Жатва дьявола - Виалар Поль (книги хорошего качества txt) 📗
— Не расстраивайся. Я же тебе говорила, — нисколько мне не трудно позаботиться о твоей корове и даже подоить ее. А когда надо будет сводить ее к быку, я и об этом позабочусь… да еще и о теленке позабочусь, когда она отелится.
Настали холода, скот теперь держали в хлеву, там нашлось место и корове Люсьенны вместе с коровами Женетов, это облегчало уход за ней.
Адель совсем теперь не видала Мишеля Обуана, ему все было некогда, да и дома его почти никогда не бывало. Ее это не беспокоило. По рассказам Люсьенны она следила за развитием того, что называла «болезнью» Мишеля, и ждала своего часа. Однажды она, доверившись своему чутью, вновь отправилась к нему, услышав от Люсьенны, с которой виделась днем, что Мишель опять проигрался и, кажется, очень озабочен этим. Узнав, что в этот вечер он останется на ферме, будет там ночевать, она решилась пойти и поговорить с ним.
Она отправилась, как прежде, после обеда, и, выйдя проселком на шоссе, дошла до «Белого бугра». Уже было холодно, и Адель подняла воротник своего старенького пальто, бессменного с давних пор: Мишель никогда не дарил ей что-нибудь из одежды, и, подумав об этом, она вспомнила Люсьенну, но вспомнила с язвительной усмешкой. Лишь только она вошла в пустынный спящий двор, пес насторожился, не сразу ее узнав, так как совсем ее теперь не видел, но он все же не залаял и, когда Адель проходила мимо него, лизнул ей руку. Адель вспомнилось, как она приходила сюда с иною целью, и это ее взволновало. Но она сразу отогнала воспоминания: теперь уж не об этом речь. Подойдя к окну дома, где все было темно, она не поцарапала ногтем по стеклу, как прежде, а постучалась. Послышался голос:
— Кто там?
— Это я, — ответила она. — Это я — Адель.
Обуан тотчас же отпер дверь. Он еще не разделся. Сидел перед высоким черным от сажи и дыма очагом, где тлели угли. Когда Адель вошла, он подбросил в топку немного хворосту, пододвинул для гостьи стул и снова сел в свое кресло. В очаге вспыхнуло высокое пламя, и при свете его Адель поглядела на Обуана.
Он сидел безмолвный, встревоженный, не поворачивая головы в ее сторону, не спрашивая, зачем она пришла, думая только о себе и о том, что его мучило.
— У тебя неприятности? — спросила она наконец.
— Нет.
— Люсьенна мне говорила.
— Она ничего не знает.
— Нет, знает. Как ни скрывай, знает. Раз у тебя неприятности, я и пришла.
— Хорошо сделала, — сказал он.
— Ну вот, видишь!..
— Однако ж я старался, чтобы Люсьенна ничего не знала.
— Женщины — народ догадливый, — улыбаясь, заметила Адель.
Обуан посмотрел на нее. Подумать только, он жил с такой некрасивой толстой бабой, с такой старухой! Как это он не замечал ничего? Да просто он еще не знал Люсьенны, а стало быть, не знал, что такое женщина, — ведь только Люсьенна настоящая женщина. Теперь он не мог бы сойтись с Адель. Уж не за этим ли она пришла? Нет, успокаивал он себя, во всех ее словах сквозит лишь дружеское расположение; у женщины всегда сохраняется к бывшему ее любовнику что-то вроде материнского чувства, если она вовремя убедилась, что насчет другого все между ними кончено, и она может смотреть на него как на ребенка, на «маленького мальчика». А в тот вечер Обуану так нужна была добрая материнская ласка. Неприятностей не оберешься, вот Адель и пришла посочувствовать. Кому же в конце концов довериться, если не ей?.. Нет у него близких, да никому бы он и не открылся, тем более Люсьенне.
— Что у тебя не ладится-то?
— Да, так, ничего особенного, — ответил он. — Только вот в карты не везет за последнее время.
— А раньше ведь ты все выигрывал.
— Да. Но сейчас пошла плохая полоса. У картежников всегда так. То, бывало, Буано не везло, — целых три месяца, а теперь на меня повернуло: я ему задолжал.
— Много?
— Много! Я все хотел отыграться, понимаешь!
— Погоди, через день-другой твой черед придет…
— Я на это рассчитываю. Ну, а пока что…
— А пока что — платить надо? Да? — спросила Адель. И умолкла, как будто размышляла о чем-то. — В Товариществе попроси, — сказала она.
— Сейчас ничего не могу там просить. Они уже дали мне ссуду под урожай, а теперь требуют гарантий?
— Что ж, понятно. Продать тебе нечего?
— Ну вот еще! Не хочу я продавать. Один раз я уже продал Альсиду участок земли — два гектара. И зарекся. Больше не буду.
— Даже если жена Альсида тебя попросит?
— Даже и в этом случае, — решительным тоном ответил Обуан. — Она — это одно, а он — другое.
Обуан верил своему утверждению. Что ж, тем лучше. Адель же полагала, что он глубоко заблуждается. Но сейчас не о том шла речь.
— Как же ты теперь будешь?
— Не знаю, — ответил Обуан.
— Из-за этого ты и мучаешься?
— Еще бы!
— Должен же быть какой-то выход.
— Разумеется, но я не вижу выхода. А карточный долг — это долг чести.
— Ты не можешь попросить Буано, чтобы он подождал?
— Не могу. Так не делают. Если я не заплачу, мне лучше и на глаза не показываться этим ребятам.
— Значит, надо заплатить, — сказала Адель.
— А как?
— Надо найти деньги.
— Где?
— Какой-нибудь способ найдется.
— Не вижу — какой.
— Так ты говоришь — серьезный долг?
— Больше ста тысяч.
— Ох ты! Но ведь это по меньшей мере десять гектаров хорошей пахотной земли!
— Да. Но ведь я тебе сказал…
— Ладно, ладно… понимаю… Значит, надо найти эту сумму, ничего не продавая…
— Заметь, я могу дать только закладную на свою недвижимость.
— Сто тысяч! — воскликнула она, почесывая себе темя, — оно всегда у нее зудело, так как все не хватало времени вымыть голову, а в волосы набивалась и пыль и земля.
— Сто десять тысяч! — поправил ее Обуан.
— Хорошо, — сказала она. — Я тебя выручу.
— Ты?
— Да, я.
— Выручишь? Ты можешь меня выручить, Адель?
— Я же тебе сказала.
— У вас на «Краю света» есть сто тысяч?
— И даже больше. Мы скопили и еще копим.
— Хорошо. А если вам самим понадобится?
— Ну, когда там еще понадобится. Ты до тех пор отдашь.
— Разумеется, отдам.
Обуан уже представлял себе, как он играет с Буано, с другими партнерами и отыгрывает у них свои деньги.
— Вот видишь. Тебе когда надо платить?
— Завтра, — смущенно ответил Обуан.
— Ладно. Знаешь, что мы сделаем?
— Нет.
— Пойдем сейчас вместе. Ты меня проводишь до дому. Я войду, возьму деньги и принесу тебе.
— Вы держите деньги дома?
— Да, в бумажнике.
— Скажи пожалуйста! — воскликнул он, развеселившись. — Так ты стала богачкой, Адель?
— Не забывай, что нас трое — с матерью, да еще Фернан вернулся. Но если нам кое-что удалось отложить, так мы отчасти обязаны этим тебе, Мишель, ты ведь помогал мне во время войны.
— Пустяки! Я делал, что мог.
— Я этого не забыла… Да и другое тоже, — добавила она с некоторой грустью.
— И я не забыл, — сказал он из любезности. — В любви ты понимаешь толк, Адель!
— Меньше, чем Люсьенна.
— По-другому, — ответил он.
— Ну что ж, пойдем, — сказала Адель.
Он уже поднялся с кресла, но вдруг Адель застыла на месте.
— Я вот что вспомнила, — сказала она, — ведь бумажник-то у Альбера хранится. Сто десять тысяч он завсяко просто не выпустит.
— Вот видишь! — разочарованно воскликнул Обуан.
— Да я хочу сказать, что надо ему бумагу выдать.
— Ну, за этим дело не станет! — ответил Обуан, воспрянув духом.
— Да мне-то никаких бумаг не надо, это ему.
Мишель уже направился к старому секретеру, в котором покойный отец держал свои бумаги. Порывшись там, он достал листок бумаги в клетку, пузырек с черными чернилами, какие можно найти в деревенских лавочках, и красную ручку с «унтер-офицерским», слегка заржавленным пером — им не часто пользовались.
— Я напишу сейчас расписку, — сказал он.
— То есть… Расписка само собой. Но Альбер потребует гарантии. Наш Альбер не очень-то покладистый парень, надо его приманить чем-нибудь.
