Ночь чудес - Тимм Уве (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗

Глава 10

КРУЖКА ПАХТАНЬЯ

Проснулся я от стука. Кто-то барабанил в дверь. «Вас к телефону!» Я вскочил, живо натянул футболку, сунул ноги в шлепанцы и спустился в салон, где уже завтракали несколько человек. На столике рядом с телефоном лежала трубка.

— Алло!

В ответ раздался низкий мужской голос, но понять я ничего не понял. Наконец разобрал отдельные слова: «Картошка, каталог, сорта. Надо?»

— Надо! Я разыскиваю каталог сортов картофеля, составленный по различиям их вкуса.

— Вку-у-уса, хе-хе, — на том конце провода раздался снисходительный смешок.

— Он у вас? — уточнил я.

— У меня, у меня, сорта разные, платить надо.

— Не беспокойтесь. Где можно с вами встретиться?

— Отель «Хилтон». Внизу холл. Четыре часа?

— О'кей. В «Хилтоне», в шестнадцать. Пожалуйста, захватите каталог с собой.

— О'кей. Но дорого. Хорошая цена, но дорого.

— Да-да, все в порядке, я заплачу.

Обладатель баса разразился смехом, рокочущим в самом низком регистре и вроде бы добродушным. Смешливость, подумал я, симпатичная черта — и повесил трубку.

Итак, шкатулка нашлась. Наверное, я тоже весело засмеялся или издал радостное восклицание, потому что, когда я повернулся, все сидевшие за столом дружно уставились на меня, а одна дама застыла с открытым ртом, подняв руку с надкушенной булочкой. Какой-то мужчина таращил глаза, будто его взору предстала невесть какая диковина. Я поздоровался и направился к дверям. За моей спиной тотчас послышалось возбужденное шушуканье. Я поднялся к себе в комнату.

Что ж, разве поймешь, о чем я говорил по телефону, — картошка, каталог, вкусовые различия, сорта, обещание заплатить, к тому же они, разглядев мою стрижечку, запросто могли подумать, что над моей головой поработал сосед по тюремной камере. Удивляются, поди, что в пансионе, где они надеются случайно столкнуться с Штокхаузеном или Ансельмом Кифером [13], остановился торговец картошкой. Я решил сегодня же пойти в парикмахерскую и постричься заново.

Должно быть, тот грубиян, толстобрюхий водила, подговорил знакомого, русского, судя по акценту, вести дело со мной, представившись тем, кто нашел шкатулку, а вознаграждение они потом поделят между собой. Мне-то что, лишь бы не вмешивался подонок таксист.

Я начал бриться. Глаза все еще были красноватые после хлорированной воды. Идиот, — произнес я, глядя на свое отражение в зеркале, — на что ты надеялся? Думал, тебе преподнесут уж такую смачную историю, что дальше некуда, а вместо этого услышал пошлейший рассказ о супружеской измене. Да я подобных историй и сам сто штук навыдумываю, но только не о себе, нет, самого себя я никогда не ввожу в сюжеты моих повестей и рассказов, что правда, то правда, это надо признать. Мой двойник в зеркале покачал головой: шестьсот марок! Вот в какую сумму обошлись твои забавы. Сумасшедшие деньги. Я принял душ, оделся, взял пиджак и, дождавшись минуты, когда в коридоре никого не было, вышел и запер дверь. Хотел выскользнуть из пансиона незаметно. Не тут-то было! Откуда ни возьмись вынырнула молодая женщина, кухарка, она готовит нам завтрак.

— Здрасьте! Как спалось? — Это было сказано с такой нарочитой бодростью, что я сразу почувствовал угрызения совести.

— Спасибо.

— Шум сегодня ночью не беспокоил?

— Нет, я ничего не слышал.

— Те музыканты, американцы-то, вчера выступали где-то, потом пришли и долго еще играли, чуть не до утра. Безумная ночка. Настоящий концерт устроили. Саксофонист ихний утром сегодня, гляжу, в кухне спит прямо на голом полу, а рядом собака хозяйская.

— Жаль, я послушал бы джаз.

— Вы вот туточки ошиблись, видите? Надо было одну единицу написать, а вы написали тысячу и одну.

— Все верно.

— Тысяча? Быть того не может. У нас столько за целый месяц не набегает.

— Все верно, так уж получилось.

— Батюшки светы! Куда ж это вы звонили?

— В Австралию. У меня там друг, да, работает там, в Элис-Спрингс. Он этнограф.

Видно было по ее глазам, что она не поверила, да, послушав, как я сдавленным голосом пытаюсь что-то объяснить, я бы и сам не поверил. Но я бойко продолжал:

— А разговаривать пришлось так долго, потому что его бросила жена, понимаете, сидит он там, совсем один, в самом сердце Австралии сидит, среди аборигенов, а тем невдомек, чего он так расстраивается. Аборигены уговаривают его выпить с ними пива, баночного, поздравить его хотят с тем, что наконец сплавил жену в далекую Германию.

— Надо же, забавная история. Вам завтрак большой или как обычно?

— Сегодня никакого, спасибо. Я завтракаю у друзей, — солгал я. Не терпелось поскорей выскочить за дверь, чтобы не пришлось объяснять еще и хозяйке пансиона, почему я записал в счет тысячу и одну единицу.

Первое, что я увидел на улице, — телефонная будка, из которой вчера вечером пытался позвонить Тине. Уже после бассейна. Хотел сказать: за шутку, которую она со мной сыграла, не жаль отдать шесть сотен. И непринужденно засмеяться. Но ее номер не отвечал — занято, занято, занято, и вот тут я обозлился и злился все больше, чуть не лопнул от злости, потому что подумал, ага, теперь она разговаривает с другим и, может быть, рассказывает гораздо более забористую историю, и счетчик крутится, как бешеный, причем в квартирах-то нет никаких счетчиков, ты себе говоришь, время бежит, а ты и не подозреваешь, на какую сумму уже наболтал, зато потом подпрыгнешь от неожиданности, когда телефонная компания пришлет счет. И наверняка вчера, пока я бултыхался в теплой воде — я же целый час проторчал в бассейне, — она говорила по телефону, так сказать, зарабатывала на жизнь, пока я плавал там туда-сюда среди пенсионеров. А теперь какой-нибудь похотливый олух слушает ее, развесив уши. Олух? — вот ты и есть олух, подумал я и даже вслух произнес: «Олух, законченный идиот — вот ты кто, полудурок, осел!» Странно — я сам себя назвал во втором лице, не «я осел, я идиот», а «ты идиот», странно.

Вчера я долго не мог сомкнуть глаз — все соображал, как бы ей отплатить.

Я свернул за угол, здесь я вчера заметил маленький продуктовый магазинчик. В лавке продавали также бутерброды с колбасой и сыром. Толкнул дверь — звякнул колокольчик. За прилавком я увидел старушку в белом халате, а помогала женщина, которая годилась ей в дочери.

— Бутерброд с сыром, пожалуйста.

— Какой сыр вы предпочитаете? Есть эмменталь, гауда, тильзитский.

— Пожалуй, тильзитский.

Дочь хозяйки стала разрезать булочку.

— Раньше, — заговорила старушка, — прямо из Тильзита привозили сыр и масло, до войны еще. Название у сыра старое, а города того нет больше.

— Ну почему же? Есть город. Называется только по-другому.

— Нет. Раз переименовали, значит, и сам город не тот уже. Камни да стены прежние, но никто из людей, которые там теперь живут, уже не называет город по-старому. Да они же и говорят по-русски. Так что совсем другой город стал. Сыр тильзитский — единственная память о старом городе, вкусный сыр, ничего не скажешь.

Дочь намазала булочку маслом, сверху положила два кусочка сыра. Передала бутерброд хозяйке, а та — мне. Дочь — ей было, по-моему, лет шестьдесят — мельком взглянула на меня, быстро и равнодушно, а старушка приветливо заулыбалась, протягивая через прилавок бутерброд.

— Булочки остались у нас? — спросила она у дочери. Та покачала головой. — Сходи, принеси десяток, нет, восьми штук хватит. Десять часов скоро, уже вряд ли кто придет за булочками к завтраку.

Дочь, как была — в белом халате, вышла на улицу, колокольчик на двери снова звякнул.

— Попить чего-нибудь не хотите?

— Да-да. Кофе у вас есть?

— Варить кофе нам не разрешается. Может, молока выпьете, а то, хотите, пахтанье есть.

— Пахтанье? Очень хорошо.