Сад теней - Эндрюс Вирджиния (читать книги регистрация .txt) 📗

— Я поговорю с Малькольмом и потребую от него разъяснений по всем вопросам, включая и финансовые.

Она с надеждой посмотрела на меня. Одной фразой мне удалось пробудить в ней жажду жизни.

— Может быть, он изменит свое решение. Может быть, тебе удастся уговорить его разрешить мне уехать немедленно.

— Может быть. Но не следует обольщаться. Малькольм никогда ни перед чем не останавливался.

— Но он ведь прислушивается к тебе.

— Да, только тогда, когда ему это выгодно. Только тогда, когда он сам этого захочет и почувствует, что это согласуется с его намерениями.

— Без твоего участия эти планы неосуществимы. Но ты ведь можешь отказаться и не пойти на это.

— Я могла бы отказаться, но это ведь было бы не в твоих интересах, дорогая? — спросила я.

Единственное, чего я не стала бы допускать в эту минуту, так это ее советов.

— Он просто осуществит свои угрозы. Тебе придется отказаться от своих иллюзий. Если я не помогу тебе, ты останешься без гроша на улице.

Последняя улыбка надежды исчезла с ее лица. Я чувствовала себя кукловодом. Я потянула за ниточку и повергла ее в уныние. Отныне она не станет петь и порхать по дому, если я этого не захочу. Она не будет столь веселой и болтливой, если я стану возражать.

Она упала на постель и зарыдала.

— Я не сделаю этого, Алисия. Тебе следует привести себя в порядок и не поддаваться унынию. Если бы, не дай Бог, с тобой что-нибудь произошло и причинило бы вред тебе и твоему ребенку…

— Что? — она, казалось, сошла с ума от ужаса, ее глаза расширились, губы плотно сжались.

— Не знаю, на что способен Малькольм, но он бы, наверняка, заподозрил тебя в том, что ты умышленно причинила вред или убила ребенка.

— Я никогда не сделаю ничего подобного.

— Конечно, ты так не поступишь, но Малькольм будет считать, что ты так поступила, желая навредить ребенку. Разве тебе не ясно? Ты должна хорошо питаться и стараться быть жизнерадостной.

— Но, Оливия. Я буду чувствовать себя, словно… в тюрьме.

— Ты права, Алисия. Но все мы так или иначе несвободны и находимся в заключении, Алисия. По иронии судьбы твоя красота лишила тебя свободы.

Я уже направлялась к выходу.

— Но настанет день, и она меня освободит, — не сдавалась она.

Я оглянулась на нее.

— Я надеюсь на это, моя дорогая, дорогая Алисия. Но теперь тебе следует помнить, что красота для тебя — и замок и ключ. Может быть, Малькольму снова захочется открыть этот замок, стоит ему снова взглянуть на тебя. Нетрудно догадаться, что он увидит, и мы обе не хотим, чтобы это вновь повторилось. Когда ты окажешься в полном одиночестве в своей комнате в северном крыле, ты станешь еще более беззащитной, чем прежде, не так ли? — размышляла я вслух.

Осознав сказанное мною, она еще больше перепугалась.

— Что мне делать? Я не смогу изуродовать мое лицо. Я не растолстею и не подурнею за одну ночь.

— Нет, конечно. Но на твоем месте я бы обрезала волосы как можно скорее.

— Мои волосы? — Она стала гладить и отмерять их, словно они уже были обрезаны. — Гарланд так любил мои волосы. Он мог часами сидеть возле меня, разглаживая их, погрузив в них свои пальцы и вдыхая их аромат.

— Но Гарланд умер, Алисия. Настанет день, и они вновь отрастут, ты согласна? — Она не отвечала. — Согласна?

Я настаивала на ответе. Я отныне всегда буду настаивать на нем.

— Да, — ответила она чуть слышно.

— После того, как мы объявим всем, что ты уезжаешь, и ты переселишься в северный флигель, я принесу ножницы и сама их отрежу.

Она молча кивнула, но мне этого было явно мало.

— Я сказала, что сама все сделаю за тебя. Она вновь подняла глаза.

— Благодарю тебя, Оливия. Я улыбнулась.

— Я сделаю все, что в моих силах. Но ты должна помнить, что и мое положение отнюдь не легкое.

— Я понимаю. Мне искренне жаль. Поверь мне — я верю тебе. А теперь тебе надо прилечь и отдохнуть, а позднее мы обсудим все детали.

Вышедшая из спальни Малькольма после проведенной уборки миссис Штэйнер удивила меня: она ступала так осторожно и медленно, что я невольно заподозрила ее в подслушивании нашего разговора с Алисией за дверью лебединой комнаты.

— Миссис Фоксворт заболела? — спросила она.

Слугам трудно было называть Алисию «миссис Фоксворт» в беседах со мной, им неловко было называть ее по имени. Я так сурово взглянула на нее, что она осеклась, а затем отступила назад.

— Я имею в виду, я хотела бы знать, следует ли мне сегодня прибирать в ее комнате.

— Нет, сегодня этого делать не нужно, — сказала я.

— Хорошо, мадам, — ответила она и пошла вперед по коридору.

— У нее болит голова, — добавила я, — но в целом, ничего серьезного.

Миссис Штэйнер кивнула. Я наблюдала за тем, как она быстро спускалась по лестнице, и расстояние между нами росло. Она не будет возражать, если ее рассчитают, подумала я. Хотя она прослужила здесь довольно долго, и мы ей хорошо платили. Малькольм проследит за тем, чтобы она и все слуги были хорошо обеспечены, им выплатят солидное выходное пособие. А позднее я скажу ему, сколько слуг мне необходимо. Необходимо, чтобы он отныне строго исполнял мои распоряжения. Я ждала его объяснений, он будет поставлен перед свершившимся фактом признания Алисии, как только вернется домой. Я была уверена, что он найдет время, чтобы разъяснить, как в действительности все обстоит, и что он задумал. Но я, разгадав его стратегию, любыми путями получу свой кусок пирога.

Отныне все будет зависеть от меня, даже Малькольм будет подчиняться мне и прислушиваться к моим желаниям. Я буду управлять всем. Это было лишь малое утешение за то, чего я была лишена, о чем я мечтала, и чему не суждено было сбыться; но я не лгала Алисии, сказав, что все мы узники поневоле. После признаний Алисии в том, что произошло между нею и Малькольмом, я согласилась на добровольное заключение, но приняв его, я стану полновластной хозяйкой своей тюрьмы.

МАЛЬКОМ ВЕДЕТ СВОЮ ИГРУ, А Я СВОЮ

Со своей обычной надменностью Малькольм не проявил ни раскаяния, ни стыда, ни угрызений совести. Когда он пришел домой вечером после работы, я вопреки правилам прошла в его кабинет, куда он обычно удалялся перед ужином, и вход куда был заказан всем в доме, за исключением самого Малькольма и прислуги, которая раз в неделю делала там уборку. Когда я без стука открыла тяжелую дубовую дверь, Малькольм взглянул на меня удивленно и сердито:

— Что ты здесь делаешь, Оливия? — спросил он сердито.

Лицо мое стало каменным, а в свой голос я вложила всю самую надменнейшую усмешку.

— Я собираюсь поговорить с тобой о новорожденном.

А далее я кратко пересказала исповедь Алисии. Я выплевывала ему в лицо отдельные подробности, словно восставала против его наглости и распутства. В небе прогремел весенний гром, буйный и темный, за окном позади была лужа, в которой виднелись сердитые исси-ня-черные облака, которые угрожали ворваться в комнату и поглотить нас. Но облака были далеко не такими иссиня-черными и страшными, как я, а если бы кто-нибудь и способен был на людоедство, так это я.

— Ты все преувеличиваешь, Оливия, — сказал Малькольм, перебирая карандаши на столе.

Во время моей речи настольная лампа отбрасывала тень на его лицо, скрывая его глаза. Ураган привел к неполадкам с электричеством, свет то загорался, то гас. Ставни были плотно закрыты от сильного дождя, который яростно барабанил по подоконнику, царапал по стеклу, мы были словно замурованы в этом кабинете Малькольм неспешно перебирал бумаги на столе. Он казался спокойным и сосредоточенным, словно все происходящее его не касалось. Я терпеливо ждала, пока он закончит перебирать свои бумаги и разложит их в две стопки. Я понимала, почему он не замечает меня. Это была борьба воли одного и другого. Я не собиралась ни сдаваться, ни кричать, исполняя роль обманутой жены, хотя именно эту роль он предназначал мне. Истерика сделала бы меня слабой, привела к потере выдержки и самообладания. Наконец, он взглянул на меня.