Не спрашивайте меня ни о чем - Пуриньш Андрис (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
— Я боюсь… Произойдет то, чему, наверно, лучше бы не происходить… Я боюсь за нас обоих…
Она взъерошила мою свалявшуюся гриву и погладила по щеке.
Я стал вылезать в окно. Чувствовал, еще немного, и на глазах у меня выступят слезы.
— Сегодня не будем думать ни о чем! — воскликнула она с каким-то отчаянием. — Сегодня наш день! Верно, Иво?
— Хм-м…
— Договорились?
— Н-да…
Ее довольно долго не было, а когда вышла, опять была веселой, улыбающейся. И я тоже стал вдруг таким же, выкатил из сарайчика спортивный велосипед, и мы поехали к моим друзьям в Пабажи.
Кто-то сказал Эдгару, будто бы на Видземском побережье сейчас угорь идет на донку. Мне не верилось, но ребятам эта идея крепко втемяшилась в головы, и выбить ее оттуда мог единственно лишь печальный опыт.
Диана сидела на раме, я мощно крутил педали и смотрел то на ее затылок, то на улицу.
У магазина остановился.
— Что ты собрался покупать?
— Надо как-то спасать голодающих. Они ведь собрались питаться пойманной рыбой…
Купил копчушек и консервов, две бутылки вина.
Ухнул на это почти до копейки все скопленное за неделю.
— Что за бутылки?
— Вино.
— Ах ты, пьянчужка мой милый, — изучив этикетки, сказала она. — Крепленое дуешь!
— Другого не было, — стал оправдываться я.
— А вообще-то, зачем оно тебе?
— Почему — мне? Другим тоже.
— Вот эта гадость?
Она презрительно усмехнулась, и мы поехали дальше. И как это ни странно, но я уже знал, что не выпью ни капли. И мои друзья тоже не выпьют.
На мостике через Петер-упите резко затормозил.
— Что случилось?
— Ничего, — сказал я. — Что особенного может случиться в наше время?
Достал одну бутылку и бросил в речку.
Она молча посмотрела на меня, и я даю голову на отсечение, что ее глаза в тот миг смеялись.
— Вот так мы и загрязняем окружающую среду, — пробормотал я и выбросил вторую бутылку.
Мы покатили дальше, и на горку, где белая церковь, я въехал неожиданно легко. То ли потому, что был зол, а может, оттого, что груз стал на две бутылки меньше.
Я толкал по песку у самой воды велосипед, Диана тащила авоську с продовольствием, палило солнце, и я чувствовал себя в дурацком положении.
Насколько хватало взгляда как в одну, так и в другую сторону, редкие на пустынном берегу люди, похоже, не занимались больше ничем, как только загорали и купались.
Внезапно из сосенок на дюнах раздался крик:
— Иво-о!
Там стоял Эдгар и размахивал руками.
— Как клюет, старики? — крикнул я. — Рыбы столько, что пришлось всю отпустить? Что-то я ее тут не вижу!
— Клюет обалденно! — прокричал в ответ Эдгар. — Кило копченого окуня! Треска в масле и в томате! Две бутылки вина! И в придачу зубастый малый, чтоб схарчить его без соли в голодуху!
— Угорь берет лучше всего под вечер, — пояснил Яко. — Когда водичка тихая, теплая.
Они удобно расположились в тени сосенок. Поставили палатку. Подготовили площадку для костра. Натащили хвороста. На солнце блестел котелок, надетый на колышек. Была даже натянута веревка, на которой покачивались излишки одежды.
— Вы тут не одни?
— С нами… девушки… Сейчас подойдут.
Они стали вдруг неожиданно галантны. Не «девчонки», а «девушки». Наверняка сказалось облагораживающее влияние Дианы.
Меня прямо-таки поражало, насколько свободно, непринужденно она себя чувствовала. С самого первого момента, как только познакомил ее с Эдгаром и Яко, она мгновенно преобразилась. Она как бы превратилась в школьницу.
Все весело несли разную чушь и дурачились, а я незаметно отошел в сторонку. Они остались втроем. Это же надо! Готов голову дать на отсечение, что ни один посторонний человек не обнаружил бы ни малейшей разницы между нею и нами. И точно так же готов дать голову на отсечение, что ее не обнаружили бы и Яко с Эдгаром.
Диана была моя девушка. Такая же, как я. Такая же, как они. Такая же, как мы.
Послышались голоса, смех.
К лагерю приближались две девушки. Одну из них я знал. Это была Гайда из параллельного класса. Стройная синеокая блондинка, на которую я тоже однажды положил глаз. Мы даже сходили в театр на постановку про Лильома. И сразу же после спектакля умудрились поссориться, поскольку она знала, что она красивая девушка, и потому, очевидно, считала, что все должны думать, как она. Гайде понравился Лильом, и она ему жутко сочувствовала, я же сказал, что терпеть не могу таких людей, которые заставляют других страдать, а потом сами же мучаются. Пусть их сколько угодно мучаются, сказал я, мне наплевать на это. И потому мне больше понравился друг Лильома, тот, с ножом за пазухой. По крайней мере, он хоть других не изводит и сам не переживает. Он какой есть, такой и есть, и уж если пырять ножом, так пыряет, но не отравляет постепенно жизнь другим и самому себе. А она нет: сердце у Лильома доброе. Он хочет быть добрым и в жизни тоже, но не может. Да плевать на его доброе сердце, сказал я. Если он ведет себя как дрянь, то неважно, что он хочет. Возможно, отчасти я так сказал из-за того, что мне понравилась его жена, то есть актриса, игравшая его жену, которой он без конца наносил всяческие обиды.
— Гайду годить — ждать, не уходить, — сказал я Эдгару так, в шутку. — Когда вы поженитесь, будете с Гайдой годить, пока дюжину детей не народите.
Эдгар засмеялся и щелкнул меня по затылку.
— Мало ли кто чего ждет, кто первый дождется и дождется ли… Попроси-ка даму Яко погадать тебе.
— Яко, из какого табора ты ее умыкнул? И как ее звать?
— Марица-Рикикица, — сказал Яко.
Это была смуглая девушка с черными как смоль волосами. На мочках ее ушей бренчали стеклянные бубенчики. По-латышски она говорила с акцентом, и звали ее вовсе не Марица-Рикикица, а Марите.
Я пошел с Эдгаром к морю; там в воде охлаждались бутылки с лимонадом.
Мы выкапывали из песка бутылки, и я украдкой поглядел на Эдгара. Под глазом едва заметно желтело пятно. Мне опять стало стыдно. Стоит мне психануть, и я уже не способен трезво соображать. Если даже и возникла необходимость ударить, можно же было оплеуху пли двинуть в челюсть. Не врага же бил.
Ребята уже поставили донки с колокольчиками, да бросили их без присмотра. Одну донку утянуло в море, и палочка со звонком покачивалась в нескольких метрах от берега.
— Эдгар, так вы к вечеру останетесь без донок.
— Почему? — спросил он.
— Сам погляди! Вон она куда уплыла.
Он побросал в воду бутылки, заорал на меня, чего, мол, я жду, и пулей бросился за донкой. Осторожно потянул и взволнованно прошептал:
— Там что-то есть!
— Да что там может быть! Разве какая-нибудь старая мина.
Вдруг он резко повернулся, перебросил леску через плечо и со всех ног помчался к берегу.
Леска вытягивалась из глубины и выволокла на поверхность длинную черную змею — она подскакивала на волнах, как воднолыжник за катером.
Вытащенный на песок, угорь сорвался с крючка и извивался шагах в пяти от воды, но Эдгар шпарил все дальше, пока не достиг соснячка.
— Эдгар! — закричал я. — Он ползет назад в море!
— Отбрось скорей от воды подальше! — крикнул он и побежал обратно.
Но мне было противно прикоснуться к этому скользкому гаду, и я стал нагребать на его пути песчаные валы, которые он, впрочем, запросто преодолевал.
Эдгар придавил угря к земле и норовил схватить руками, но тот был жутко скользкий и не давался.
— Чего стоишь! Сыпь на него сухой песок! — командовал Эдгар. — Да шевелись же ты! Он ведь точно удерет!
Я сыпал на несчастную змею песок, чтобы у Эдгара не скользили руки. Наконец он высоко поднял угря и, счастливый, сказал:
— Ну и здоров! Потянет на полкило, не меньше! Я же знал, что сегодня будет у нас добыча!
Не хотелось портить ему настроение, а то бы я напомнил: очень много ты знал! Если бы я случайно не увидел вырванный колышек, угорь, позванивая колокольчиком, уплыл бы в Швецию.
