На Лесном озере - О'Брайен Тим (книги хорошего качества .TXT) 📗
– Роскошные места, – сказала Пат. – Дикая природа.
Она села на солнышке, секунду посмотрела на Уэйда, потом зевнула и запрокинула лицо к небу.
– Устала я, – сказала она. – До смерти, до смерти устала.
– Можно вернуться.
– Погоди. Скоро вернемся.
Уэйд лег на спину в тени. Лес словно наплывал на него во всей своей текучей пышности; он закрыл глаза и дал потоку увлечь себя. Ощущение бабочки. Может, мягкий осенний воздух подействовал, может – сосновый запах, но почему-то ему вдруг стало легче дышать. Пришли приятные воспоминания. Ее смех. Как она спала на боку, придвинув к носу большой палец. Как поглощала за день пять или шесть пачек «спасательных кружков». Масса всего. Масса хорошего. Он вспомнил, как они в колледже ходили танцевать, как она на него смотрела – он сам не свой делался от радости, совершенно полый, совершенно наполненный.
Радость. Было ведь.
Теперь все по-другому. Амбиции и растраченные годы. Все хорошее исчезло, выветрилось.
На какое-то время он дал чувству вины власть над собой; потом услышал, как Пат села, кашлянула. В лесных зарослях позади них стучал дятел.
– Джон.
– Да?
– Нет, ничего. Не обращай внимания. – Прошло еще несколько минут. – Знаешь, о чем я все это время думала? Я думала, какая она все-таки хорошая. Просто золото.
– Конечно.
– И в любви, среди прочего. Она души в тебе не чает.
– Я в ней тоже.
Пат покачала головой.
– Прямо как маленькая девочка, вся по рукам и ногам опутана. Ничего своего, а только: Джон то, Джон се. Я прямо на стенку лезла.
– Я могу это понять.
– Можешь?
–Да. Думаю, что могу.
Пат смахнула налипшие на руку сосновые иглы. В лучах солнца ее волосы казались почти седыми.
– Я что хочу сказать, – вновь заговорила она. – Что Кэти как бы… понимаешь… себя, что ли, потеряла с тобой. Всё твоя карьера, твои проблемы.
– Если не считать дантиста, – сказал Уэйд.
– Это пустяк
– Так мне было сказано. Но мне это пустяком не показалось.
– Перестань. Дантист – это ходячая красная кнопка была, сигнал тревоги, чтобы ты проснулся. У этой глупой затеи была одна-единственная цель – заставить тебя увидеть, что ты можешь потерять. К тому же сам-то ты что, безгрешен?
– В этом смысле безгрешен. Я ей не изменял.
– Как же, не изменял. – Пат в сердцах отмахнулась. – А с милашкой этой, с мисс Политикой? День и ночь ведь за ней бегал. Если это не измена, то я лилейная девственница.
Уэйд поднял на нее глаза.
– У меня были планы на будущее, У Кэти – тоже. Это нас с ней объединяло.
– Ты серьезно?
– Вполне.
– Ты что, совсем ничего о ней не знаешь? Да ненавидела она все это. Каждую дерьмовую минуту. Жена политика – так изволь налепить улыбочку и демонстрировать преданность. Тебе это не кажется унизительным?
– Но мы же…
–Джон, послушай меня. Помолчи, послушай. Ненавидела – это еще будет мягко сказано. Ей же плохо делалось на публике, это бросалось в глаза – она вся как замороженная становилась. Совершенно очевидно было. Для тех, кто смотрел.
– Я не смотрел разве?
– Смотрел, да не туда. Тоже, кстати, тема для обсуждения. Детектив ты наш.
Уэйд покачал головой.
– Без проблем, конечно, не обходилось, но разве мы совсем на поперечных курсах шли? Я чего-то хотел, она чего-то хотела.
– Ты сказал «хотела»?
– Хочет. И сейчас хочет.
– Не буду с тобой спорить.
– Пат, тут спорить совершенно не о чем.
Она немного еще посидела, чуть покачиваясь и поигрывая массивным серебряным браслетом; потом передернула плечами, словно отделываясь от чего-то.
– Пора идти.
– Хорошо, пойдем, – сказал Уэйд. – Хочу только, чтобы ты поняла: было, было у нас с Кэти общее. Не так все ужасно.
– Суть не в этом.
– А в чем?
Пат заколебалась:
– Не хочу развивать эту тему.
– В чем суть?
– Слушай, давай…
– Нет уж ты скажи. Что это за такая таинственная суть?
Они смотрели друг на друга, зная, что подошли к пределу допустимого. Пат стояла и стряхивала с себя иголки.
– Ладно, если уж ты хочешь всю правду. Кэти иногда довольно страшно становилось. Из-за соглядатайства твоего. Из-за того, что ты во сне выкрикивал. Она просто с ума сходила от страха.
– Это она тебе говорила?
– Незачем было и говорить. И потом, эти заголовки. Проснуться однажды и увидеть всю эту мерзость на первых страницах. Что ж, выходит, она связалась с военным преступником?
– Чепуха, – сказал Уэйд. – Слишком упрощаешь.
– Уверен?
– Абсолютно.
– Все равно. Она же твоя жена. Ты мог поговорить начистоту, объяснить все толком.
Уэйд разглядывал свои ладони. Ничего мало-мальски убедительного в голову не приходило.
– Звучит разумно, но это нельзя вот так сесть и объяснить. Что я мог ей сказать? Господи, я едва… Сейчас все подается либо черным, либо белым – вот ведь как просто, – а там были сумасшедшие краски. Никаких четких границ. Ослепительный свет. Это был кошмар, единственное потом желание – забыть. Главное – все казалось совершенно нереальным.
– И убитые тоже?
– Слушай, я не могу…
– Для них-то все было очень даже реально. – Пат повернулась и взглянула на него в упор. – Ты ничего сам не сделал?
– Что значит «сделал»?
Не придуривайся. Ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю.
Она держала взгляд несколько секунд. Щебетали птицы, дрожали солнечные блики.
– Нет, – сказал Уэйд. – Не сделал я ничего.
– Я просто…
– Все нормально. Естественный вопрос.
В доме их ждали Рут и Клод. Уэйд познакомил их с Пат, потом извинился и отошел позвонить Лаксу. Голос шерифа звучал глухо и очень отдаленно. «Пока ничего, – сказал он, – очень жаль», и после короткой паузы хмыкнул, что могло означать сочувствие, а могло и досаду.
Повесив трубку, Уэйд посмотрел на часы над кухонной раковиной. Час коктейлей; ладно, коррективы могут и подождать. Он сделал четыре крепких коктейля из водки с апельсиновым соком, достал коробку крекеров и понес все на подносе в гостиную. Клод и Рут тихо разговаривали с Пат, которая сидела на диване закинув ногу на ногу.
Старик вопросительно поднял брови.
– Ничего, – сказал Уэйд. Он раздал бокалы. – Я хочу завтра взять лодку. Может быть, на весь день.
Клод кивнул.
– Ровно в шесть тридцать. Как штык.
– Отлично, но тебе-то самому необязательно.
– Черта с два необязательно. Не хватало мне, чтобы еще двое жильцов потерялись. Хорошенькая будет реклама.
Уэйд пожал плечами.
– Ладно, спасибо.
– Не за что. Значит, в шесть тридцать.
Через четверть часа Пат ушла в спальню. Клод и Рут задержались и выпили еще по бокалу; потом Уэйд проводил их к пикапу. Когда они уехали, он вернулся в гостиную, развел огонь в камине, налил себе еще выпить и развернул «Стар трибюн», которую Клод привез из города. Про Кэти было на второй странице. Он скользил глазами по тексту, едва вникая в смысл. Приводились высказывания Тони Карбо, который выражал беспокойство, губернатора штата, председателя партии и двух сослуживиц Кэти по университету. Внизу, под сгибом, была помещена зернистая фотография, сделанная вечером в день первичных выборов. Кэти стояла обхватив Уэйда одной рукой за талию, другую подняла, словно защищаясь от яркого света. Глаза слегка не попали в фокус, но хорошо было видно, как сияет ее лицо, какую радость излучает.
Уэйд положил газету. Несколько минут сидел, глядя в огонь.
– Ох Кэт, – сказал он.
Допил свой бокал и пошел на кухню за новой порцией.
Дрянная была ночь. Слишком много водки. Он все время опрокидывался внутрь себя, наполовину спал, наполовину бодрствовал, и его сновидения крутились вокруг темы вины – вокруг того, что он помнил, и того, что помнить не мог.
Около полуночи он встал.
Надел джинсы и куртку, отыскал фонарик и двинулся к лодочному сараю.
Он не очень хорошо понимал, что его туда толкает. То ли эти сны, то ли желание знать.