти события, радость от них обоих. Хаунди взирает на меня сквозь туманы, он так близко, что все еще может протянуть руку и коснуться меня. Он полон сожалений. Он счастлив, но и огорчен тоже.

Я говорю ему: «Не волнуйся, я скоро буду, пожалуйста, подожди меня, Хаунди, любовь моя, подожди, потому что я скоро, обещаю».

14

МАРНИ

Я шлю сообщение Брайану, когда подъезжает скорая.

— Все хорошо, все будет хорошо, — слышу я собственный голос. Двое медиков выскакивают из машины и спешат внутрь здания к Натали, которая теперь тяжело дышит при каждой схватке и слегка покачивается на скамье. Мне кажется, что ее губы слегка побелели, а по лбу текут струйки пота, хоть она вся дрожит.

Мне тяжело отпустить сестру, но эти ребята свое дело знают. Они присаживаются рядом с ней, проверяют пульс с давлением и задают множество вопросов:

— Когда должны были начаться роды? Когда вы ели в последний раз? К какой больнице вы прикреплены? Как часто идут схватки? Когда отошли воды?

Потом они кладут ее на носилки и заносят в машину, и один из медиков цепляет ей на палец оксиметр[8] а другой ставит капельницу. Их рация выдает сообщения о других людях, но они заняты Натали. Один из медиков целую минуту что-то говорит в трубку передатчика, но я не в том состоянии, чтобы прислушиваться к его словам.

Я усаживаюсь рядом с сестрой, стараясь не психовать в ее присутствии. Еще я пытаюсь помочь ей правильно дышать во время схваток, потому что она не больно-то справляется. Она по-прежнему выглядит так, будто вот-вот отключится.

— Так, Натали, меня зовут Джоэл, и я помогу вам взять под контроль дыхание, — говорит один из медиков, склоняясь к лицу сестры. Это молодой симпатичный парень с добрыми глазами и большими, надежными руками. — Думаю, дорогая, у вас гипервентиляция легких, поэтому попытайтесь дышать ме-е-е-е-едленнее, о’кей? Не… усердствуйте… слишком… дышите… вот так. — И он демонстрирует, как нужно дышать глубоко и медленно, а потом вручает Натали бумажный пакет, чтобы она прижала его ко рту. — Моя жена только что родила, — сообщает мне парень. — Доверьтесь мне, все будет хорошо.

— Я не… — начинает Натали, а потом испускает крик, подобных которому я не слышала от нее с тех пор, как она в седьмом классе получала четверку с минусом за исследовательскую работу о морских львах, и это после того, как прочла о них четыре книги. Я хватаю ее за руку, а Джоэл любезно, будто мы обсуждаем футбольный матч, говорит мне:

— Да, это была сильная схватка. О’кей, Натали, приготовьтесь к следующей. Сейчас они идут с интервалом примерно в сорок секунд, так что просто отдохните минутку… а теперь будьте готовы!

— Мы поедем в больницу? — спрашиваю я, он кивает со словами:

— Я просто хочу вначале ее стабилизировать, — и берет сестру за запястье.

Натали неожиданно издает самый жуткий звук из всех, что я когда-либо слышала, — и я цепенею, когда второй парень со скорой, Маркус, захлопывает заднюю дверь автомобиля и присоединяется к нам. Джоэл развивает бурную деятельность, он начинает стягивать с сестры брюки, которые промокли после происшествия с водами и поэтому не хотят сниматься, и делает мне жест, мол, помогай, потому что, сдается мне, внезапно оказывается, что мы страшно спешим.

Джоэл бросает своему коллеге какую-то реплику, которую мне не удается расслышать, и тот извлекает из шкафчика поднос со всякими предметами. Среди них полотенца, салфетки и какие-то серебристые металлические штучки, которые выглядят как медицинский инструментарий. Я точно не знаю, но думаю, что ребенок вот-вот родится. Глаза сестры закрыты, ее лицо искажено гримасой.