После дождика в четверг - Орлов Владимир Викторович (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Ермакова уложили? – спросил Терехов.
– Уложили.
– По всей трассе наводнение?
– Да. И в Кошурникове, и у Будкова. Вот только в Курагине и в Минусинске потише.
– Им легче прожить. А у нас с мостом ерунда.
– Мне еще нужно на тот берег. Чего вам только не насобирали. Даже свечек – целый пуд.
– Ну съезди. Захвати вон ту лодку. Верни ее мужику. Скажи, что заплатим.
Они стояли рядом, Терехову очень хотелось обнять Севку или хотя бы потрепать его по плечу, но они стояли как чужие, прятали свое волнение и радость, курили деловито и говорили деловито, словно бы расстались час назад, словно бы не соскучились друг по другу. «Ничего, – думал Терехов, – вот выберется свободная минутка, вот тогда и поговорим…» Но он чувствовал, что Севка по всяким мелким приметам, как по шумам мотора своего трелевочного, догадывается о его, Терехова, скверном настроении и понимает, что Терехов чувствует это, и не разубеждает его, а потому обоим было неловко и неприятно.
– Да, – спросил Севка, – значит, без перемен?
– Что без перемен? – не понял Терехов.
– Ну все… – Севка сказал это неуверенно, и в голосе его Терехов уловил смущение, и тогда он понял смысл Севкиного вопроса.
– Все без перемен, – подтвердил Терехов, и никто вокруг не понял, что слова эти означали: «Ничего с твоей Арсеньевой не произошло», только Севка обошелся без переводчика.
«Ничего с твоей Арсеньевой не произошло», – сказал Терехов и тут же вспомнил, как глядела она на Чеглинцева и как лежали шершавые коричневые лапы Чеглинцева на ее детских карандашных пальцах.
«Надо будет сказать ему, намекнуть ему, – подумал Терехов, – чтобы не прошляпил… как-нибудь…»
– Я поплыву, – сказал Севка. – Лодка в тех кустах?
С минуту Терехов, как и все, стоял и смотрел рассеянно в спину трелевочного. Трактор съезжал к Сейбе нехотя, надоело ему испытывать свою железную судьбу.
– Идем в поселок, – сказал парням Терехов.
В столовой был иной мир, теплый и благополучный, зеленоватые лебеди все плыли к розовым кувшинкам, и чубатый машинист все пускал дым из важной коричневой трубки. Ели с устатку да шницели нахваливали, а на добрых печках шипели, жарились, исходили паром ватники, брюки, майки и портянки. Как в киношный день, когда крутили в столовой на белой простыне «Сорок первый» и «Железную маску», все поселочные пришли в длинный голубоватый зал, в местный парламент и местный увеселительный дворец. Подсели к Терехову бригадиры, механики, мотористы, и Терехов, отпивая по глотку горячий кофе, говорил негромко, но его слышали все. Краснолицый мальчишка, напившийся сосновского молока из бидона прораба Ермакова, попискивал на руках матеря, Гали Воротниковой.
Терехов говорил о мосте, о том, что камушки из него вымывает, говорил и о советах Ермакова забить ряжи бутом. Все были расстроены, Терехов это чувствовал и, помолчав, сказал, что медлить нечего, у всех будет одно дело. Стали обсуждать, говорили громко, высказывали предположения, толковые и безрассудные, наконец сошлись на том, что надо спешить. Тут же и распределили заботы, бригада Уфимцева взялась ставить теплушку у Сейбы, воротниковцы должны были снять у моста бревенчатый скальп и открыть ряжи, Чеглинцеву поручили искать и возить камень, все остальные поступали в подсобные рабочие.
– На складе лежат плащи и резиновые сапоги, – сказал Терехов, – кто гол и бос, имеет шанс стать богатым. Сапоги есть и охотничьи, болотные.
13
Пеньковый канат Севка привязал к кривому столбику перил. Канат висел над водой и цеплялся за отмытый и нежный осиновый ствол. По насыпи, держась за канат, двигались к мосту брезентовые мужики с пилами, ломами и топорами на плечах. Бутовый камень, собранный у столовой, Чеглинцев хотел было сбросить у самого начала насыпи, но потом представил, как будут таскать его к мосту, и решил погнать свой самосвал дальше. Севка следил за ним снизу, из кабины трелевочного, и был готов поспешить с трактором на помощь, но самосвал продвигался метр за метром, не останавливался и не падал в воду, а Терехов стоял на мосту и командовал спокойно:
– Давай, давай, так, так… прямо, прямо…
Потом Чеглинцев уехал искать бут, сваленный где-то на дороге к Трольской сопке. А плотники не спеша делали свое, снимали перильца, обтертые и поцарапанные, выдирали из настила черные скобы и костыли и освобождали бревно за бревном. Севкин трелевочный приволок сверху столбы и доски для сарая, ямы для стоек были уже выкопаны, глиняные отвалы рыжими лисичьими пятнами капнули на серую холстину. Терехов вылез из ямы, воткнул лопату в пластилиновую землю и посмотрел на мост. Жестяные фигурки двигались над рекой, как в аттракционе водяной пантомимы. Вид их Терехова развеселил, он представил, как сам три часа назад разгуливал по сейбинскому стрежню.
Уфимцев, главный на сарае, опустил столб в яму, смазав при этом Терехова по плечу, выругался, а Терехов сказал ему:
– Слушай, я пойду на мост.
Уфимцев поморщился, словно желание Терехова показалось ему безрассудным и несерьезным, но промолчал, и Терехов отправился к мосту.
– Эй, Терехов, – крикнули ему, – иди сюда. Мы открыли.
Крикнули с третьего ряжа. Терехов выпрямился и по бревнам, балансируя руками, прошел к деревянному колодцу с проточной водой. Вода, вертевшаяся в срубе, была еще мутней, чем на свободе, и Терехов удивился тому, что она не доходит до верхних бревен.
– Дайте-ка лом, – сказал Терехов. – Нет, подлиннее.
Судя по чертежам и докладным, глыбины бута должны были заполнять ряж до самого верха, но они не заполняли, а доходили до пятого бревна, и ничего хорошего в этом не было. Тереховский лом уперся в твердое, а потом, соскользнув с кривого бока камня, провалился вниз, прошуршал чем-то под водой, и Терехов с трудом удержал его. Словно поварешкой, поводил Терехов ломом, помешал густую баланду из гальки и гравия, все пытался отыскать большие камни, углы обшарил, ничего не нашел и тогда рванул со злостью ломом. Звякнул металл, выныривая из воды, задел тяжелое и твердое.
– Так, – сказал Терехов, – один гравий. Сверху только…
Терехов с досадой бросил лом, опустился на колени и, перегнувшись, вытащил из воды один из больших камней. Отмытая клыкастая булыжина оказалась в его руках, крапины слюды тускло поблескивали на красноватых боках. Терехов выпустил камень, и он лег на свое неспокойное место, обдав брызгами лицо и руки Терехова. Терехов был мрачен, и дурные предчувствия одолевали его.
Парни ломом прощупывали нутро сруба, по очереди, словно каждому из них просто необходимо было проверить открытие Терехова. «Гравий, точно гравий, гравий и вода…» А потом и в других четырех ряжах лом месил ледяную сейбинскую баланду из мелких камушков. «Засыпем их бутом, сейчас все сделаем», – сказали Терехову парни. Терехов кивнул, они-то были спокойны, они-то не знали, что в будковских бумагах ряжи уже давно были засыпаны бутом.
Терехов побрел по насыпи, голову опустив, и вода булькала у него под сапогами. Среди мужиков, ставивших сарай, он увидел вдруг Испольнова и Соломина и удивился тому, что они здесь. Появление Чеглинцева было, на его взгляд, естественным, а эти двое могли бы посидеть и дома. Но они работали, и уже, наверное, давно, не замеченные им.
– Вкалываете? – спросил Терехов.
– А-а! – махнул рукой Испольнов. – Везет нам! Снова тут сидеть! Если бы до наводнения…
– Сейчас бы в Абакане были, – представил Соломин.
– Платить вам не будем, – сказал Терехов. – Уволились, и привет. Сюда вас никто не звал.
– А мы просто так, – заулыбался Соломин.
– Неужели ж мы дома могли сидеть, раз такое дело! Что ж мы, скоты, что ли? – возмутился Испольнов. А потом добавил: – Может, и заплатите…
Терехов постоял, помолчал и сказал, обращаясь в мировое пространство:
– А в ряжах-то – один гравий.
– Один гравий и есть, – подтвердил Испольнов. – А сверху большие камни.
