Белый Тигр - Адига Аравинд (чтение книг .txt) 📗
Наверх я тащился точно приговоренный к смерти на виселицу. Ступенька, еще ступенька, вестибюль, лифт... Вот и тринадцатый этаж.
Дверь открыл Мангуст. Ни тени улыбки на губах, лицо непроницаемое.
— Сколько можно тебя ждать? Отец приехал. Хочет поговорить с тобой.
Сердце у меня забилось. Так Аист здесь? Вот кто спасет меня! Уж от него будет больше проку, чем от двух его сыновей. Он — хозяин старой закваски и сумеет защитить слугу.
Аист развалился на диване, вытянув бледные ноги. Завидев меня, он заулыбался, и я подумал: «Это он потому, что спас меня!»
Оказалось, ничего подобного. Будет он забивать себе голову всякой чепухой вроде моей судьбы. Есть вещи поважнее. Вот, например:
— А-а-а, Балрам. Разотри-ка мне хорошенько ноги. Дорога такая долгая. На поезде пришлось ехать.
Руки у меня ходили ходуном, я слишком сильно пустил горячую воду и забрызгал собственные ноги. Они тоже тряслись — только сейчас заметил, — прямо колени подгибались. И струйка мочи стекала по ляжке.
Я глубоко вдохнул, изобразил радостную улыбку и с тазиком в руках приблизился к Аисту.
— Позвольте ваши ноги, сэр.
— О, — только и сказал он, закрыл глаза и сладко застонал. И чем блаженнее он стонал, тем пуще я старался. Теперь у меня тряслось все тело и сама собою качалась голова.
Мангуст и мистер Ашок сидели у телеэкрана и резались в какую-то компьютерную игру.
Дверь в спальню распахнулась, и на пороге показалась Пинки-мадам. Ненакрашенная, под глазами синяки, лоб весь в морщинах.
Увидев меня, Пинки-мадам оживилась.
— А шофера вы поставили в известность? —спрашивает.
Аист промолчал. Мангуст и мистер Ашок не отрывались от экрана.
— Никто так ничего ему и не сказал? Ну что за блядство! Его же посадить собирались!
— Надо ему сказать, — отреагировал мистер Ашок, а Мангуст бровью не повел.
— Ладно, — процедил он наконец. Мистер Ашок повернулся ко мне:
— У нас есть свой человек в полиции, и он передал, что свидетелей нет. Так что, Балрам, твоя помощь не понадобилась.
У меня гора с плеч свалилась. Тазик под руками вдруг сильно накренился, вода пролилась. Я засуетился. Аист открыл глаза, тюкнул меня по башке и вновь зажмурился.
Пинки-мадам бросилась в свою комнату и захлопнула за собой дверь. (Кто бы мог подумать, господин Цзябао, что изо всей семьи только у нее, у дамочки в короткой юбчонке, пробудится совесть?)
Аист заморгал и проводил ее тяжелым взглядом.
— Совсем рехнулась эта женщина. Хочет разыскать родственников девочки и заплатить им. Чистое безумие. Можно подумать, мы все здесь убийцы.
Он сурово поглядел на мистера Ашока:
— Жену надо держать в узде, сынок. Как мы в деревне.
Опять шлепнул меня по голове:
— Вода остыла.
Еще целых три дня я растирал ему ноги. Однажды утром у Аиста заболел живот, и Мангуст велел отвезти отца в «Макс» — одну из самых знаменитых в Дели частных больниц. Со своего места за рулем я смотрел, как Мангуст и старик входят в сверкающую стеклянную дверь. Туда-сюда сновали доктора в белых халатах. В вестибюле была чистота словно в пятизвездочной гостинице.
Назавтра я отвез Аиста с Мангустом на вокзал. Купил хозяевам лакомств в дорогу, проводил до вагона, подождал, пока поезд тронется, вернулся домой, помыл машину. А потом отправился в ближайший храм Ханумана и вознес благодарственную молитву.
Смертельно усталый, забрался под свой накомарник и провалился в сон.
Проснулся от того, что кто-то в моей комнате зажигал и гасил свет.
Это была Пинки-мадам.
— Собирайся. Отвезешь меня.
— Да, мадам. — Я протер глаза. — Который час?
Она прижала палец к губам.
Я встал, натянул рубашку, сел за руль, подогнал машину к подъезду. В руке хозяйка держала чемодан.
— Куда? — спросил я. Было два часа ночи. Она сказала.
— А сэр?
— Езжай давай.
Я отвез ее в аэропорт. Больше вопросов не задавал. Когда мы прибыли на место, она сунула мне бурый конверт, хлопнула дверью и была такова.
Вот так, Ваше Превосходительство, распался брак моего хозяина.
У других шоферов есть свои приемчики, как продлить хозяевам семейное счастье. Один мне рассказывал, мол, когда ругаются, еду быстро, чтоб поскорее добраться до дома, а когда нежничают, сбавляю скорость. Если орут друг на друга, спрашиваю о какой-нибудь чепухе, если целуются, включаю музыку.
Меня немного мучает совесть, ведь они разошлись, когда я работал у них.
Наутро мистер Ашок вызвал меня в квартиру. Стучу, он хватает меня за ворот и втаскивает в гостиную.
— Почему ты не сказал мне, что она собралась уехать? — Да так вцепился, чуть не задушил. — Почему сразу не разбудил меня?
— Сэр, она сказала... сказала...
Он притиснул меня к балконной решетке, мое тело нависло над пропастью, еще чуть-чуть, и я бы полетел вниз. В ужасе я сжался и толкнул его ногами в грудь — он отлетел к сдвижной балконной двери. Оба мы задыхались.
— Сэр, я не виноват перед вами! — закричал я. — Слыхом не слыхивал, чтобы женщина всерьез бросила мужа! Разве что по телевизору, но чтобы в реальной жизни? Я выполнял, что она велела, вот и все!
На балкон села ворона и каркнула. Мы уставились на нее.
Приступ ярости у хозяина миновал. Он закрыл лицо руками и зарыдал.
Я бросился вниз, к себе. Сел на кровать и застыл. Досчитал до десяти, убедился, что хозяин за мной не погнался, вытащил из-под кровати бурый конверт и открыл.
Он был набит сотенными банкнотами.
47 бумажек.
4700 рупий.
Я бросил конверт обратно под кровать: кто-то приближался к моей одиночке.
Вошел Меченый, и с ним еще три шофера.
— Выкладывай, Мышонок.
Незваные гости расположились вокруг меня.
— Что выкладывать-то?
— Швейцар проболтался. Шило в мешке не утаишь, Мышонок. Ты ночью уехал куда-то с женщиной, а вернулся один. Она его бросила, да?
— Не понимаю, о чем ты.
— Не темни, Мышонок. У них были нелады, мы в курсе. И ты увозишь ее куда-то ночью. В аэропорт? Она улетела, ведь так? В наше время в какого богатого ни плюнь — расходится с женой. Уж эти мне богачи... — Он покачал головой, презрительно скривил губы, обнажив красные, гнилые, изъеденные пааном десны. — Бог, брак, семья — для них пустой звук.
— Она просто решила подышать свежим воздухом. Прошвырнулись, и я привез ее обратно. Твой швейцар пусть глаза протрет.
— Хранишь тайну, Мышонок. Верный слуга. Таких уж больше нет.
Я прождал все утро — звонок молчал. Я поднялся на тринадцатый этаж и позвонил. Открыл дверь он, глаза красные.
— Что такое?
— Ничего, сэр. Я пришел... чтобы приготовить вам обед.
— В этом нет нужды, — говорит. (Я-то думал, извинится, — ничего подобного.)
— Сэр, вам надо есть. Голодать вредно для здоровья... Прошу вас, сэр.
Он вздохнул и впустил меня.
— Теперь, когда жена сбежала, кто ж о нем позаботится, кроме меня? Это мой долг. Накормить, уложить в постель, проследить, чтоб не похудел.
Я приготовил обед. Подал. Вымыл посуду. С чистой совестью отправился вниз и принялся ждать.
Звонок молчал.
Часов в восемь я опять вызвал лифт. Прислонил ухо к двери квартиры. Прислушался. Тишина. Ни звука.
Я позвонил. Никакого ответа. Я знал, он там. Кому, как не шоферу, знать, где хозяин? Куда он, туда и я.
Дверь была не заперта. Я вошел.
Он лежал с закрытыми глазами на диване под фотографией двух шпицев, на столике красного дерева подле дивана — бутылка.
Я понюхал горлышко. Виски. Чуть на донышке. Я поднес бутылку к губам и допил остатки.
— Сэр, — сказал я.
Ноль внимания. Я принялся его трясти. Отвесил пощечину. Он почмокал, провел языком по губам. Я еще раз шлепнул его по щеке. Хотя он и так уже почти проснулся.
Слуги — они такие, господин Цзябао. Есть у них свои невинные развлечения. Отхлестать бесчувственного хозяина по щекам. Потоптать ногами подушки. Помочиться в горшки с комнатными растениями. Отлупить домашнюю собачку. Что-нибудь в этом духе.
