Поближе к машинисту - Грей Аласдер (прочитать книгу .TXT) 📗
Женщины дружно испускают вздох ужаса, мистер Друг фыркает, незнакомец улыбается и хочет заговорить, но старик не унимается:
— В эпоху пара машинист что-нибудь да значил — машинист, кочегар, ребята не из хлипких! Кремень-люди, машину назубок знали, сами чистили, сами смазывали, за любой рычаг и вентиль брались, как за руку друга! Уклон пути подошвами чувствовали, давление на слух определяли. А теперь-то! Теперь я не удивлюсь, если окажется, что машинист этого так называемого поезда сидит развалясь в лондонском клубе с рюмкой коньяка, разглядывает нас на экране компьютера, а его полупьяные высокоумные университетские мозги витают незнамо где!
— Сейчас я докажу, что вы ошибаетесь, — говорит незнакомец. Все смотрят на него.
На первый взгляд в этом мужчине, скромно улыбающемся как бы в извинение за свой изрядный рост, нет ровно ничего необычного. Большие карманы и аккуратные погончики его ладно сидящего сизо-серого костюма выглядели бы одинаково естественно и в кинотеатре, и в офицерской столовой; однако в его лице, на которое уставились шесть пар глаз, сквозит такая спокойная и надежная уверенность, что две из трех женщин облегченно вздыхают.
— Кто вы такой, скажите на милость? — спрашивает старик; учительница говорит:
— Вы машинист — я узнала вас по голосу.
— Угадали! Так что, сами видите, я не прохлаждаюсь в лондонском клубе, я здесь, среди вас. Я, можно сказать, один из вас. Могу я к вам подсесть на минутку?
Машинист вынимает из кармана крохотную складную табуреточку с матерчатым сиденьем, ставит ее в проход и садится лицом к пассажирам. Хотя его подбородок уперся в угловатые колени, он вовсе не выглядит смешным. Его обаяние подействовало почти на всех.
— Я чувствую себя в полной безопасности, — шепчет миссис Друг.
— Не гляди таким волком, папа, как тебе не стыдно, — упрекает отца Мириам; мистер Друг говорит:
— Прошу извинения, сэр, я в свое время не очень лестно отзывался о Британской железнодорожной компании… («Еще бы», — добродушно вставляет машинист), но я никогда не сомневался в том, что наши поезда самые безопасные в мире и что нашим машинистам нет равных — только бы профсоюзы перестали соблазнять их несбыточными обещаниями.
— Благодарю вас, — говорит машинист.
— Я замечаю, что вождение поездов за последние годы изменилось, — громко и раздельно произносит учительница.
— Извините меня, мадам, — отвечает машинист, — я охотно разъясню вам все, что вызывает вопросы, но сначала разрешите… разрешите… — вдруг он смущается, краснеет, в его облике проступает что-то мальчишеское. — Поймите, ведь не каждый день доводится видеть Джона Галифакса!
— Кхе! — Старик смотрит на него во все глаза.
— Вы действительно Джон Галифакс, последний из паровозных могикан? Который скинул целых три минуты на трассе Донлон — Глайк во время большой гонки между Центральной и Северо-Восточной компаниями в тридцать четвертом году?
— Неужто слыхали? — изумленно бормочет старик.
— Вы — живая легенда в железнодорожных кругах, мистер Галифакс.
— А как вы узнали, что я тут еду?
— А-а! — игриво восклицает машинист. — Есть вещи, которые мне не полагается раскрывать пассажирам, но шут с ними, с правилами. Железнодорожные кассиры — не такие дегенераты, как многие думают. Они держат меня в курсе. Я воспользовался детской шалостью как поводом для знакомства, вот я и здесь!
— Понятно! — шепчет старик, осклабясь и задумчиво кивая.
— Ради бога, не сердитесь, но мне необходимо задать вам очень личный вопрос, — говорит машинист. — Это касается последней большой гонки. Помните, как вы неслись на «Огнедышащем драконе» вверх на «Чертову почку», и вам оставалось всего три минуты, чтоб добраться до вершины, иначе проигрыш?
— Как не помнить!
— Ради чего во время этой героической езды вы выложились до предела, отдали все телесные и душевные силы до последней капли — неужели только ради рекламы пресловутой Центральной железнодорожной компании?
— Нет, не только ради этого.
— Так ради чего же? Я уверен, что не ради денег.
— Я сделал это ради пара, — помолчав, говорит старик. — Ради британского пара.
— Я знал, что получу именно такой ответ! — восторженно восклицает машинист, и тут вступает мистер Друг:
— Простите, могу я вставить слово? Думаю, вам ясно, что мы с мистером Галифаксом шагаем, как говорится, не в ногу. Он выступает левой, я правой; но сейчас я вдруг понял, что мы — неотъемлемые части единого тела. Капитан Роджерс открыл мне на это глаза. Мистер Галифакс, я не подлиза. Предлагая вам руку, я просто хочу выразить вам как человеку свое уважение. Мне не за что извиняться. Тем не менее вот… моя… рука. Вы не против?..
Перегнувшись через проход, он протягивает ладонь.
— Чего ж не поручкаться! — говорит старый кочегар, и они обмениваются сердечным рукопожатием. И вот уже все трое мужчин от души смеются, миссис Друг радостно улыбается, Патси прыгает на сиденье, как мячик. Но вдруг строгим голосом, словно унимая расшалившийся класс, учительница произносит:
— Может быть, капитан Роджерс теперь объяснит нам, почему он покинул свое место у двигателя?
Все пассажиры смотрят на машиниста; тот разводит руками и говорит:
— Боюсь, мадам, что вместе с паром ушла в прошлое и вся романтика вождения поездов. Современный двигатель (мы называем его ходовым устройством) требует моего внимания лишь эпизодически. Наша скорость и местоположение сейчас отслеживаются из центра управления в Сток-он-Тренте. Это абсолютно надежная система. На нее перешла вся Европа. И Америка тоже.
— Но в Америке на прошлой неделе произошла страшная авария…
— Да, мадам, — вследствие сбоя в центральном банке данных в Детройте. Эти крупные континентальные системы страдают излишней централизацией. Но наше британское отделение работает достаточно автономно, чтобы исключить подобные неприятности. Так что действительно, хоть я и не потягиваю коньяк в лондонском клубе (кстати, я вообще не пью — врач не велит!), я больше похож на завсегдатая баров с Пиккадилли, чем на легендарного Джона Галифакса. Мои главные задачи — контролировать цены в буфете и успокаивать ссорящихся пассажиров. А это, знаете, не всегда получается.
— По-моему, у вас получается превосходно! — говорит миссис Друг с воодушевлением.
— Верно, верно! — поддакивает ее муж.
— С пассажирами вы, безусловно, умеете обходиться, — признает учительница.
— Я сперва вас за дурачка принял, но теперь вижу, что ошибся, — говорит старик.
— Спасибо, Джон, — растроганно произносит машинист. — При всем моем почтении к другим пассажирам ваше мнение мне важно прежде всего.
Раздается мелодичный сигнал, после чего звучит ровный дружелюбный голос:
— Добрый день, добрые люди, для беспокойства нет никаких причин. Говорит ваш машинист капитан Роджерс. Имеется сообщение для капитана Роджерса. Ему следует пройти в ходовой отсек. Пройти в ходовой отсек. Благодарю за внимание.
— Заранее записано — понимающе говорит старый кочегар.
— Конечно, — произносит машинист, который уже встал, сложил табуреточку и сунул ее в карман. — Если поступает сообщение из центра, а в ходовом отсеке никого нет, тогда автоматически запускается это объявление. Так что прошу извинить — служба! Увы, мне надо идти в кабину. Скорее всего новая биржевая сводка, черт бы ее драл, и придется опять повышать цену на чай. Может, все же не придется. До свидания, Джон.
— До свидания, мм…
— Феликс. До свидания, добрые люди.
Он уходит, оставляя всех, за малым исключением, в размягченном и общительном настроении.
— Какой милый человек! — восклицает миссис Друг, и Мириам с ней соглашается. Миссис Друг продолжает:
— Сам все знает и с другими охотно делится. Но учительница говорит:
— Картина, которую он нарисовал, спокойствия не внушает. Поезд никем не управляется.
— Глупости! — кричит мистер Друг. — Чем только… чем только наш поезд не управляется — компьютерами, банками данных, кремниевыми чипами, все это мигает у них и тикает там, в центре управления, в Стоктон-он-Тисе.
