Коридор - Каледин Сергей (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Дома Ромка обнаружил, что в фамилии Хемингуэя сделал две ошибки, и страшно переживал, что вдруг его невежество станет вестно Юле. Но все обошлось. Юля стала посматривать время от времени на Рому. Отношения завязались. Они стали ходить вместе в кино, Юля рассказывала о заграничной жни и поклонниках, чешских, а также и русских, сверстниках и людях старшего возраста. Ромка тяжело переживал эти рассказы, но вида старался не показывать, только невпопад отвечал, напряженно вспоминая, как бы вели себя в таких ситуациях герои Ремарка.
Герои Ремарка в сложных ситуациях пили граппу и кальвадос. И поэтому, когда Юля неожиданно ушла с места встречи – Ромка опоздал на свидание на десять, минут, – а затем не пожелала слушать объяснение и не открыла ему дверь, сказав: «Уходи», Ромка решил последовать примеру любимого писателя и купил напиток, блкий к кальвадосу, а именно: аперитив кишиневского готовления. Он выпил полбутылки сладкой гадости и Направился к Юлиному дому. По дороге его вырвало, что было совсем странно, так как любимых героев, сколько бы они ни пили, никогда не тошнило. На вялых ногах он доковылял до Юлиной двери и уперся пальцем в звонок. Юля строго велела ему идти домой. Ромка звонил. Юля сказала, что вызовет милицию. Ромка задумался, но решил не отступать от своего плана любви, настойчивость в которой, опять же по заверению любимого писателя, должна импонировать женщинам и привести к успеху.
Юля жила на втором этаже, мимо балкона шла вверх водосточная труба. Ромка полез к любимой. Подняв его до середины пути, нетрезвые руки не совладали с гладкой трубой, и Ромка рухнул в палисад, сокрушив крыжовенные кусты, насаженные жильцами первого этажа. Жильцы подняли ор, Ромка, потирая ободранную фиономию, выбрался колючих кустов и поплелся жаловаться на судьбу Вовке Синяку.
Вовка учился в ПТУ. Учиться в обычной школе ему было трудно и фически неудобно. Он так разросся в длину и ширину, что занимал отдельную парту, переднюю, чтобы быть на виду у учителей; на задних партах он не учился, там он учал приключения майора Пронина или же дразнил впереди сидящих девочек, обводя мелом через форму пуговицы на их лифчиках. На передней же парте он своими длинными ногами, обутыми в домашние тапки с заломом задников, высунутыми далеко к доске, мешал урокам, о ноги его спотыкались выходящие к доске ученики и блорукие учителя. Кроме того, у него пошли такие усы, что немка, мать троих детей, сбивалась с мысли и краснела, видя перед собой усатую ухмыляющуюся рожу с выбитым передним зубом.
Разросся Вовка так в отца, не в того, который «погиб под Сталинградом», а в настоящего – дзюдоиста Минска, как уверял теперь Вовка и чему Ромка верил до тех пор, пока Татьяна Ивановна в сердцах, хлопая сына по бесчувственной наглой морде, не вскрыла тайну: «Такой же идиот вырос, борона пустая, как батя твой. Всю жнь и будешь, как он, в дерьме ковыряться!» – предрекая будущую Вовкину специальность сантехника.
Любимое занятие Вовки дома было читать разваливающиеся приключения, которые он выискивал в районных библиотеках. Он сидел в своем подвале в трусах, запивая холодным жидким чаем огромный мягкий батон за двадцать восемь копеек. Перед ним всегда стояла книга. И сам он был огромный, как батон за двадцать восемь: не то чтобы мускулистый или, наоборот, жирноватый, как Ромка; он был какой-то весь белый, литой, с длинными толстыми ровными руками и ногами, без выпуклостей, и очень тяжелый, чуть ли не сто килограммов.
…Пока ободранный о крыжовник Ромка добрел в позоре до Вовкиного подвала, его стошнило еще раз и он очухался.
Вовка, не отрываясь от книги, без энтузиазма выслушал печаль друга. Юлю он, в отличие от Ромки, не любил, так как она его обидела.
Когда Юля впервые появилась, в конце восьмого класса, Вовка кивнул другу: «Такие люди – и без охраны!» – и выставил подальше ногу, чтобы Юля споткнулась. Юля не споткнулась, перешагнула через его копыто в драном тапке и с сожалением поглядела на Вовку, взглядом объясняя ему, какой он идиот. Вовка от удивления склонил башку набок. Юля тем временем дочитала стихотворение «Есть женщины в русских селеньях» красивым, чуть-чуть, правда, гнусавым голосом и выжидательно стояла у стола, ящно облокотившись на него обеими руками, пока Клара выводила ей в дневнике пятерку. Прозвенел звонок. Вовка сорвался с места и мимоходом, как бы нехотя прихватил в свою грязную лапищу маленькую аккуратную грудку новенькой, треугольничком выглядывающую – под руки. Юля, не поворачивая головы и не меняя позы, звонко шлепнула Вовку по морде, так что у того лязгнули зубы.
– Так тебе и надо, козел, – сказал Ромка в уборной, где они курили.
– Пощупать, что ль, нельзя? – пожал плечами Вовка. – Было бы чего: доска, два соска. – И прогнусил, скорчив морду: – «Есть женщины в русских селеньях…»! А ты чего, Жирный, гулять с ней хочешь? Гуляй, кто тебе мешает, добра-то.
Насчет «доска, два соска» Вовка врал от неудачи. На уроке фкультуры это стало очевидным – у Вовки от умления вытянулась морда. У Юли кроме фигуры, оказывается, был еще первый разряд по художественной гимнастике. Правда, Вовка не хотел сдаваться без боя и уверял, что у нее разряд получен в Чехословакии, а значит, нашему первому не соответствует…
…Вовка оторвался наконец от книги, морщась повернулся к несчастному другу:
– Ну и чего? Может, у нее кто-нибудь еще кроме тебя есть– он сказал это таким обыденным голосом, что Ромки от тоски заныли внутренности. Он вдруг вспомнил, что – есть: Юля сама рассказывала ему про Сашу Травникова, десятиборца одиннадцатого класса соседней школы.
– Есть, – кивнул он, неожиданно осознав весь ужас. – Но она говорила, что я тоже ей нравлюсь. Она просто не знает, кого нас выбрать. Она будет решать, она еще не решила…
– А чего решать-то, кильки будешь? – Вовка сосредоточенно ел каспийскую кильку, обдирая с нее кожу. – Сто вторая, пункт «Д»: с садмом, – бормотал он, выуживая кильки нежный скелет. – Травников?..
Ромка молча кивнул. Сейчас он лихорадочно вспоминал, что в таких случаях делают герои Ремарка, но мысли путались. Сейчас он думал, как будет жить дальше, если Юля все-таки предпочтет Травникова. Юля была красавица. У нее никогда не сбивались швы на чулках – всегда строго по центру длинных стройных ножек с играющими при ходьбе тренированными икрами; у нее красивый голос, прозрачная перепонка между передними зубами, которую Вовка по злобе называл «переносицей во рту», маленькие сильные руки, усеянные от кисти до локтя нежными девичьими цыпками. Даже когда она потела, очень приятно пахла. Уступить такую красавицу Травникову?
– Вован, чего делать-то? – проблеял Ромка.
– Дыню отбить – и дело с концом. Чтоб больше к ней не лез. Только ты слышь, Жирный, ты сам к нему надерись первый, а то я надираться не умею совсем. Слышь! А ты Пимену напиши за меня, у него день рождения, поздравить надо, а чего писать – не знаю… Напишешь? Только ты первый надерись, ага?
– А он при чем? – мучаясь от собственной совестливости, пробубнил Ромка. – Он-то при чем? Ты дурак, что ль!
– Ему помочь хочешь, а он корячится еще!.. – обиделся Вовка, утыкаясь в книгу. – Пимену напишешь?
Вовка хотел работать в уголовном розыске. Большей частью он хотел сам ловить бандитов, но иногда планы его вдруг менялись – и он, с завистью вспоминая сидящего в колонии усиленного режима Пимена, решал идти по его пути и ускользать от уголовного розыска. Пока Вовка читал книги и выбирал будущее.
За несколько дней до отъезда на Кавказ Ромка шел к Синяку в подвал обговаривать детали. В последнее время Юля была к Ромке благосклонна. В разговорах ее часто проскальзывала фамилия Травникова, но проносила она ее без удовольствия. Ромка, хоть и нывал от желания узнать, какие у нее в настоящее время отношения со вторым ухажером, по-мужски пересиливал себя, молчал. Время от времени Юля разрешала себя целовать, только недолго и аккуратно, чтобы не помять высокую прическу. Но все время чувствовалось, что думает она о чем-то постороннем, о другом. Ромка уже окончательно решил настичь ее на Кавказе, но Юле об этом не говорил.
