Заметки с выставки (ЛП) - Гейл Патрик (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Он встречался с другими?
— О да. Довольно долго говорил с ними обоими, и было заметно, что впечатления они на него не произвели. Вам будет с ним гораздо проще. Давайте поднимемся наверх?
Находила ли она какое-то злорадное удовольствие во всем этом? Какое-то мрачное развлечение в тщетном порыве ее сводных братьев к содержательному контакту с отцом, отсутствующим и не заслуживающим доверия? Кот со злобным урчанием спрыгнул со стула и проследовал наверх перед ними. Пока они поднимались мимо тусклых офортов, которые Гарфилд едва мог разглядеть в полумраке, звуки телевизора становились ближе. После могильного холода внизу в комнате Саймона Шепарда было душно. Качающийся тепловентилятор конкурировал с обогревателем от Вестерна. Старик в инвалидном кресле спал, голова его упала в одну сторону. У него были густые, седые волосы и более резко очерченная версия лица Гарфилда. Настала очередь Гарфилда выругаться себе под нос.
Ниоба перевела взгляд с одного на другого.
— Жуткое зрелище, правда? — сказала она. — Прямо как в последней сцене этого дурацкого фильма Кубрика. Еще чуть-чуть, и он перейдет в зародышевую стадию. Папа? Па!
Она энергично тряхнула отца.
— Еще и глухой к тому же, — объяснила она Гарфилду. — Сядь. Ну, пожалуйста.
Она приглушила громкость в телевизоре. Ее отец, их отец огляделся, моргая неспешно, точно сова.
— Па, это Гарфилд Миддлтон. Его ныне покойная мать была еще одной из твоих подружек.
На пару мгновений Саймон Шепард, казалось, сосредоточился на Гарфилде, и потом пробормотал что-то невнятное.
— Извините, — сказала она. — Я забыла имя Вашей матери.
— Рейчел Келли, — сказал Гарфилд.
— Художница?
— Да. Я думал, что сказал Вам.
— Господи. Да он должен был жениться на ней и хотя бы так заработать какие-то деньги. Вот дурак. Рейчел Келли, Па! художник-абстракционист! Знаешь? Корнуолл! Патрик Херон!
Он издал еще один булькающий звук и теперь посмотрел на Гарфилда вполне определенно.
— Ах, — вздохнула она. — Ну вот, теперь дошло. Он страстно ненавидит абстрактное искусство. Я оставлю вас двоих познакомиться поближе.
— Да, но…
Гарфилд собирался попросить ее остаться и переводить, но она была слишком деловитой.
— Вам нельзя оставаться долго, — предупредила она. — Объем концентрации у него с комариный нос, возможно, он уснет очень скоро. Я буду в кухне.
Она оставила их наедине с котом, который прыгнул к старику на колени, где, казалось, вдвое увеличился в размере и стал практически доставать ему до подбородка. Гарфилду стало интересно, где такая худенькая женщина, выглядящая оторванной от жизни, берет силы укладывать отца в кровать и помогать ему подниматься из кровати и ванной. Но теперь он увидел, что старик был еще более хрупким, чем она, так, одна оболочка. Над кроватью имелось приспособление типа лебедки, и, предположительно, аналогичная штуковина была и в ванной.
Старик все еще смотрел на него, рефлекторно поглаживая кота.
— Здравствуйте, — сказал Гарфилд. — Моя мать умерла пару месяцев тому назад. Она оставила мне письмо, в котором объяснила, что Вы мой отец, в противном случае я бы так никогда и не узнал…
Он услышал, как его объяснение затихло по-дурацки. Смутившись, он оглядел комнату.
Покраска и ковер обветшали, как и все остальное, но были там и по-настоящему красивые вещи; маленький портрет молодой женщины фламандской школы висел над камином, а позади дивана в золоченой раме был пейзаж, выглядевший французской живописью и изображавший аллею тополей. Они плохо сочетались между собой, но, возможно, представляли единственную ценность, которую отцу и дочери еще не пришлось продать. Он надеялся, что, по крайней мере, одна из этих картин уцелеет и останется Ниобе. За время их краткого, странного интервью он начал чувствовать к ней симпатию. Он бросил взгляд на телевизор.
— «Искатели»[22]? — спросил он. — Я тоже люблю вестерны. Форд здесь почти как художник, так? То, как он заставляет своего оператора извлекать красоту из этих пейзажей? Он их создает и заставляет нас смотреть.
По-прежнему неподвижный взгляд.
— Интересно, Вы когда-нибудь видели хоть какую-нибудь картину моей матери? Рейчел Келли? Она уже рисовала, когда Вы… были с ней знакомы? Они были удивительны. Она несколько утратила свою манеру после моего… Более ранние работы, времен семидесятых, думаю, еще смогут постоять за себя какое-то время. Я живу в Фалмуте, — добавил он. — Со своей женой Элизабет. Лиззи. Она учит игре на скрипке, а я чиню скрипки. Ну, любой струнный инструмент. В прошлом году мне пришлось восстанавливать контрабас после того, как кто-то пробил его ногой насквозь. Вот это была серьезная задачка! Обычно я такого не делаю. Я работал юристом. В Лондоне. Но так часто мои клиенты оказывались жуликами и… Моя жена… Как-то все это было нехорошо и потом я помогал в скрипичной мастерской ее отца, он учил меня, перед тем как умер, все это как-то само собой случилось. Я прочитал Вашу последнюю книгу. Ну, я очень старался. Но не совсем моя область.
Он замолчал. Все было бессмысленно. Выражение лица Саймона Шепарда изменилось так незначительно, что Гарфилд спросил себя, а не заснул ли он на самом деле снова, просто с открытыми глазами. Он представил себе, как повел бы себя Энтони в таких обстоятельствах, и, сделав усилие, продолжал сидеть в дружеском молчании. У одной стены стоял книжный шкаф в половину человеческого роста со стеклянными дверцами, на нем теснились фотографии в серебряных рамках. Даже на таком расстоянии, в рассеянном свете от торшера в нескольких футах от него, он мог различить свадебную фотографию стереотипного формата и студийный портрет матери с ребенком. Был там и портрет человека в военной форме.
— Можно посмотреть? — спросил он после секундного колебания и направился к шкафу взять фотографию.
— Это Вы?
Конечно, это был он. Но человека на фото вполне можно было принять за него самого, только моложе, в маскарадном костюме и с чрезвычайно дешевой и дикой стрижкой. Молодой человек улыбался. Неужто — задавался вопросом Гарфилд — именно эта улыбка соблазнила Рейчел? Или она соблазнила его?
Невозможно себе это представить. Она всегда была такой необузданной, восторженной и азартной. И такой сумасшедшей. Однако, все в этом доме, в книге, которую он пытался читать, в безрадостно покорной дочери внизу, говорило о благоразумии, сдержанности и замкнутости, другими словами — об антитезах страстной жизни. Молодой человек на фотографии был достаточно красив, но трудно было увидеть в нем серийного соблазнителя. Возможно, он был просто пассивным манипулятором, демонстрировавшим маску беспомощности так искусно, что женщины не могли не откликнуться. Он интуитивно подумал о Лиззи и ее неистовом желании завести ребенка. Возможно, Рейчел и другие на десятилетия опередили свое время хладнокровной оценкой Саймона Шепарда, как идеального донора, не замечающего происходящее, а ведь при этом скулы его были почти так же высоки, как его IQ.
У него в кармане задрожал мобильник. Извинившись, он взял трубку и увидел, что там просто смска от Лиззи «Ну? Лиззи, целую».
Ему в голову пришла мысль. Он возьмет снимок, чтобы показать ей и тому ребенку, который, в конце концов, может у них появиться.
— Вы не возражаете, если я Вас сфотографирую? — спросил он. — Показать жене?
Саймон Шепард уставился в телевизор, возможно, сбитый с толку тем, что пропал звук. Гарфилд навел видоискатель своего мобильника на него и на исполинского кота, переставил торшер так, чтобы он лучше их освещал, и затем сделал фото.
Камера мобильника еле слышно щелкнула, воспроизведя звук старомодного затвора фотоаппарата и перемотки пленки — звуки, столь же бесцельно ностальгические, как и фальшивое тиканье часов, добавленное в некоторые модели часов электрических. Звук действительно был совсем не громким, гораздо тише мурлыканья кошки, но, видимо, старик услышал его и разгневался. А, возможно, он действительно спал с открытыми глазами и всегда просыпался в отвратительном настроении. Какой бы ни была причина, он внезапно сел прямо, сосредоточенный и рассерженный. Он закричал какую-то невнятицу и замахал на Гарфилда руками. Кот взвыл, прыгнул с колен и, шипя, побежал из комнаты.
