Свадьба палочек - Кэрролл Джонатан (первая книга .txt) 📗
Теперь мы пробуждаемся с воспоминаниями, видим былое; нежный шепот, который когда-то наполнял нас истомой, сидит теперь молча рядом с взлохмаченными волосами.
В другой коробке были палочки, которые он собрал. Увидев их, я сразу вышла из комнаты.
Я перебирала в памяти его мысли, его мнения, взгляды, шутки, слова, сказанные экспромтом, на ходу, всерьез. Все. Я это записывала, потому что мне хотелось сохранить все следы Хью Оукли для меня и нашего сына. Часами я просиживала в его кресле, стараясь припомнить все. Но это было все равно что собирать по зернышку целый мешок риса, просыпавшийся на белый, щелястый пол. Зернышки разлетелись по всему полу, и большая их часть невидима.
Держа в руке стакан воды, я стояла возле кухонного окна и смотрела во двор. Поймала себя на том, что улыбаюсь. Мне вспомнилось нечто новое: Хью однажды сказал, что в этом дворе нам следует посадить тыквы и подсолнухи, ведь они – клоуны в королевстве растений. Разве можно не усмехнуться при виде тыквы? И не улыбнуться, глядя на подсолнух? Я глотнула воды из стакана и почувствовала, как холодная влага пролилась в горло. Приложила стакан ко лбу и провела им несколько раз от виска к виску. Зазвонил телефон, и я закрыла глаза. Кто там на этот раз? И что я им могу сказать? Оставьте меня в покое. Неужели вы не можете просто оставить меня в покое? Я снова открыла глаза.
Футах в двадцати от меня во дворе стояли Хью и мальчик, которого я видела во время первого посещения этого дома. Телефон зазвонил снова. Хью выглядел в точности как в день своей смерти. На нем была та же одежда – темные брюки, белая рубашка и ирландская синяя твидовая спортивная куртка, которую он так любил. Телефон не умолкал.
На фоне трелей звонка я уловила какой-то стук. Опустив глаза, я обнаружила его источник: у меня тряслась рука, и стакан с водой дробно стучал о край раковины.
Мальчик повернулся ко мне спиной и склонился к земле. Включился автоответчик. Я услышала свой спокойный голос, произносивший прежнее: «Нас нет дома, но оставьте, пожалуйста, сообщение…»
Пытаясь унять дрожь в руках, я открыла окно и окликнула Хью по имени. Не знаю, кричала ли я, говорила обычным голосом или шептала. Он взглянул на меня и коротко взмахнул рукой, так, будто я звала его на ленч и он давал понять, что придет через минуту. Но он меня услышал! И он действительно был там! Но он умер. Но он там был.
Я была так ошарашена, так захвачена видением Хью, что даже не замечала, чем тем временем занимается мальчик. Не видела, как он поднял и швырнул камень.
Он попал мне в лицо. Я вскрикнула и отшатнулась. Прижала ладони к лицу, и по пальцам заструилась теплая кровь. Я обо что-то споткнулась и, подвернув ногу, упала на пол. Попыталась выставить вперед руку, чтобы смягчить падение, но она была вся в крови и, коснувшись пола, скользнула по нему в сторону. Со всего маху я ударилась головой.
Я лежала на боку, пыталась моргать, чтобы в голове прояснилось. Все вокруг замедлилось, чуть ли не замерло. Кровь попала мне в глаза, и я никак не могла толком их разлепить. Голова у меня ужасно кружилась. Я лежала неподвижно и слышала свое прерывистое дыхание. Собравшись с силами, я вытерла лицо и открыла глаза. Я увидела камень на полу. Вот обо что я споткнулась. Он был большим, серебристо-коричневым. Большой камень на кухонном полу. Помню, что подумала уже тогда, уже там: откуда он здесь взялся?
А потом случилась еще одна странная вещь. Где-то рядом засмеялся ребенок.
У меня в голове все смешалось. Я старалась на чем-нибудь сосредоточиться, вытерла глаза от крови; видимость стала лучше, душевное равновесие понемногу' возвращалось. Но действительность вывернулась наизнанку, и я не могла привести ее в прежнее состояние. Детский смех был снаружи и внутри моего смятенного сознания. Он оставался единственной константой и звучал совершенно отчетливо.
– Что же с вами случилось? Серьезная травма.
– Я упала.
Врач впервые за все время, что я провела в кабинете, перевела дух. Она сощурилась – некрасивая женщина с прической монахини.
– Вы упали? – На ней были белые хирургические перчатки, и она ткнула пальцем в свежую повязку на моем лбу. – Это не похоже на падение, мисс Романак. Вы уверены? – Улыбка на ее лице исчезла через секунду. Мы обе знали, что она означала. – Это похоже на удар чем-то тяжелым и острым. – На последнем слоге голос ее негодующе возвысился. Ее суровое лицо готово было вспыхнуть от гнева. Если не скажу ей правду, я почувствую всю силу этого гнева. Она двигалась и говорила с неколебимой уверенностью судьи, выносящего смертный приговор. Я была рада, что незнакома с ней.
Я качнула было головой, но это движение такой болью отдалось в шее, что я замерла.
– У меня и шея болит.
Она протянула руку, и ее пальцы легко скользнули вверх и вниз по моей шее.
– Это нормально. Это или травма, полученная при падении, или просто вы резко повернулись и растянули мышцы. Через пару дней все пройдет. Меня гораздо больше беспокоит вот это. – Она снова указала на мой лоб. – Подобные травмы при падениях совершенно не типичны.
Я набрала полную грудь воздуха и испустила раздраженный, усталый вздох.
– Никто меня не бил, доктор. Поверьте. Я одна. Мужчина, с которым я жила, несколько дней назад умер.
Выражение ее лица не изменилось. Травматологам еще и не такое приходится выслушивать.
– Мои соболезнования. Но обычно подобные травмы – результат насилия. Я могла бы подробнее вам объяснить, но в этом нет необходимости. Какие-нибудь лекарства принимаете?
– Нет. Мне прописали валиум, но я его не принимала.
Она подошла к столу и нацарапала что-то на рецептурном бланке.
– Я вам выписала релаксант для мышц шеи и обезболивающее. Вы у кого-нибудь наблюдаетесь? Психолога или терапевта? Они могут быть очень полезны при потере близкого человека.
«У призраков», – вот что мне хотелось ответить. К терапевту я не хожу, но наблюдаюсь у призраков. Один из них даже запустил в меня камнем.
– Спасибо за помощь, доктор. Мне к вам еще прийти?
– Да. Через неделю я сниму швы.
Как ни медленно я поднималась, но в голове у меня начала пульсировать боль, а шею словно огнем обожгло. Мне хотелось как можно скорее выйти из этого кабинета, убраться подальше от этой злой, агрессивной женщины, снова очутиться под открытым небом, на улице.
– Мы получили результаты вашего теста на беременность и ультразвукового обследования, мисс Романак. Они положительные.
Стоя к ней спиной, я попыталась повернуть голову, но из-за боли не смогла. Пришлось развернуться всем телом. Сказать мне было нечего. Я все это уже знала и прошла обследование, лишь отдавая дань заведенному порядку. О своей беременности я узнала в день смерти Хью и не успела ему об этом сказать. Это было хуже всего. Хуже не бывает.
– Вы и об этом можете поговорить с нашим психологом. Я не поняла, что она имела в виду. Она заметила вопросительное выражение на моем лице и поджала губы.
– Насчет ребенка. Раз ваш друг умер, вы, наверное, захотите прервать…
Я догадалась, о чем она говорит, скорее по ее тону, чем по смыслу слов. В смысл я не вникала.
– Я оставляю ребенка, доктор. Можно мне уйти?
– Желаете узнать, какого он пола? Я зашагала к двери.
– Я и так знаю. Мальчик.
– Ошибаетесь, – голос ее прозвучал высокомерно и безапелляционно, – у вас девочка.
* * *
Мой любовник делал лучшие на свете сэндвичи. Ему вообще нравилось готовить, но сэндвичи были его коньком. Он совершал набеги на все специализированные булочные Манхэттена, чтобы купить тот самый совершенный калифорнийский дрожжевой хлеб, австрийский драй-корнброт, итальянскую фокачиа. Он экспериментировал с экзотическими ингредиентами вроде пири-пири, васа-би, мангового чатни. Прежде чем приступать к чему-то серьезному, он поливал хлеб тонкой струйкой приготовленного по специальному рецепту масла из тыквенного семени и подогревал ломоть на огне. Я ни у кого не видела такого великолепного и устрашающего набора японских кухонных ножей. Думаю, точить и полировать их ему нравилось нисколько не меньше, чем ими пользоваться.
