Сад теней - Эндрюс Вирджиния (читать книги регистрация .txt) 📗

Не прошло и нескольких месяцев, как пробил их час, и дьявольские силы принесли с собой такие бедствия и напасти в холодные, пустые покои Фоксворт Холла, которых я не могла и представить себе.

ДНИ, ОКРАШЕННЫЕ В ЧЕРНЫЙ ЦВЕТ

Проходили месяцы, один за другим, одинаково безликие, наполненные напряженностью в отношениях Малькольма и Алисии. Его воинственность проявлялась в резких, порой язвительных замечаниях, и в том, как он игнорировал ее. Его многое раздражало, особенно, любовь маленького Мала к музыке. Однажды он вернулся домой рано и застал Мала за пианино, рядом сидела Алисия и объясняла мальчику гаммы. Я тамбуром вышивала свитер для Джоэля и восхищалась тем, как быстро и безошибочно Мал подбирал ноты. Без сомнения, с такими способностями он обещал вырасти, при правильном подходе разумеется, в настоящего музыканта.

Услышав звуки пианино, Малькольм быстро прошел в гостиную, в глазах его горела ярость. Я оторвалась от своего рукоделия, когда он прошагал мимо. Он с грохотом опустил крышку пианино и чуть не раздавил пальчики бедного Мала тяжелой крышкой. Наверное, он так хотел раз и навсегда покончить с обучением маленького Мала музыке. Алисия судорожно глотала воздух и обнимала Мала, в то же время они оба испуганно смотрели на возвышавшегося Малькольма снизу вверх.

— Разве я не запретил потакать этим музыкальным капризам?

— Малькольм, послушай, малыш действительно талантлив. Он — чудо. Посмотри, что он умеет делать в столь юном возрасте. Давай покажем ему, — умоляла малыша Алисия.

— Мне наплевать, что он умеет изображать на пианино. Разве это поможет ему разбираться в бизнесе? Сможет ли он пойти по моим стопам? Вы превращаете его в изнеженного слюнтяя. Дай ему слезть со стула, — приказал муж, но Алисия не отпускала малыша.

— Мал, слезай, — потребовал отец.

— Пожалуйста, не надо, Малькольм, — закричала им вслед Алисия.

— Позаботься о собственном отпрыске, — произнес он, выплевывая сквозь зубы слова, — а моих детей предоставь мне.

Алисия закрыла лицо руками и вновь устремила свой взор на меня. Джоэл подбежал к моему креслу и обхватил руками мою ногу.

— Как ты допускаешь подобное поведение мужа?

— Я не могу запретить ему воспитывать собственных детей.

— Но ты же мать, и ты имеешь право на собственное слово, разве не так?

— Ты пытаешься вбить клин между моим мужем и мною? — ответила я.

Я знала, что она вовсе не думала так, но хотела дать ей понять, что лично я верю в это.

— Конечно нет, Оливия. О, дорогая, — сказала она, — я чувствую себя виноватой. Я невольно потворствовала ему, и ты это позволяла, — добавила она, словно только что осознала это. — Я не знала, что все так сложится. Малькольм так жесток. Ты не боишься за маленького Мала?

— С ним будет все в порядке, — сказала я ей. — Если он чего то захочет, то даже отец его не остановит. В этом он похож на меня. Попытайся избегать Малькольма. Держись от него подальше, — сказала я, вкладывая в слова совсем иной смысл. — Дом достаточно велик.

— Тем не менее, мне жаль его.

Она расплакалась, встала и вышла из комнаты.

Я не окликнула ее и даже не утешила. Я была рада, что между нею и Малькольмом пролегло сильное отчуждение. Пока существовали подобные расхождения, мне можно было не опасаться того, что она ответит на его амурные происки.

Но затем все вновь переменилось.

По случаю третьей годовщины Кристофера Гарланд и Алисия устроили прием и пригласили на него детей, которые были одного возраста с Кристофером, Малом, Джоэлем. Фойе Фоксворт Холла гудело, как школьный двор. Повсюду бегали дети. Алисия устроила аттракционы, развесила воздушные шарики и бумажные ленты. Миссис Уилсон приготовила огромный торт, разукрашенный яркими маленькими зверьками.

Малькольм отправился на работу рано утром, а Гарланд остался дома, помогая в подготовке вечера, что показалось Малькольму смешным и даже глупым.

— Он становится нелепым, когда речь заходит о Кристофере, — сообщил мне Малькольм рано утром за завтраком.

Гарланд и Алисия вышли из-за стола, чтобы подготовиться к вечеринке.

— Он ведет себя, словно выживший из ума старик. Можно подумать, это его первый ребенок?

— Вероятно, он гордится тем, что он не просто отец, а отец такого прелестного и умного малыша.

Глаза Малькольма сузились, и я вдруг впервые поняла, что он испытывает ревность от отношения Гарланда к Кристоферу.

— Разве тебе отец не уделял столько внимания?

— Едва ли. Все было как раз наоборот. Я на коленях умолял его взять меня с собой в командировку. После бегства матери он совсем ослаб и даже обвинял меня в том, что она сбежала. Я ему этого никогда не прощу. Моя мать любила меня больше всего на свете, и именно из-за его несостоятельности она оставила нас. Разве ты не чувствуешь, что всякий раз глядя в мои голубые глаза, он видит Коррин? Он знает, что ему так и не удалось заставить ее любить его так, как она любила меня. О, как, наверное, она ненавидела его… иначе она никогда бы не рассталась со мной. Я не прощу ему того, что потерял ее.

Впервые за многие годы я испытала жалость к собственному мужу и коснулась его дрожащей руки.

— Но ведь он проводил больше времени с тобой, когда ты повзрослел, не так ли? — спросила я, надеясь немного успокоить его волнение.

— Вовсе нет, пока я не подрос и не освободил его от некоторых обязанностей в конторе. Меня отправляли то в одну частную школу, то в другую, затем — в колледж, чтобы только я не попадался ему на глаза.

Когда я уезжал, он никогда не писал мне и не отвечал на мои письма. Однажды я приехал домой на Рождество и застал в доме много слуг, но самого отца не было — он уехал на одно из своих сафари. Ему даже не пришло в голову взять меня с собой. Мне не с кем было поговорить, у меня не было друзей, и я провел все каникулы, путешествуя по усадьбе, прислушиваясь к эху, которое издавали мои собственные шаги.

— Малькольм, — обратилась я, видя, что он готов вспоминать прошлое, а ведь он делал это довольно редко, — я всегда хотела спросить тебя. С тех пор, как мать уехала, она когда-нибудь писала тебе? Ты получал от нее известия?

— Ни слова, ни одной почтовой карточки, ничего. В пору детства и юности я считал, что отец прятал ее письма от меня, а я часто сидел в своей комнате и сочинял ответы для нее, которые так и не были отправлены. Мне было только пять лет! Она была мне нужна! Я не мог понять, как она могла отвернуться от меня, нежно любившего ее сына. Если бы я смог поговорить с ней сейчас, именно об этом я спросил бы ее.

— И что бы это сейчас тебе дало?

— Тебе все равно этого не понять, — бросил он, развернулся и, не став продолжать разговор, вышел из комнаты.

Я удивилась, что он рано вернулся домой в день рождения Кристофера, чтобы самому побывать на празднике. Он, разумеется, мог бы и не прийти на праздник, даже если это и обидело бы его отца. Меня поразило то, как он смотрел на Алисию, когда взгляд упал на нее в зале, где она забавляла детей, приехавших со всей округи.

На ней было одно из тех широких платьев, которое делало ее похожей скорее на мальчика, чем на девушку, хотя она и не надевала никакого корсета, чтобы убрать изящную грудь, выступавшую под тонким материалом. Она заколола волосы и надела две нитки крупного жемчуга. На вечеринке в окружении гостей она, казалось, сияла и вновь ожила. Она снова была такой, как в первый день своего приезда в Фоксворт Холл. Даже Гарланд, казалось, ожил: усталость на его лице исчезла.

Смех Алисии раздавался по всей комнате. Дети были очарованы ее теплотой и нарядным блеском. Они, буквально, ходили за ней по пятам, стремясь обратить на себя ее внимание. Впереди всех стояли два наших мальчика и по слогам распевали ее имя. Малькольм стоял неподвижно, словно статуя, и наблюдал за ней. Я ожидала увидеть в его взгляде обычную усмешку или ненависть, но вместо этого я, к удивлению своему, обнаружила мягкий и нежный взгляд в его глазах. Казалось, он был похож на тех детей, что вились около нее.