Я буду рядом - Шин Кун-Суук (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
– И все это происходило в 1905 году!
Для прогулок по улицам в компании Водопада карты города не требовались, их я оставляла дома. Позже наши прогулки по городу обрели единомышленников, и мы образовали нечто вроде клуба. На самом деле никто не предлагал создать клуб, в отличие от корейцев, задумавших в 1905 году основать рынок Кванджан. Однако после лекций все больше наших приятелей без приглашений присоединялись к Водопаду, пока однажды я не обнаружила, что иду по улице недалеко от своего дома на Тунсандон вместе с Водопадом и еще девятью людьми. Он рассказал, что на территории парка Марроньер когда-то располагался университетский городок, где ходили трамваи, стоял концертный зал, работали кафе, там студенты любили выпить чаю и послушать музыку. Я взглянула, куда он указывал, и увидела вывеску кафе под названием «Хакрим Табанг». Я много раз проходила мимо этого кафе и не знала, какое это старинное место. Для меня парк Марроньер всегда казался обычным современным местом отдыха.
Кто-то предложил Водопаду пригласить профессора Юна на прогулку к старой крепостной стене в горах, откуда открывался панорамный вид на город.
– Крепостную стену невозможно осмотреть за один день. Надо выбрать какую-то одну часть, – ответил Водопад. – Даже если взять с собой еду и провести там весь день, и то не хватит. А как насчет трехдневного путешествия? Три дня и две ночи?
Мы все так и покатились со смеху:
– Три дня и две ночи? Ничего не скажешь, интересное предложение!
– Это не так-то просто. Крепостная стена Сеула – очень красивый памятник старины. И хотя, когда вы видите ее прямо перед собой, стена не кажется длинной, но это сооружение делится на несколько частей. Придется спускаться вниз с горы, а затем подниматься наверх, и каждая часть стены длинная и извилистая. Даже трех дней и двух ночей не хватит, чтобы полностью осмотреть крепостную стену. А вам ведь хочется еще и приятно провести время.
– Водопад! Откуда тебе все это ведомо? – спросил кто-то, передразнивая старомодный стиль некоторых филологов.
– Так ведь я с младых ногтей мечтаю посвятить свою жизнь архитектуре! – в тон ему ответил Водопад.
– Но какое отношение это все имеет к архитектуре?
– Чтобы стать архитектором, человек должен иметь представление о пространстве, знать о его прошлом и настоящем. Только так можно построить его будущее.
– В таком случае тебе следует специализироваться по архитектуре.
– Я уже говорил, что провалил тест. Но как бы там ни было, я все равно когда-нибудь стану архитектором. Вот увидите! Я родился в этом городе. Это пространство я хочу улучшать, охранять и наполнять моим будущим. Если хотите увидеть стену, мы можем отправиться прямо отсюда. Пойдем? Только сначала нам надо подняться на вершину горы Нак.
Мы последовали за Водопадом к выходу из парка Марроньер и направились к горе Нак, которую я видела лишь из окна своей мансарды. Я немного запуталась, в какой стороне располагался дом моей двоюродной сестры. Кто-то громко удивился, что в городе еще существуют такие места. Пока мы шли по узким улочкам, один юноша засомневался, что эта дорога ведет к крепостной стене. Водопад объяснил: гора представляет собой цельную гранитную глыбу и своими очертаниями напоминает верблюжий горб. Я бросила взгляд на окно своей мансарды, откуда обычно смотрела на гору. Я представила себя там, внизу. Вот я поливаю карликовую пальму, завязываю шнурки перед выходом из дома, поднимаюсь на крышу поздно ночью и рисую квадраты, начинаю играть в классики – бросаю камешек и скачу на одной ноге, чтобы подтолкнуть камешек и вернуться в первый квадрат, как когда-то в детстве во дворе нашего дома.
Я все еще шла позади всех и разглядывала свою мансарду, как вдруг Мен Сё прошептал мне на ухо:
– Я люблю тебя, Чон Юн!
Пораженная его неожиданным признанием, я не могла отвести глаз от окон своей мансарды и тут же выпалила:
– Ты любишь меня так же сильно, как Миру?
Он взглянул в ту же сторону, что и я, и ответил:
– Любовь к тебе заставляет меня думать о том, где бы я хотел оказаться через десять лет.
– Но ты любишь меня так же сильно, как Миру? – Я взглянула на Миру.
Она шла рядом с Хун Тэ, по прозвищу Шар. Его так прозвали за то, что, сидя в первом ряду на лекциях по поэзии, он постоянно вертел головой, следил за взглядом профессора Юна. Юбка Миру на мгновение коснулась гранитной глыбы горы Нак, а затем снова взвилась вверх.
– Когда я был маленьким, – начал Мен Сё, – я вместе со своими старшими братьями поехал в дом родителей нашей мамы. В ту ночь братья вместе ушли из дома, и я увязался за ними. Они охотились на воробьев с одним из наших старших двоюродных братьев. Именно тогда я узнал – воробьи живут в соломенных крышах домов. Я до сих пор помню, как они дрожали от страха, когда старший брат освещал их фонариком. Я и подумать не мог, что в этих крышах прячется так много воробьев. Братья хватали их обеими руками. Один из старших братьев сумел схватить сразу пять птиц. Воробьи не шевелились в этих живых тисках. Вскоре у нас уже не хватало рук. Брат вытащил из соломы крохотного птенца и сунул мне в руки с приказом покрепче держать его. Птенец так испугался, что даже не мог махать крыльями, его парализовал ужас. Он был мягким и теплым. Я боялся, что он постарается улететь, и засунул его в карман. Я держал руку в кармане и гладил птенца, а он беспокойно метался внутри. Мне нравилось трогать кончиками пальцев его перья и горячее тельце. Тогда, наверное, я впервые касался чего-то столь юного и беззащитного. Казалось, мой маленький карман извивался от переполнявшей его жизни. Я словно держал в кармане целый мир. Не знаю, сколько мне было лет, но до сих пор помню огромную радость, переполнявшую меня тогда. И моя любовь к тебе столь же бесконечна, как и та радость.
Слова «бесконечна, как и та радость» упали в мое сердце словно капли дождя. Я провела рукой по стене и снова уставилась на цветастую юбку Миру, мелькавшую впереди.
– Ты любишь меня так же сильно, как Миру?
– Братья все еще ловили воробьев, когда двоюродный брат попросил вернуть ему птенца. И хотя я не желал отдавать ему свое сокровище, но все-таки пришлось достать извивающегося птенца из кармана. Мне хотелось еще раз взглянуть на него. Он был такой крохотный, наверное, еще и летать не научился. Двоюродный брат схватил птенца и ушел. Мне не надо было отдавать его. Когда брат вскоре вернулся, все птицы были сожжены на костре. Их косточки торчали из-под обуглившейся кожи. Я не знал, который из этих несчастных тот самый птенец, теплым комочком шевелившийся в моем кармане всего несколько мгновений назад. Я взглянул на птиц с обугленными перьями, черной кожей и расплакался, кричал, чтобы он вернул мне птенца, но было уже слишком поздно. Я продолжал кричать и требовать у него свою птичку и, должно быть, здорово разозлил брата. Он схватил самый маленький трупик и сунул мне в лицо: «Вот он». Когда я взял обуглившееся тельце птенчика, мне показалось – мир обрушился на меня всей своей тяжестью. Мягкая, теплая птичка стала холодной как лед. Впервые в жизни я касался чего-то мертвого. Моя любовь к тебе глубока, как та боль.
И снова его слова дождем оросили мою душу. Я избегала смотреть ему в глаза.
– Ты любишь меня так же сильно, как Миру?
Когда я спросила его об этом в первый раз, то всего лишь хотела пошутить, но теперь дело приняло серьезный оборот, и я чувствовала себя очень странно. Я не знала, в чем на самом деле пытаюсь убедиться.
– Как-то после переезда в город я впервые встретился со своими старыми школьными друзьями. На дворе стоял март, но почему-то шел снег. Нас было семь или восемь человек, мы встретились напротив колледжа одного из приятелей, а затем бродили по городу, переходили с места на место, не в силах расстаться, пока не взошло солнце. Тогда мы проходили через рынок Больших Южных Ворот, было довольно темно. В одной из крытых повозок с продуктами я увидел жареных воробьев. Дрожа от холода, мы решили скинуться и купить на последние деньги выпивки и закусок. И вдруг кто-то предложил купить жареных воробьев. Все пришли в восторг от этой идеи. Единственным человеком, который раньше не пробовал жареных воробьев, оказался я. Пока я мрачно разглядывал жареных птиц, наша компания шумно обсуждала, как их лучше готовить: жарить в кунжутном масле, густо посыпать крупной солью или просто запекать на костре. Затем мои приятели принялись спорить о том, как лучше добывать птиц – сетью или просто стрелять из дробовика. А один парень настаивал: лучше всего вымочить рис в вине и рассыпать там, куда прилетают воробьи, подождать некоторое время, а когда птицы опьянеют и уснут, просто собрать их. Казалось, будто весь мир разделился на тех, кто пробовал жареных воробьев, и тех, кто никогда их не ел. А тем временем торговец поставил перед нами политых кунжутным маслом и поджаренных на гриле воробьев. У них не было перьев и внутренностей, птичьи тушки выглядели абсолютно плоскими, но головы остались нетронутыми. Меня захлестнуло странное чувство. Мои приятели принялись жадно поглощать поданное кушанье. Крохотный череп птицы, лежавшей передо мной, треснул. Я не сводил с нее глаз, а приятели начали понукать меня, заставляли попробовать воробья. «Что? Ты не хочешь есть вместе с нами?» – говорили они. Настроение в компании резко изменилось, когда они принялись ругать меня. Глаза юношей, жадно поедающих жареных воробьев, пристально смотрели на меня. Казалось, они решали, долго ли я продержусь. И вот, посреди шумной улицы, заметаемой густым снегопадом, я взял в руки воробья с треснувшим черепом. Не знаю, что заставило меня это сделать. Наверное, можно было этого избежать, но я впился зубами в его крохотную голову. Звук хрустнувших на зубах костей бездонным эхом отчаяния отозвался во мне… Моя любовь к тебе столь же бездонна, как и то отчаяние.
