Пока подружка в коме - Коупленд Дуглас (читать полную версию книги .TXT) 📗
17. Все лгут
— Я хочу, чтобы они все были вместе, в одном помещении, потому что они дают друг другу реальный стимул к выздоровлению.
Пэм и Гамильтон слышат голос Венди и, открыв еще мутные глаза, видят перед собой белые занавески. Откуда-то из-за них доносятся — неразборчиво — еще чьи-то голоса. Из горла Гамильтона вместо речи вырывается комок окровавленной слизи. Венди, стоящая рядом с ним с непроницаемым выражением лица, говорит:
— Добро пожаловать на премьеру, дерьмо собачье.
— Венди, ты? Ой. Вот ведь как… Я чувствую себя как мешок с дерьмом, брошенный в сортир. Который там час?
— Самый подходящий, чтобы образ жизни сменить, наркоман долбаный.
— Гамильтон, ты — здесь? — подает голос Пэм.
— Если предположить, что мы оба не сдохли, то вроде как здесь. Венди, так который час? Слушай, где мы? Что мы здесь делаем?
Поднять голову — все равно что взять в руки гнездо шершней.
— Сегодня выходной, голубочки. И вы оба в больнице. Вас сюда доставили для экстренной супернумеральной маммэктомии.
— Супер-чего?
— Для удаления третьего грудного соска.
— Что?! Ой, Венди, не пугай ты меня.
— Медицинский юмор, мой стиль. И не смотри на меня, как побитая собака. «Ой, Венди, чего-то я недопонимаю». Да ты, козел, на волосок от смерти был, ясно тебе?
Она подходит к Гамильтону, смотрит ему в глаза и несильно, но не в шутку, влепляет ему пощечину.
— Черт, Венди! Это-то за что? Ты мне такой кайф обломала, я так тащился!
— За что? Да ты ведь чуть не сдох, идиот вонючий.
Венди направляется к кровати Пэм и чмокает подружку в лоб.
— Ну, ребята, и задали вы нам жару! Нельзя же быть такими хлюпиками, чтобы в наши годы ширяться всякой дрянью. На хрена мне такие друзья, которые не могут отказаться от искушения при виде шприца с дурью? Ну, а теперь — я высказала все, что о вас думаю, и требую, чтобы вы сели и посмотрели вон в ту сторону.
Пэм стонет:
— Голова болит! Не поднять…
— Я сказала — смотреть! Наркоманы поганые.
Венди двумя кнопками приподнимает изголовья коек Пэм и Гамильтона, а затем распахивает занавески, предоставляя им возможность лицезреть Ричарда и Карен. Те лежат на одной кровати, Ричард обнимает Карен, держит ее руку в своей, изображая приветственное помахивание. При этом оба корчат друзьям рожи. На Карен джинсовая рубашка, которую захватила с собой Лоис, — та самая ливайсовская рубашка, что она носила в последнем классе школы: грубая ткань, вышитые попугаи.
Джордж, Лоис и Меган расположились на табуретках. Лоис выглядит изрядно рассерженной. Ее гнев направлен в первую очередь на Венди, а во вторую — на Гамильтона.
— Венди, я не думаю, что пребывание этих двух… э-э… наркоманов в палате моей дочери может принести хоть какую-то пользу. Они могут послужить дурным примером. Ты только посмотри на Гамильтона! Ничего себе зрелище для человека, очнувшегося после семнадцати лет пребывания в коме. Нет, в конце концов, существует режим, какие-то правила внутреннего распорядка.
— Лоис, — возражает ей Венди, — мне пришлось немало покрутиться, чтобы мне разрешили собрать их всех здесь, вместе. Думаете, это было легко?
— Но… но они ведь такие… Бр-р-р!
— Я повторяю, им всем будет полезно побыть вместе. Им нужна поддержка в трудную минуту.
— Господи ты, Боже мой. Нет, это глюки, — подает голос Гамильтон.
— Здорово, Гамильтон, — говорит ему Карен. — Кого ты пригласил на выпускной вечер?
Пэм, которой с ее кровати плохо видно, что творится в дальнем углу, взвизгивает, услышав знакомый голос. Карен — да она будто только сбегала в «Макдоналдс», перекусила и вернулась.
— Карен? Ты — здесь?
— Привет, ребята, — говорит Карен. — Как прошел выпускной? Я-то его пропустила. Как вам, по всей видимости, известно.
— Э-э… классно было, честное слово. Гамильтон по компьютеру выцепил себе Синди Веббер. А я пришла с Рэймондом Мерилсом.
— Да ты что?!
— Честно, а потом…
— У меня свидание было не через компьютер организовано, — влезает в разговор Гамильтон.
— Уж помолчал бы. Из знакомых ни одна нормальная девчонка не явилась бы с тобой.
— А Рэймонд по такому случаю не сбрил своего несравненного Кейта?
Кейт — подпольное, бытовавшее среди девчонок название пучка жестких волосинок, росших на большой родинке на лице Мерилса.
Пэм и Карен мгновенно превращаются в самих себя — прежних, весело щебечущих, словно тропические птички, присевшие на ветку мангового дерева. Пэм пытается встать, ее тянет к Карен, но тело не слушается ее, колени дрожат. Активированный уголь в гранулах, которым ее напичкали до предела, похоже, уже добрался до нижних отделов кишечника. Тем временем Гамильтона тоже начинает мутить, он чувствует себя так, словно его выложили на причал в штормовую погоду. Затем его рвет — праздничным шоколадом и бесконечным мартини — в ведерко у кровати. Но хуже всего то, что он всем телом чувствует надвигающийся приступ отчаянной, неудержимой диареи.
— Так вот, чтоб ты знала, — говорит Пэм, обращаясь к Карен, — Кейт тоже присутствовал на выпускном.
— Венди, — рычит Лоис. — Это омерзительно. Они больны, в конце концов. Я буду вынуждена жаловаться.
— Болезнь — это тоже часть жизни, Лоис.
— Mi scusa [16], ребята. — Пэм покрывается потом и замолкает.
Ее беспокойство растет с каждой секундой. У Гамильтона уже началась ломка. Пэм пока держится, но сил у нее хватит явно ненадолго.
— Как видите, с нами не соскучишься.
Откуда-то доносится голос Лоис:
— Ну что ж, доктор Шернен. Я звоню своему адвокату. Джордж, позвони моему адвокату.
— Лоис, уймись, — говорит ей Джордж.
Вот уже несколько дней, как Карен проснулась, и ей практически не удается побыть один на один со своими мыслями. Первые два дня вообще превратились в такой цирк, что Карен была вынуждена попросить Венди не пускать к ней никого, кроме родителей, Ричарда и Меган.
Гамильтона и Пэм перевели куда положено, палата теперь в полном распоряжении Карен. Она внимательно присматривается к своему телу — груда костей в маринаде, едва реагирующих на ее требования. Она уже набрала около трех фунтов, что кажется ей не самой смешной и даже обидной шуткой. Она тяжело поднимает руку к тому месту, где раньше у нее была грудь, а теперь — что-то вроде пергамента, обтягивающего ребра. Стон отчаяния, затем тяжелый вздох.
Она внимательно разглядывает палату — выделенный ей мир. Помещение очень похоже на то, где она лежала в третьем классе, когда ей удаляли аппендикс. Где же она пробыла эти семнадцать лет? В каком другом мире побывала? Она страшно сердится на себя за то, что ничего не помнит. Снов она не видела, но точно знает, что была где-то. Не там, где оказываются после смерти, где-то в другом месте. Она начинает думать о последней неделе, предшествовавшей коме, и постепенно вспоминает, как ее преследовала темнота. Темнота… Что? Кое-что начинает проясняться. Она пыталась найти способ обмануть эту темноту. И в итоге — проиграла. Черт!
Она пытается поднять руку — ощущение такое, будто ей вдруг вздумалось перетащить с места на место здоровенное бревно. Скоро придет Меган — «дочка-сюрприз» — и поможет ей делать упражнения для разработки суставов. Меган, Лоис и Ричард сменяют друг друга. Прежде всего нужно разработать связки и сухожилия — а уж потом наращивать мышцы. Порой она ощущает себя одним из пунктов какого-то меню.
Почему ей не дали умереть? Смысла в этом она сама не видит. Нет, она счастлива, что проснулась, но в глубине души ее пугает количество сил, денег и времени, потраченных на то, чтобы так долго не дать ей загнуться.
Что стало с миром? Что стало с людьми в этом мире?
Проснулась она еще совсем недавно, но кое-что уже ясно, просто бросается в глаза.
Ричард: совсем другой, но обнимает ее точь-в-точь как прежде — тела дольше хранят воспоминания, чем разум. Лицо Ричарда… такое опустошенное. Алкоголь? Как такое могло случиться? А Гамильтон с Пэм на героине? Вот уж прикол так прикол. Карен словно шагнула за какую-то дверь в своем семьдесят девятом и очутилась на лекции о здоровом образе жизни, где показывали фильм о незаметных, но весьма опасных приметах старения.
16
Извините (итал.).