Полюс Лорда - Муравьев Петр Александрович (книги бесплатно .TXT) 📗
По-видимому, он ослаб, потому что, не дождавшись нашего ухода, неожиданно уснул.
По пути домой Салли молчала, притулившись комочком к окну. Я погладил ее по руке.
– Ничего, все будет хорошо! – сказал я. Она подняла голову.
– Знаешь, что он сказал мне вчера? Он просил у меня прощения.
– За что?
– За все… Он думает, что мне не следовало выходить за него. – И Салли, уткнувшись в платочек, разразилась горьким плачем, совсем как ребенок. Я напряженно обдумывал, что бы сказать ей в утешение, но тщетно: мысли мои были не здесь, а там, в Нью-Йорке, где меня так неожиданно настигло запоздалое счастье.
В понедельник утром секретарша доложила о приходе Кестлера. Через минуту вошел он сам. Вид у него был смущенный. Усевшись напротив, он не: много помялся и сказал:
– Звонил вам вчера вечером… мистер Беркли… – но я тут же прервал его:
– Никаких мистеров, Кестлер! Мы – друзья, и такими останемся. Извольте-ка звать меня как всегда – Алекс!
Мой гость рассмеялся:
– Ну вот, не успел войти, а уже получил нагоняй! Неплохо для начала!
Глядя на его повеселевшее лицо, я и сам рассмеялся.
– Чего же вы звонили?
– Хотел… ну, как тебе сказать… удостовериться, что ты тогда не случайно… – Он запнулся и смолк. Но я уже понял. Я встал и протянул ему руку.
– Нет, Кестлер, не случайно! Если бы встретил вас сегодня, завтра или через сто лет, то сказал бы то же. Да и дело не только в нашей дружбе. Вы – отличный инженер; я в этом убедился, просматривая ваши старые чертежи. Ведь это вы, а не отец создали нашу фирму!
– Ну, это ты, положим… – Кестлер был явно смущен моими похвалами. – Без твоего отца я бы тоже не вытянул.
Минут через десять мы сидели и обсуждали производственный план на ближайшие месяцы. Кестлер воскрес, вид у него был возбужденный.
Когда затем мы направились в бюро конструкции, я сказал:
– Вы займете место главного инженера, оно у нас с давних пор свободно.
Вернувшись к себе, я углубился в дела. Они как будто не оставляли желать лучшего. Фирма, при скромных размерах, преуспевала, выполняя солидные заказы. Теперь перед нами открывалась перспектива дальнейшего расширения. Риску в этом было бы и совсем немного, если бы не назревающая экономическая заминка, в случае каковой мы оказались бы в полной зависимости от государственных контрактов. И вот тут не все было ясно.
Дело в том, что, поступив на должность директора, я вскоре понял, что наша удачливость в получении государственных заказов основывалась главным образом на личных отношениях с Брауном. Этот тип, несмотря на свою примитивность, был хитер и пронырлив и обладал какими-то тайными связями. Владея собственным предприятием, он одновременно подвизался в лобби политической партии и там заводил нужные знакомства. Он явно благоволил отцу; потому ли, что когда-то они были однокашниками, или потому, что даже самые ничтожные люди испытывают потребность кому-то покровительствовать.
Так или иначе, от него многое зависело. Вопрос теперь сводился к тому – как долго удастся сохранить поддержку этого человека. Отец лебезил перед ним – звал в гости, вывозил в рестораны – бедная Салли! – делал миссис Браун ценные подарки. Я на это не был способен; один вид этого субъекта наводил на меня нестерпимую скуку. На днях он позвонил, чтобы справиться о моих успехах, и я едва мог выдавить из себя пару сухих фраз. Кажется, он это заметил и преждевременно закончил разговор.
Когда я рассказал об этом Салли – отца я, естественно, не хотел огорчать, – она рассмеялась.
– Ну и что, жили без Брауна, проживем и в будущем!
Но что понимала в делах эта девочка!
Милях в десяти на север от Нью-Йорка, в горной лесистой местности расположился «заезжий» ресторан «Очаг». Не найти его может только слепой, потому что все дороги – миль на пять вокруг – украшены доходчивой рекламой, уверяющей путешественника, что проехать мимо этого ресторана будет по меньшей мере безрассудством.
В рекламном арсенале этого симпатичного заведения имеются такие веские аргументы, устоять перед которыми могут только люди, глухие к доводам разума и равнодушные к собственным удобствам. Потому что сюда, как гласят надписи, можно заехать бритым и небритым, одетым и неодетым – хоть голым, – всех одинаково хорошо примут и обслужат в «Очаге»!
Но не только это привлекло меня сюда, когда я впервые вывез Дорис за город. Удобство «Очага» состояло и в том, что здесь можно было позавтракать или пообедать, не выходя из машины. Мы парковали «мой» «кадиллак» – Салли давно настояла на том, чтобы я пользовался им – на краю обрыва, и приветливые вейтерши приносили нам сюда завтрак.
Такой необычный способ питания устраивал нас как нельзя лучше. Дело в том, что между нами установилась безмолвная договоренность: мы никогда не ходили вместе. Когда я привозил ее ко мне, она выходила из машины у дверей дома и, не дожидаясь меня, поднималась наверх. То же происходило, когда я заезжал за ней: запарковав перед домом, я шел в фойе, трижды давил на кнопку звонка, затем возвращался в машину. Дорис спускалась не сразу, всегда выжидала минуту-другую, а когда выходила на улицу, настороженно оглядывалась и, стесненная в движениях, быстро проходила к машине. А я делал вид, что все это вполне естественно. Только раз как-то я пошутил:
– Я, кажется, заведу себе шоферскую фуражку…
– Это зачем? – удивилась Дорис.
– Чтобы открывать тебе дверцу! – рассмеялся я, но, взглянув на мою спутницу, сообразил, что шутка не удалась.
Мне совсем не весело рассказывать об этих огорчительных уловках, посредством которых мы тщательно старались затушевать то, что стояло между нами.
Да и все эти огорчения, все маленькие жертвы – что были они в сравнении с блаженством, выпадавшим мне, когда наконец мы оставались вдвоем! Как щедро умела она вознаградить меня за вынужденные уколы, которым подвергалось мое мужское самолюбие! И чем больнее были уколы, тем великодушней она бывала.
Теперь, на неделе, Дорис приезжала ко мне только раз – во вторник или среду, – зато весь уик-энд она принадлежала мне. Ограниченные в наших выходах, мы старались придумать все, что могло внести разнообразие в наш быт. Я купил большой цветной телевизор и лучшую звуковую аппаратуру; на полках и на полу повсюду стояли горшки с диковинными растениями. Когда однажды, к ее приходу, я установил на книжной полке громадный аквариум с полсотней разнообразных рыбешек, с пестро иллюминированными гротами, Дорис застыла в восхищении.
– Это очень красиво, Алекс, – сказала она, – но боюсь, что здесь вскоре не останется места для нас с тобой!
А я, не раздумывая, отвечал:
– Что ж, тогда придется снять квартиру побольше!
Эта случайно оброненная мысль уже не оставляла меня. Теперь я мог себе это позволить, так как мое удвоенное жалованье открывало передо мной более широкие перспективы.
Я как-то упомянул, что вечно страшусь что-то потерять. И хотя раньше терять мне было нечего, страх прижился во мне, никогда не отпуская из своих цепких лап. Мудрено ли, что и на этот раз, чуть ли не с самого первого дня, он появился тут же рядом и, прилипчивый как тень, не расставался со мной. Сколько раз я просыпался по ночам в смутной тревоге, доведенный ложным предчувствием до галлюцинаций! Как отрадно было увидеть ее голову рядом! Я целовал ее, сперва нежно – так, чтобы не •потревожить, а затем, постепенно распаляясь, с эгоизмом, доходящим до жестокости, будил ее настойчивыми ласками и требовал, требовал подтверждения тому, что она – не сон, не наваждение.
Она прощала мне эти вспышки, и через полчаса, так и не разгадав истинных мотивов моих страстных припадков, засыпала, оставляя меня наедине с сомнениями и страхом.
В первый же наш выезд я заметил, как льстит моей любимой поездка в дорогой машине. Происходя из небогатой семьи, Дорис трепетно переживала прикосновение к этой маленькой роскоши. Устроившись поудобнее у окна, она особенно наслаждалась, когда наш «кадиллак» останавливался у света в левой колее. Вся на виду, она вызывала неприкрытое восхищение у пассажиров соседних машин, и я нередко подмечал завистливые взгляды, которые те бросали в мою сторону. Да разве и не была эта зависть оправданной?!
