Молодожен - Ёсимото Банана (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Знаешь, ничего страшного, что ты снова и снова будешь проезжать свою остановку. Это вполне естественно. — Услышал я ее голос.
«Что она говорит?» — подумал я, и сразу воцарилась тишина.
Под ритмичный перестук колес и покряхтывание покачивающегося вагона я закрыл глаза. Всплыло воспоминание о станции, рядом с которой я живу.
Послеполуденный час. Посреди станционной площади на клумбе растут красные и желтые цветы — не знаю их названия. Напротив расположена книжная лавка. Через стеклянные двери виден ряд спин так называемых «читателей стоя», перелистывающих заинтересовавшие их журналы. Кажется, на этом месте воспоминания я превратился в вокзал — неотрывно вглядываюсь в привокзальную площадь. Из китайской забегаловки поплыл запах супа. Перед лавкой с японскими сластями столпились покупатели, жующие самые вкусные во всем городе мандзю*( Мандзю — пирожки со сладкими бобами, обычно в виде кленовых листьев. Готовятся на пару). Появилась стайка старшеклассниц в одинаковой школьной форме. Они, перешептываясь и посмеиваясь, до странности медленно пересекают дорогу. Вот прокатилась новая волна смеха. Мимо девушек несколько напряженно проходят ученики соседней мужской школы. Хотя есть среди них и спокойные. Эти, наверное самые популярные, идут себе с безмятежными лицами. А вот сонная на вид офис-леди с безупречным макияжем. Она с пустыми руками — скорее всего, ходила по поручению и теперь возвращается. Сразу видно, что ей ужасно не хочется возвращаться на работу. Это все из-за хорошей погоды. У киоска пьет витаминный сок (вместо завтрака) начинающий бизнесмен. Тут и там стоят люди, договорившиеся о встрече на станции. Кто-то читает карманную книгу, кто-то рассматривает прохожих, а кто-то, завидев того, кого ждал, бежит ему навстречу. Вот медленно вплывают в поле зрения старики. Идет мать с ребенком на закорках. На площади вереница разноцветных такси: подобрав пассажиров и хлопнув дверцами, как крыльями, они отъезжают от станции. Станционный квартал с одной стороны обрамлен ветхими, но опрятными домами, а с другой проходит шоссе.
Стоило мне подумать, что никогда больше я не попаду на свою станцию, как все эти сцены мгновенно возникли у меня перед глазами. Подобно образам из старого фильма, они наполнились каким-то особенным смыслом, отголоски которого дошли до самых глубин моего сердца. И все люди, прошедшие передо мной в воспоминаниях, показались мне такими милыми… Когда-нибудь, после моей смерти, летней ночью моя душа вернется домой* (Пятнадцатого августа в Японии отмечают День поминовения усопших — О-бон. Считается, что в этот день души умерших предков возвращаются-в родной дом.) и, без сомнения, мир предстанет перед ней таким же прекрасным, каким я ощущаю его теперь.
Но вот у станции показалась Ацуко. Устало бредет по площади в этот летний день. Хоть я и запрещал ей тысячу раз — все равно она по-старушечьи туго стягивает волосы и завязывает их в узел на затылке. Узкие-узкие глаза, я даже сомневаюсь, видит ли она как следует. Кажется, что она сияет, освещенная солнечными лучами. Вместо корзинки для покупок — такие бывают в супермаркетах — она держит в руках огромную сумку. Около станции с тележки торгуют ообан-яки*( Ообан-яки — сладкое горячее блюдо. Две оладьи, положенные одна на другую, с прослойкой из сладкой фасоли в виде пасты.) — приостановилась: не купить ли? Похоже, передумала — проходит мимо. Заходит в аптеку. Рассматривает полку с шампунями. Ну сколько можно сомневаться? Шампуни-то по большому счету друг от друга не отличаются. И не надо делать такое серьезное лицо. Присела на корточки посмотреть, что есть на нижней полке, все еще сомневается. Какой-то мужчина в спешке налетел на Ацуко. Она слегка покачнулась. Ну при чем здесь «извините»?! Ты ведь пострадала — не надо извиняться. Будь строгой, как со мной, — ведь это он виноват! Наконец-то шампунь выбран. Теперь с продавщицей разговаривает. Улыбается. Засмеялась. Выходит на улицу. Я вижу ее узкую, медленно удаляющуюся танцующими шагами фигуру. Тонкая, постепенно исчезающая линия, пропитанная воздухом нашего маленького района
Дом — это вселенная, принадлежащая Ацуко. Женщина наполняет дом маленькими вещами с маленькой сущностью. Эти вещи, все до единой, тщательно отобраны, как упомянутый уже шампунь. Когда появляется новая вещь, лицо Ацуко приобретает странное — не женское, не материнское, — почти нечеловеческое выражение.
Прекрасная паутина, сплетенная женщиной с нечеловеческим лицом, кажется мне чем-то оскверненным, но в то же время настолько невинным, что я хочу удержаться на ней. Страшное — до судорог — чувство, что я весь на виду. Я пал жертвой врожденной женской магии. С каких же это пор?
— Короче говоря, ты молодожен, — подытожила женщина. Я, вздрогнув, пришел в себя. Она продолжила: — Да… страшен день, когда из тесного мирка новобрачных вдруг переносишься в большой мир.
— Да, это так. И сколько я об этом ни думаю — все без толку. Я как был, так и остаюсь ребенком. Все время испытываю чувство неуверенности… Ну всё — поеду домой. На следующей станции выйду. Я уже протрезвел.
Я засобирался.
Женщина сказала:
— Приятно было познакомиться.
— Угу, — я кивнул.
Электричка двигалась бесшумно, так сыплется в песочных часах песок, стирая ценные мгновения. По электронному табло над дверью потекло название следующей станции. Мы молчали. Расставание было тяжким. Мне казалось, что я еду в электричке уже очень-очень долго. Я словно бы объехал весь Токио, воспринимая его с точки зрения различных средств сообщения, зданий и людей. Я чувствовал себя дышащим живым организмом, вместившим боль всего, что только есть в этом городе: начиная от станции, на которой я живу и которая мне несимпатична, как и вся моя жизнь, и заканчивая профилем Ацуко. Я вдыхал полной грудью бесконечные пейзажи, нарисованные воображением людей, населяющих этот город.
Мне захотелось сказать что-нибудь на прощанье, но, повернувшись, я увидел, что женщина исчезла, а рядом со мной спит, посапывая, грязный бомж. Я потерял дар речи. Электричка, как корабль, медленно подплывала к платформе. Доплыла. С глухим стуком остановилась. Двери открылись. Вставая с места, я подумал: «Прощай, великий человек».
