Полюс Лорда - Муравьев Петр Александрович (книги бесплатно .TXT) 📗

– На этой неделе бросаю. Придется заменить отца.

– Что ж, остается пожелать молодому директору удачи! – Кестлер протянул мне руку через стол; на лице у него я прочел искреннее доброжелательство.

– А что у вас нового? – спросил я, ответив на рукопожатие. – Как Нора?

Кестлер вздрогнул.

– Ее больше нет, – тихо ответил он. – Она умерла…

– Но что случилось? – воскликнул я, пораженный.

Кестлер поднялся и прошел к холодильнику. Молча вынул бутылки и, захватив с полки стаканы, вернулся к столу.

– Льда нет, – извинился он, – не употребляю. – Он наполнил стаканы виски с содовой водой и придвинул один ко мне.

Напиток был тепловатый, да и виски было из дешевых, но я одним духом отпил половину. Тогда Кестлер сказал:

– …В больнице… Отравилась наркотиками.

– Каким образом?

– Не знаю. Где-то достала. Эти несчастные, в их состоянии, становятся изобретательными. – Кестлер сделал паузу, затем приглушенным голосом добавил: – Это моя вина, Алекс!

– При чем здесь вы?

– Я не сумел устроить ее жизнь, а потом, когда началось, не сумел поддержать ее.

– Не говорите так, Кестлер, вы сделали все, что могли!

– Этого всего недостаточно. Душу человека нельзя укрепить одними внешними средствами.

– Тогда вы просто несчастный, – настаивал я.

– В том-то и штука, что я даже этому не научился. Я только и несчастен, когда мне мешают, когда не дают быть вот таким себялюбцем и мечтателем. Мне и жениться не следовало!

– Разве вы женились не по любви?

– Разумеется, по любви, но мое чувство всегда за прочным стеклом, каким я добросовестно огораживаю собственную персону. Да, я любил Нору, но то, что она требовала внимания, мне мешало. Даже когда заболела и страдала, мне это мешало. И то, что ее жалел, сама жалость, тоже мешала. Вот каков я, мой друг. – Кестлер закурил и, упершись руками в колени, повернулся в сторону от света; на его усталое лицо опустились густые сумерки, и в них напрасно было искать отсветов обычной улыбки.

Немного помолчав, я сказал:

– Вы плохо себя знаете; вы лучше, чем думаете о себе!

Он пожал плечами:

– Почему ты так говоришь?

– А потому, что вы страдаете от сознания, что вы такой.

Кестлер внимательно посмотрел на меня.

– Э, да ты начинаешь говорить загадками! – усмехнулся он. – Что ж, давай, я привык к загадкам!

– Сейчас скажу, все… И про бродягу расскажу, и про ось Земли…

– Как ты сказал?…

– Сейчас, подождите, налейте-ка еще! Это серьезный разговор!

Кестлер взял бутылку и стал медленно подливать.

– Скорей, скорей! – смеясь торопил я и, не дав ему опомниться, выхватил у него бутылку и хорошенько плеснул в стаканы. Он удивленно взглянул на меня.

– Что с тобой:? Ты сегодня какой-то странный.

– Ошибаетесь! Это я обыкновенно странный, а сегодня настоящий. Позвольте мне таким и оставаться! – откликнулся я с неожиданным оживлением.

– Да я ничего, говори – что там у тебя! – отвечал Кестлер. Он тоже оживился и, откинувшись на спинку стула, приготовился слушать.

Тогда я начал:

– Это удивительная история, Кестлер. Я повстречал бродягу, который ищет – угадайте что? Никогда не угадаете! Полюс гармонии! Он уверяет, что если земная ось пройдет через этот полюс, на Земле воцарится рай!

– Недурно для начала, но как он предполагает это осуществить?

– Не в этом дело. Важна мысль: что-то на Земле сложилось не так, что-то основное, самое важное. И если это что-то выправить, все пойдет по-другому.

– И ты в это поверил? – разочарованно спросил мой собеседник.

– Не совсем. Но если это невозможно, то какой остается другой выход?

Кестлер рассмеялся.

– Другой выход – это отыскать другого бродягу, который знает более мудрое разрешение вопроса.

Шутка мне не понравилась. Я схватил стакан и, подняв, сказал:

– Вот вам другое решение: виски или наркотики! Иного вы ни от кого не услышите! Давайте же выпьем, Кестлер! – И, не дожидаясь его реакции, я опрокинул в себя весь стакан.

Кестлер был смущен; он понял свой промах, а мое странное возбуждение его обеспокоило.

– Не торопись, Алекс! – неуверенно сказал он. – Тебе же завтра на работу.

– К черту работу! К черту все! Мне ничего не нужно! – отвечал я почти с ненавистью, чувствуя, как хмель разбирает меня. – Этот мир плохой мир, Кестлер, и если наша планета когда-нибудь замерзнет или полетит в тартарары, я не пролью ни одной слезы. Как вам это нравится, мой мудрый учитель?

Кестлер внимательно, не мигая, смотрел на меня.

– Чего же ты хочешь, Алекс?

– Чего я хочу? – передразнил я его с актерской язвительностью. – Может быть, Алекс хочет мороженого… или шоколаду? Или купить ему пластикового утенка? Нет, Кестлер, я хочу, чтобы никто и никогда, понимаете ли, никогда не задавал мне этого вопроса! Потому что я хочу счастья, какому ничто не помешает. Я думаю, что имею на это право, да и не только я, вы тоже, Кестлер, все!

Мысли мои, освободившись от всякого контроля, странно сливались со словами и мчались без удержу.

– …Вы не думайте, я и сам не знаю, что это за счастье, – горячо продолжал я, – но знаю, уверен, что оно возможно, есть. Пусть кратковременное, но есть. Нужно только где-то что-то выправить – какую-то ошибку в нашем несчастном мироздании!

Кестлер мягким движением остановил мой словесный поток.

– Это утопия, Алекс! – сказал он. – Счастье человека – в нем самом, в его личном мире.

– Ах, оставьте ваш личный мир; это еще худшая утопия! Какой прок от такого мира, если в него постоянно вторгаются жестокость, подлость и глупость! Ну что он дал жертвам истории: всем несчастным, погибшим ли в концлагерях и застенках или от рук современных преступников и психопатов? Разве не бессовестно списывать их со счетов, а самим прятаться в свой личный мир? Это не мир, Кестлер; это – паршивый мышиный мирок, тысячи, миллионы темных норок, заполненных эгоизмом и обыденщиной. Из этих норок вскоре выползут на свет стада гусениц и, без размышлений, слопают и меня и вас, вместе с вашим личным миром!…

Кестлер молчал. По лицу его скользили тени, возникшие откуда-то изнутри. Страх, что он замкнется в себе, подстегнул меня. Я перегнулся через стол и, смотря на собеседника в упор, быстро заговорил:

– Одно средство я знаю. Это – очистить планету от всяческой мрази: убийц, насильников, психопатов, растлителей. Конечно, понадобится время, немало времени, пока зло не уйдет; мы с вами, может, этого не увидим. Но не отрадней ли умирать в сознании, что ты приложил к этому руку. Отвечайте, Кестлер, прав я?!

– Нет, Алекс! Такие попытки уже делались и каждый раз оборачивались бесполезными голгофа-ми. Ну как ты, к примеру, поступишь с теми, кто не согласится с тобой?

– Не знаю… Надо будет объединить лучших.

– А если они не захотят?

– Тогда… тогда… – Я тщетно старался придумать разумный ответ.

– Тогда ты обратишься к худшим, – ответил за меня Кестлер. – И получится, что на твоей стороне будет часть лучших и часть худших, и то же на противной стороне, то есть так, как бывает всегда и повсюду: в войнах, революциях и прочих общественных пертурбациях. Так-то, Алекс.

Мы замолчали, разговор явно иссяк. Тогда я вспомнил.

– Ведь я к вам неспроста заехал! – сказал я. – У меня к вам предложение делового порядка.

Кестлер усмехнулся.

– Вот это интересно! Я давно не слыхал деловых предложений.

– Да, деловое: поступайте к нам на службу! Кестлер удивленно поднял голову.

– Ты шутишь?

– Нет, не шучу.

– Вот это штука! – Кестлер поднялся со стула и, ероша себе волосы, прошелся по комнате. – Вот это штука! – повторил он, остановившись передо мной. – А как твой отец?

– Он согласен.

Кестлер едва не промахнулся, грохнувшись на стул; на момент опустил голову, покрутил ею, потом выпрямился и развел руками.

– Ничего не понимаю! – с неподдельным удивлением сказал он. – Когда же?

– С понедельника. Приезжайте утром, и мы обо всем столкуемся. Итак, согласны?