В долине Маленьких Зайчиков - Рытхэу Юрий Сергеевич (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Что делает старик Нонно, ослепший от трахомы и болезней, которые держат его на краю жизни? Дал ли он слово умереть? Может, он уже в другом мире?..
Так размышлял Коравье и не подозревал, что в его душе зреет лучшее из лучших человеческих чувств: беспокойство за судьбы других людей, стремление сделать их жизнь такой же светлой и наполненной радостью, как и собственная. Как верно сказано: радость, разделенная с другом, увеличивается вдвое!
Однажды Коравье возвращался из стада, погруженный в мысли. Подходя к яранге, поднял голову и увидел рядом с улыбающейся Росмунтой Праву.
– Етти! – закричал Коравье и бросился к другу. Он не знал, как выразить радость. Но недаром он жил в поселке, где почти половина жителей были русскими. Сначала он сжал руки Праву так, что тот охнул. Потом обхватил поперек туловища и подержал некоторое время. В довершение всего хлопнул гостя широкой ладонью по спине, и Праву едва не прикусил язык.
По обычаю, Коравье не торопился с расспросами, пока Праву не насытится и не напьется с дороги. Сидя рядом, он соревновался с Росмунтой в гостеприимстве. Вслед за истекающими сладким соком оленьими языками на тарелке появилось оленье жаркое, приготовленное по рецепту зоотехника Мельникова. Праву ел и похваливал кулинарные способности Росмунты.
– Она быстро научилась варить русскую еду, – поддакивал Коравье. – Правда, один раз чуть мне язык не сожгла. Есть такой порошок, который кладут в пищу русские. Он похож на ружейный порох, но крепче самого черного табака. Его надо понемногу класть в еду, а Росмунта не рассчитала, много положила. Я торопился в стадо и хватил с голоду кусок, обсыпанный перцем-порохом. Сначала подумал – просто горячо. Но чем больше я терпел, тем жарче становилось во рту. Всю дорогу до стада в каждом ручейке, лужице полоскал язык, пока не унялся жар во рту… Потом ничего, привык понемногу.
За чаем, выждав отведенный правилами приличия срок, Праву стал рассказывать о совещании оленеводов в Магадане.
Когда проснулся Мирон, приученный по совету доктора Наташи спать днем, Росмунта на него зашикала и быстро сунула ему полную грудь.
Коравье слушал Праву внимательно и, подбадривая рассказчика, приговаривал:
– Верно, верно. Дельно. Хорошо.
Потом Праву описал понятными словами город и наконец достал фотоаппарат.
– Вот тебе подарок. Теперь ты можешь с каждого встречного сдирать лицо и наклеивать его на бумагу.
– Мне, наверное, не научиться. Мирону впору, когда вырастет, – смущенно сказал Коравье, польщенный таким подарком.
Росмунте Праву подарил капроновый платок, а Мирону пластмассовую игрушку, отдаленно напоминающую бурого тундрового медведя.
– Будто облако на радуге! – восхищалась платком Росмунта. – Спасибо тебе, Праву!
– Смотри, Мирон, – тыкал в лицо сыну игрушку растроганный Коравье, – какого зверя принес тебе Праву. Как медведь, у-у-у!
Мирон, не отпуская грудь, косил глаза на игрушку и тоже укал.
В тундре уже стемнело. Прошли светлые ночи – по вечерам на землю спускалась густая тьма. Мужчины вышли из яранги покурить.
– У меня есть для тебя важное поручение, – сказал Праву.
– Говори, – с готовностью отозвался Коравье… – Ты знаешь, для тебя я все сделаю.
– Это не моя личная просьба. Поручение колхоза.
– Слушаю. Я же колхозник, – приосанился Коравье.
– Если говорить точнее, это поручение не столько колхоза, сколько нашей Советской власти, партии коммунистов.
– Ты что крутишь, как пес возле столба?! – удивился Коравье, – Скажи, что нужно сделать?
– Придется тебе вернуться в стойбище Локэ.
Коравье растерянно произнес:
– Как же так? Ведь я колхозник. И деревянный дом мне строят. В бумаге об этом написано. Росмунта, принеси бумагу о новом доме! – крикнул он в дверь.
Росмунта принесла конверт.
– Ваш дом никуда не денется, – сказал Праву, прочитав письмо. – Подумай, для чего тебя посылают в стойбище? Чтобы помочь землякам посмотреть в ту сторону, где правда… Ты вернешься в Торвагыргын, но не один, а вместе со всеми.
– А разве я сумею? – с сомнением произнес Коравье.
– Я уверен, – ответил Праву.
– Когда мне нужно переселяться?
– Если можно, то побыстрее. Люди должны понять, как нужна их детям грамота. А кто, кроме тебя, им растолкует? Ты же теперь грамотный!
– Выходит, я буду вроде бы… тьфу… забыл это слово. Как оно по-русски?
– Агитатором? – подсказал Праву.
– Верно! – обрадовался Коравье. – Агитатором! Спасибо тебе, Праву, что ты доверил мне такое важное дело! Переселюсь, раз так нужно людям.
Праву поздно ночью ушел обратно в Торвагыргын.
Коравье, хоть и сомневался в своих силах, все же был безмерно рад и горд поручением. Росмунта пыталась поворчать: то ли по праву равенства, то ли была недовольна, но Коравье прикрикнул на нее, вспомнив мужскую власть:
– Разве ты поймешь, женщина? Это коммунистическое поручение, достойное только настоящего мужчины!
Трактор, на котором сидел Коравье с семьей, с грохотом въехал в стойбище Локэ. Однако на улице, несмотря на день, было пусто. Никто не встречал их и в старом жилище. Рэтэм за лето обветшал и зиял множеством дыр. В яранге пахло затхлостью и запустением.
Первым делом Коравье содрал рэтэм и натянул вместо него на жерди брезент. Росмунта поставила в полог три мощные керосиновые лампы. Одна из них питала радиоприемник, подаренный Кымыргином.
К вечеру яранга Коравье снова приняла обжитой вид. В довершение всего Росмунта завела купленный в Торвагыргыне патефон и выставила его к двери.
Из некоторых яранг стали высовываться головы, но тут же прятались обратно.
Костер долго не разгорался. Росмунта кашляла, а тут еще от дыма заплакал Мирон. Пришлось от костра отказаться и разжигать примус.
Коравье распаковывал вещи, раскладывал их в яранге и не мог отделаться от ощущения, будто кто-то подсматривает за ним. Он несколько раз резко оглядывался на дверь, пока обеспокоенная Росмунта не спросила:
– Что ты дергаешься?
– Мне почему-то кажется, что кто-то сейчас придет к нам, – признался Коравье.
– Никто не придет, не дожидайся, – сказала Росмунта.
После еды Коравье вышел на улицу. Осеннее солнце садилось на вершину горы за рекой. При виде вышедшего из яранги Коравье убежали игравшие на воле дети.
У яранги Мивита Коравье остановился в нерешительности, раздумывая, входить или повернуть обратно? Вдруг он заметил в траве блестящие осколки. Нагнувшись, Коравье увидел разбитую бутылку с наклейкой: спирт-ректификат. Кто мог бросить здесь бутылку? И вдруг догадка мелькнула в мозгу у Коравье: не сам ли Мивит стал выпивать?
Коравье знал, какое действие оказывает на человека этот напиток. Он видел пьяных в Торвагыргыне. Они были лишены человеческого облика, но тем не менее это им нравилось. Как-то доктор Наташа угостила Коравье шампанским. Он долго не мог очухаться. Через ноздри вырывался газ, в желудке разгоралось маленькое пламя. Стакана шампанского мало, чтобы познать силу этих напитков, но одно твердо усвоил Коравье – лучше воздерживаться от них.
Он отпихнул ногой осколок бутылки и вошел в чоттагин. Из темноты послышался хриплый голос:
– Пришел?
– Да, пришел, – ответил Коравье.
– Что принес? – спросил тот же голос.
– Не видишь, что это не Арэнкав, – ворчливо сказала женщина.
Коравье по голосу узнал жену Мивита – Ягнанау.
Всмотревшись в Коравье, она тихо, удивленно спросила:
– Не Коравье ли ты?
– Я.
– Слышишь, Мивит, пришел Коравье-изгнанник! – крикнула Ягнанау. – Очнись!
Теперь Коравье увидел лохматую голову. Мивит лежал ногами в пологе, а голова его покоилась на деревянном изголовье.
– Ты пришел, Коравье?
Мивит был пьян.
– Есть выпить? – громко спросил он, и Коравье не поверил своим ушам: Мивит произнес эти слова по-русски!
– Что ты говоришь? – переспросил он.
– Выпить есть?! – сердито повторил Мивит. – Столько времени жил у русских, а не знаешь самых простейших, необходимых слов! Я тебя спрашиваю: есть ли у тебя дурная веселящая вода?
