Дикие ночи - Коллар Сирил (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Теперь она вопит:
— Я подожгу эту проклятую квартиру, я буду поджигать все дома, где ты поселишься с Сэми… Черт, ведь не хочешь же ты сдохнуть на самом деле!.. Ты, скотина, мерзавец, «голубая »шлюха, ответь немедленно, иначе, клянусь, я устрою побоище!.. Берегись, иначе я возьмусь за тех, кого ты любишь. Умрешь не только ты… Я буду сеять зло повсюду вокруг тебя, умрет вся твоя семья, поэтому умоляю тебя, отвечай, отвечай, останови все это, весь этот ужас… отвечай… отвечай, ведь действую уже не я… (Конец.)
— Ты когда-нибудь слышал о дьявольском огне?.. (Конец.)
Я ужинаю с Сэми в «Панчо Вилья» на улице Роменвиль. Мы пьем мексиканское пиво, тако и мескаль. Ресторан — это комната четыре на два метра, стойка с высокими табуретами, коричневые соусы и красная фасоль на стальных тарелках. За стойкой суетится маленькая женщина с высоким голосом. Она меняет кассету в стареньком музыкальном ящике, и голос Чавелы Варгас уносит меня в города с незнакомыми названиями: Оахака, Дуранго, солнце в зените, белая пыль, кольт сорок пятого калибра под моей подушкой в номере гостиницы в Ла Пасе. Все та же вечная песня, Пиаф, Ум Кальсум, танго и фламенко; слова и звуки боли и ностальгии, вырванные из реальной жизни, чистые, завораживающие, почти священные. Страдание не означает отчаяния. Крик движет людей вперед, вдыхает в них жизненную силу.
Мы возвращаемся, и мне кажется, что все происходит само собой: жить с Сэми, ужинать с ним, ложиться спать, ласкать друг друга, заниматься любовью. Но Сэми всего двадцать, он не признает никаких правил, ничто не свято для него. Я похож на нищего — клянчу у него ночь, ласку, жажду его матовой и нежной кожи, его тела. Вечер за вечером я попадаю в ловушку, которой хотел избежать любой ценой.
Сэми говорит:
— Если ты хочешь, чтобы мы спали вместе, приходи и ложись в мою постель.
Звонит телефон, это мать Лоры, она на грани нервного срыва.
— Только ты можешь что-нибудь предпринять. Она вернулась ко мне: не спит, все время плачет, кричит, у нее рвота, она бьет посуду об стены, я так больше не могу, я ведь работаю и не могу сидеть дома целый день, чтобы следить за ней. Она говорит, ей достаточно одного твоего слова, чтобы сразу стало легче.
— У меня тоже работа, и мне надоело, что мой телефон все время занят сорока телефонными сообщениями от Лоры, каждый вечер, когда я возвращаюсь домой.
— Ну так расстаньтесь, скажи ей, что все кончено раз и навсегда! — Я слышу в ответ приглушенный крик Лоры.
— Нет, заткнись, ради Бога! — Она вырывает трубку из рук матери. — Нет, ведь ничего не кончено, скажи мне, прошу тебя!
— Я этого не говорил, это твоя мать…
Приглушенный голос ее матери:
— Да займись ты наконец каким-нибудь нормальным парнем, а не этим паршивым педиком, который позволяет грязным арабам трахать себя!
Я ору в трубку:
— Ну да, конечно, эта истеричка, конечно, считает себя нормальной, и ты тоже, да?!
Сэми встает.
— Да заткнитесь же вы оба! Я хочу спать. — И он изо всех сил шваркает дверью своей комнаты.
Я не хочу, чтобы он засыпал без меня. Поэтому соглашаюсь на предложение Лоры, лишь бы закончить наконец разговор. Завтра мы пообедаем вместе с ее матерью и постараемся спокойно все обсудить.
Лора ждет меня возле своей киношколы, в кафе на улице Федерб. Я останавливаюсь, притираюсь колесом к тротуару. Когда я открываю дверцу, Лора выходит из кафе, переходит заснеженную улицу, идет ко мне.
Сент-Антуанское предместье, Бастилия, улица Риволи… Мы не разговариваем, как будто нас уже нет; слишком много слов, город, снег, все те же жесты.
Мы встречаемся с матерью Лоры в кафе на площади Шатле. Бессмысленный спор, бесконечные фразы.
— Ты видишь, он же никогда не изменится, брось его…
— Чего я хочу? Да я люблю его таким, какой он есть, я просто хочу, чтобы он сделал над собой крошечное усилие… Ты можешь хотя бы попытаться?
Я не раскрываю рта, смотрю, как они обе разоряются. Разговор идет на повышенных тонах, Лора оскорбляет мать, та встает, бросает на стол стофранковую банкноту и уходит, сказав напоследок:
— Никогда больше не проси у меня помощи ни в чем, что будет связано с этим подонком, у меня есть дела поважнее!
Мы заказываем омерзительные, тошнотворные шоколадные пирожные. Я выпиваю две чашки кофе, и меня начинает трясти. Мы выходим, на улице серые сумерки, небо давит на череп, как стальная крышка от кастрюли, и мы не знаем, что дальше делать.
Сэми в ярости: в его жизни абсолютно ничего не происходит. Ему хотелось бы чего-нибудь особенного, он вспоминает отца, то, чем тот когда-то занимался. Я говорю ему, что он должен выбирать. Ему осточертело ездить на метро — больше часа каждый день, чтобы добраться до «Шаман Видео» в XV округе; Сэми устал от покровительственного тона своих нанимателей, эксплуатирующих его пятнадцать часов в день за гроши, он не хочет больше ужинать со мной за круглым черным столом, тупо уставившись в телевизор. Я говорю ему:
— Год назад ты раскладывал по коробкам фотографии за тысячу франков в месяц!
Время от времени Сэми встречается с Сержем, и тот не прекращает уговаривать его.
— Какого черта ты тратишь время на этот рабский труд? У тебя же все задатки звезды, если бы ты захотел, я вывел бы тебя в люди, запросто!
Я спрашиваю Сэми:
— Ты что, до сих пор «покупаешься »на обещания «голодных» старых педиков?
С видом ребенка, пойманного на месте преступления, он отвечает:
— Да нет, ладно, брось, я знаю, что ты прав.
Его виноватый вид так выводит меня из себя, что я рявкаю:
— Черт, да делай что хочешь, в конце концов, я ведь тебе не отец!
Сэми уходит. Я знаю, что он будет шляться по улице Лапп или улице Рокетт, надерется в «Зорро» мескалем до чертиков, подерется с какими-нибудь подонками, вернется весь в крови, в разодранной одежде; потом его будет долго тошнить в сортире, и он разбудит меня среди ночи, укладываясь в постель и сопя. Утром, после звонка будильника, я по десять раз повторяю ему:
— Сэми, да вставай же ты, опять опоздаешь! — Только тогда он нехотя вылезает из постели.
Я возвращаюсь домой поздно. Сэми готовит к употреблению кокаин на зеркале, пользуясь старым лезвием. У него блестят глаза: он побывал у парикмахера, который сбрил ему волосы на висках, оставив их более длинными на макушке. Он целует меня и спрашивает с кривой ухмылкой:
— Ты что, лизался с кем-нибудь на стоянке?
— Я ужинал с Бертраном.
Он приготовил две полоски: вдохнув одну из них, он протягивает мне соломинку и, пока я вдыхаю кокаин, сообщает как бы между прочим:
— Знаешь, я опять ходил к Андре… Мне даже понравилось!
Я начинаю расспрашивать его о деталях: скольких девочек он трахнул, лупил ли он опять месье Андре, но он не хочет ничего рассказывать, просто подходит ко мне сзади, прижимается, я чувствую его возбуждение.
Он подталкивает меня к моей комнате, говоря:
— Пойдем, я хочу тебя…
Я стою голый и дрожащими пальцами расстегиваю молнию на его джинсах, стягиваю трусы… потом становлюсь на колени на кровати и упираюсь ладонями в матрас, Сэми устраивается сзади, плюет на ладони и смачивает член. Последний раз мною обладал Кадер, это было два года назад, в Эль Эснаме, в развалинах разграбленного города. Я говорю Сэми:
— Надень резинку…
— У меня нет.
— Ну так возьми в ванной.
— Нет.
— Ты хоть понимаешь, что делаешь?
— Говорю тебе, я не хочу.
У меня под закрытыми веками как будто вспыхивает белый огонь. Этот малыш — чокнутый. Либо он меня действительно любит, либо «тащится» от риска, зова пустоты, бросает вызов повседневности…
Я кричу от наслаждения. Я сейчас женщина, самка. Обернувшись, я вижу полузакрытые глаза Сэми, хватаю его за плечи, потом за бедра, стараюсь притянуть его к себе как можно ближе, теснее… Мы кончаем одновременно.
