Цветы на чердаке - Эндрюс Вирджиния (читаемые книги читать TXT) 📗
Я думала, что возненавижу их обоих, особенно крикливую девочку, которую родители назвали Кэрри, она вопила и плакала гораздо громче тихого малыша по имени Кори. Ведь как следует выспаться ночью стало практически невозможно — они находились в соседней со мной комнате. И все же, когда они начали расти, и на их лицах стали появляться улыбки, а глаза стали радостно зажигаться при виде меня, особенно если я поднимала их на руки, теплое материнское чувство заменило во мне неприязнь.
Первое, что я делала после школы, это бежала к ним, чтобы увидеть их, поиграть с ними, сменить им пеленки и бутылочки с детским питанием и подержать их у себя на плече. Они действительно были намного интереснее кукол.
Вскоре я убедилась, что в родительском сердце действительно может найтись место больше, чем для двоих детей, так же как в моем сердце нашлось место для близнецов, даже для Кэрри, которая становилась не менее красивой, чем я, а может быть и более. Они росли так быстро, как сорняки, шутил папа, хотя мама иногда и поглядывала на них с тревогой, говоря, что все же они растут медленнее нас с Кристофером. Её врач, с которой она консультировалась, объяснила, что близнецы действительно часто растут не так интенсивно, как обыкновенные дети.
— Вот видишь, — сказал Кристофер, — врачи действительно все знают.
Папа поднял глаза от газеты и улыбнулся.
— Узнаю своего сына-доктора. К сожалению, Крис, на самом деле всего не знает ни один человек.
Папа единственный называл моего старшего брата Крисом.
Наша фамилия казалась мне смешной, а научиться правильно писать её было чертовски трудно. Доллангенджер. Из-за того, что у всех членов семьи были светлые льняные волосы и светлая кожа лица (кроме папы с его постоянным загаром), Джим Джонстон, наш лучший друг, придумал для нас прозвище «дрезденские куколки». Он считал, что мы выглядим в точности, как фарфоровые фигурки, украшающие всевозможные полки и камины. Вскоре так нас называли все, кто жил по соседству.
Конечно, сказать «дрезденские куколки» намного легче, чем «семейство Доллангенджеров».
Когда близнецам исполнилось по четыре года, а мне двенадцать, мы стали с нетерпением ожидать наступления совершенно особенной пятницы — тридцать шестого дня рождения папы. Мы загодя готовили для него сюрприз. Мама выглядела, как сказочная принцесса с ее свежевымытыми и уложенными волосами. Ногти сверкали жемчужным блеском, длинное вечернее платье было мягкого акварельного цвета, а на шее, когда она скользила взад и вперед, накрывая праздничный стол, покачивалась нитка жемчуга. Подарки были сложены грудой на буфете. Вечеринка планировалась скромная, для семьи и узкого круга друзей.
— Кэти, — обратилась ко мне мама, — не могла бы ты снова искупать близнецов? Я мыла их перед сном, но они, когда встали, сразу же побежали в песочницу, и теперь им снова нужна ванна.
Я не возражала. Она выглядела слишком нарядной, чтобы заниматься мытьем двух вывозившихся в грязи четырехлеток, которые будут постоянно плескать на нее водой.
— Когда закончишь с ними, вы с Кристофером тоже вымойтесь. Ты, Кэти, не забудь надеть свое чудесное розовое платье и завиться. И, Кристофер, пожалуйста, никаких джинсов. Я хочу, чтобы ты надел парадную рубашку с галстуком и голубой спортивный пиджак с кремовыми брюками.
— А, черт возьми, мама, я ненавижу все эти наряды, — заныл он, стаскивая кроссовки и недовольно хмурясь.
— Делай, что я говорю, Кристофер, ради отца. Ты знаешь, как много он для тебя делает, и по крайней мере сделай так, чтобы он сегодня гордился своим сыном.
Крис, все еще недовольно ворча, удалился, а я побежала на задний двор за близнецами, которые немедленно начали вопить.
— Мы сегодня уже мылись! Этого вполне достаточно! — визжала Кэрри. — Мы уже чистые! Прекрати! Мы не любим мыла! Мы не любим мыть голову! Не смей снова делать этого с нами, Кэти, или мы все расскажем маме!
— Ха! — сказала я. — А кто, по-вашему, прислал меня за вами, маленькие паршивцы? Как вы могли так испачкаться, я просто представить себе не могу!
Как только теплая вода коснулась их кожи, а на поверхности закачались их резиновые утки и пароходы, и они смогли обрызгать меня с ног до головы, близнецы успокоились и позволили вымыть себя мылом и шампунем и одеть в их лучшие праздничные костюмы. В конце концов, они собирались на вечеринку, была пятница, папа собирался приехать домой, и ради этого можно было немного пострадать.
Сначала я одела Кори в чудесный костюмчике шортами. Как ни странно, он всегда выглядел чище своей сестры-близняшки. Мне никак не удавалось причесать его единственный упрямый вихор. Он всегда торчал вправо, как хвостик у хорошенького поросенка, и, представьте себе, Кэрри очень хотела, чтобы у нее был такой же.
Когда я наконец одела обоих, и они стали похожи на оживших кукол, я передала их Кристоферу, строго-настрого наказав не спускать с малышей глаз. Теперь была моя очередь одеваться.
Близнецы скулили и жаловались, пока я второпях принимала ванну, мыла голову и накручивала волосы на толстые бигуди. Изредка я выглядывала из ванной наружу и видела, как Кристофер отчаянно пытается развлечь их чтением «Матушки гусыни».
— Ух ты! — сказал Кристофер, когда я наконец появилась перед ним в розовом платье с пышными рукавами, — ты выглядишь совсем не так плохо.
— Совсем не так плохо? И это все, что ты можешь мне сказать?
— Да, для моей сестры. — Он взглянул на часы, захлопнул крышку, взял близнецов за руки и воскликнул: — Папа будет здесь в любую минуту. Поторапливайся, Кэти!
Назначенное время — пять часов — давно минуло, и, хотя мы ждали уже достаточно долго, папин зеленый «Кадиллак» все не появлялся на извилистой дорожке, ведущей к дому. Приглашенные гости пытались поддерживать непринужденный разговор. Мама, не вытерпев, встала и принялась мерить шагами комнату. Обычно папа открывал входную дверь в четыре часа, а иногда и раньше.
Семь часов. Мы все ждали и ждали. Восхитительный ужин, приготовленный мамой, начал подгорать от постоянного нахождения в духовке на медленном огне. В семь часов мы обыкновенно отправляли близнецов спать, и сейчас они все больше капризничали, сонные и проголодавшиеся одновременно, каждую секунду требуя ответа на вопрос: «Когда приедет папа?».
Их белые костюмчики уже не выглядели такими девственно-чистыми. Завитые волнистыми локонами волосы Кэрри постепенно растрепались и выглядели так, как будто она долго стояла на ветру. У Кори потек нос, и он постоянно вытирал его тыльной стороной ладони, пока я не заметила этого и не вытерла его верхнюю губу салфеткой.
— Ну, Коррин, — пошутил Джим Джонстон, — похоже, Крис нашел кого-то на стороне.
Его жена неодобрительно посмотрела на него, услышав эту неуместную шутку.
У меня заурчало в животе, и я почувствовала, как мне передается волнение матери. Она продолжала ходить взад и вперед, время от времени подходя к широкому окну гостиной и глядя на дорогу.
— О, — воскликнула я, заметив, как по аллее к нашему дому приближается машина, — может быть это, наконец, папа!
Но машина, подъехавшая к нашему дому, была белая, а не зеленая. На ее крыше мы заметили сигнальную сирену, а на двери была надпись: «Полиция штата».
Мама издала сдавленный крик, когда двое полицейских в синей униформе подошли к нашей парадной двери и позвонили в звонок. Она стояла как вкопанная, схватившись рукой за горло и глядя перед собой ничего не видящим взглядом. Глядя на неё, я чувствовала, как меня охватывает непреодолимый ужас.
Наконец Джим Джонстон взял себя в руки и открыл дверь, пропуская внутрь двоих полицейских, которые, безошибочно определив, что в доме отмечают чей-то день рождения, смутились и старались смотреть в сторону. Вид праздничного стола, подарков на буфете и свисающих с потолка воздушных шаров явно привел их в замешательство.
— Миссис Кристофер Гарленд Доллангенджер? — спросил наконец старший из двух офицеров, переводя взгляд с одной из присутствующих женщин на другую.
