Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему з - Панюшкин Валерий Валерьевич
А я вот думаю, что ради своих 100 тысяч долларов в год эти люди готовы пожертвовать демократией и даже готовы пожертвовать защищенностью.
Ходорковский далее говорит: «Я считаю, что наша правоохранительная система, создавая ощущение неуверенности и незащищенности у молодежи и предпринимателей, наносит огромный ущерб нашей стране. Государственная идеология, которая господствует в нашей правоохранительной системе, приводит к тому, что люди уезжают.
Вы легко можете посчитать, сколько, собственно говоря, такой человек за всю жизнь мог бы заработать.
И сколько страна могла бы заработать, если бы этот человек работал здесь. Так вот: если уезжает двадцатипятилетний человек у нас из страны, потому что ему нахамил гаишник или положил носом в пол налоговый полицейский, страна потеряла 3 миллиона долларов. Сразу. Выкинули. 100 тысяч таких людей уезжает из России каждый год».
Элита уезжает, а на демонстрацию к Соловецкому камню против приговора Ходорковскому, против судебного произвола, за демократию и справедливость выходят те, кому некуда уезжать, кому никто ни в Америке, ни в Европе не предлагает 100 тысяч долларов в год. Люди, которые не стоят денег. Просто люди. И я считаю, что, задумывая свою «Открытую Россию», Ходорковский забыл о них, а они его простили и теперь стоят за него в пикетах.
Сейчас, когда от компании ЮКОС остались в основном долги, Ирина Ясина, журналистка, возглавляющая несколько проектов в благотворительной организации «Открытая Россия», устроенной Ходорковским, чтоб финансировать образование, говорит: — У него не было поначалу никаких особых гуманитарных соображений. Он просто посчитал деньги. Он сделал правильные выводы из дефолта и истории с Дартом, когда его «чморили» в западной прессе.
Ясина продолжает: — Он просто решил, что выгодно сделать открытую и прозрачную компанию. Сделал, и капитализация компании стала расти. А потом в конце 2000 года он просто решил, что выгодно общество тоже сделать открытым, как компанию.
Все в той же лекции начала двухтысячных годов читаем у Ходорковского: «Когда говоришь с моими сверстниками или людьми чуть старше, синонимом правильного часто является слово „Государственное“. „Государственная позиция“, „Государственный подход“, „Интересы государства“».
На самом деле в такой логике причины перепутаны со следствием.
Государство было создано людьми, для того чтобы служить интересам людей.
И когда мы с вами говорим, что мы должны служить интересам государства, получается, что мы должны служить некому идолу, которого сами себе и создали.
На самом деле все наоборот.
Человек должен служить: во-первых, самому себе, своей семье, во-вторых, обществу.
А государство должно служить человеку.
И вот для того чтобы эти ценности стали естественны для молодежи, надо проделать много работы, и собственно этой работой мы и занимаемся в рамках «Открытой России».
Рублевское шоссе. Жуковка.
Мимо нас по шоссе едут люди, которые служат в первую очередь себе.
Вряд ли они едут на пикет против судебного произвола.
Вряд ли они не боятся государства, которое сами же и создали.
Передайте, Антон, Ходорковскому, что человек становится независимым не потому, что ему созданы для независимости условия, а вопреки отсутствию условий для независимости.
Я искренне полагаю, что созданная Ходорковским общественная организация «Открытая Россия» на каком-то этапе вышла у Ходорковского из-под контроля.
Более того, я думаю «Открытая Россия» влияла на самого Ходорковского сильнее, чем Ходорковский влиял на «Открытую Россию» или посредством «Открытой России» — на страну.
Сам я из всех проектов, финансировавшихся «Открытой Россией», участвовал только в одном: время от времени я преподавал в школе журналистики «Интерньюс».
Одна из руководительниц этой школы обозреватель радио «Свобода» Анна Качкаева рассказывает, будто сотрудничество школы «Интерньюс» с Ходорковским началось с того, что школа «Интерньюс» отказалась взять у Ходорковского деньги.
То есть это такой весьма распространенный способ просить деньги, когда пишешь заявку на грант, но сам же и ставишь условия грантодателю.
— Так вам надо денег или не надо? — недоумевал Ходорковский.
— Мы учим региональных журналистов, у нас хорошие связи с региональными телеканалами, и рано или поздно ЮКОСу понадобится использовать наши связи в каких-нибудь своих корпоративных целях.
Качкаева говорит, что Ходорковский тогда поклялся не использовать «Интерньюс» в корпоративных целях ЮКОСа.
Дал школе денег, а спустя два года на собрании «Открытой России» подошел к Качкаевой и сказал: — Ну что? За два года хоть раз мы использовали вас в своих шкурных интересах? — Не использовали ни разу.
Молодцы, — признала Качкаева.
Мы разговариваем в школе «Интерньюс» на офисной кухне.
Кофе из пластиковых стаканчиков.
На стене — портрет Ходорковского.
В бухгалтерии ищет нарушения вечная налоговая проверка.
Когда Ходорковский был на свободе, портрета здесь не висело, налоговых проверок не бывало.
Двадцать шестого июня 2005 года Качкаева ездила к родителям Ходорковского отмечать день рождения их заключенного сына.
Пока Ходорковский был на свободе — не ездила, в отличие от элиты, зарабатывающей больше 100 тысяч долларов в год: те ездили до ареста, а сейчас перестали.
В школе «Интерньюс» учат региональных журналистов.
Из местных телекомпаний, которые в силу своей непрофессиональности не могут конкурировать с центральными телекомпаниями, в Москву присылают молодых репортеров, и здесь в Москве раньше на деньги Ходорковского учили, а теперь на гранты учат их брать интервью, ставят им дикцию и голос, учат монтировать.
Телеведущая Максимовская рассказывает, как верстать новостную программу.
Главный редактор радио «Эхо Москвы» Венедиктов рассказывает, что не для того нужен главный редактор, чтоб транслировать журналистам распоряжения владельца и властей, а для того, чтоб ограждать журналистов от этих распоряжений. Политолог Сатаров рассказывает, как порядок и вертикаль власти мешают свободному выражению всего спектра мнений, существующих в обществе, и, следовательно, лишают власть легитимности. Телеведущий Познер перебивает студентку, которая кричит: — Я ненавижу Запад… (Мы снова в кольце врагов? Мы снова сдерживаем их силой оружия, как Ходорковский, когда был комсомольцем, то есть, по его же признанию, дураком, см. главу 2. — В. П.)
— Подождите, милочка, — говорит Познер. — За что ж вы ненавидите Запад? Да бывали ли вы на Западе?
— Не бывала. Но они бомбят Ирак и вообще лезут не в свои дела по всему миру.
— Да знаете ли вы, милочка, что в Британии и Америке против войны в Ираке миллионные демонстрации были, каких ни разу в России не было против войны в Чечне? Знаете ли вы, что Джон Керри в Америке баллотировался на пост президента с требованием прекратить войну в Ираке, и его поддержала почти половина страны, тогда как Владимир Путин, наоборот, поддержал Джорджа Буша?
Вот такие там веселые занятия. А я читаю короткую лекцию о технике репортажа. У меня в классе человек пятнадцать. Ни они, ни я не зарабатываем и никогда не будем зарабатывать 100 тысяч долларов в год. И половины-то не зарабатываем. И, кажется, вообще делаем не совсем то, что замышлял Ходорковский, организовывая «Открытую Россию». Перед началом лекции я спрашиваю: откуда они, как их зовут, зачем они работают журналистами, и существует ли правда.
И вот девушка из маленького города. Она работает журналисткой, потому что ей нравится, что ее показывают по телевизору. А телеканал их принадлежит местному металлургическому комбинату. А правды не существует, правда — настолько субъективная вещь, что вот, например, говорит девушка, директору владеющего их телеканалом металлургического комбината нравится хоккей, поэтому в спортивных новостях их телеканал не рассказывает ни про какие виды спорта, кроме хоккея.
— Даже футбола не существует у нас, — смеется девушка. — А вы спрашиваете, существует ли правда.
