Водяра - Таболов Артур (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Старуха безучастно наблюдала за ходом обыска. Но когда оперативник попытался открыть дверь в дальнюю комнату, решительно запротестовала:
– Нет ключа! Это комната Павла, мы туда не заходим.
– Ломайте, – приказал следователь.
Дверь легко поддалась. Комната оказалась маленькой, метров восемь, с единственной мебелью – узким топчаном. В отличие от других помещений дома, довольно грязных, давно требующих ремонта, пол здесь был чисто вымыт, стены оклеены новыми обоями. Оперативник поворошил постельное белье, заглянул под топчан.
– Ничего нет.
Алихан позже рассказывал, что будто бы какая-то сила не давала ему уйти из комнаты. Чувствовал: здесь был Алан, был, он был здесь. Повинуясь этому странному чувству, он взял у оперативника нож и подсунул лезвие под лист обоев. Все присутствующие и понятые, соседки Касаевых, с недоумением смотрели, как он один за другим срывает бумажные полосы. Обои были наклеены наспех, без газет, плохим клеем, скорее всего картофельным клейстером. Они отделялись большими кусками, открывая старые обои – замызганные, с затертым рисунком. Комната уже была завалена бумагой, когда в углу блеснули яркие светящиеся краски и открылся рисунок. Тополя, навес из винограда над летней кухней, бегающие по двору куры. То, что видно из окна. Алан рисовал то, что видел из окна.
– Этого хватит? – спросил Алихан.
Следователь кивнул:
– Хватит.
Вернувшись за стол в летней кухне, он разорвал бланк допроса и принялся заполнять новый.
– Гражданка Касаева, предупреждаю вас об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний. Вы можете быть привлечены к ответственности по соответствующим статьям Уголовного кодекса. Распишитесь, что получили предупреждение…
Старуха больше не отпиралась. По ее словам, Павел приехал неделю назад во второй половине дня и привез мальчишку, школьника лет двенадцати.
Алихан раскрыл портмоне, показал фотографию сына:
– Он?
– Да, этот, – подтвердила старуха.
– Что было дальше? – поторопил следователь.
– Велел поселить в своей комнате, не выпускать, закрыть на ключ. Через два дня вечером куда-то увез, привез ночью. А третьего дня совсем забрал, тоже ночью.
– Он был один?
– В те разы один. В этот с каким-то мужиком.
– Что за мужик? Приметы?
– Мужик как мужик. С бородой, черный. Молодой. По выговору вроде ингуш.
– О чем они разговаривали?
– Не слыхала. Ругались. Во дворе, когда посадили мальчишку в машину. Будто торговались. Потом уехали. Вот и все. Больше я Павла не видела…
Когда Теймураз и Тимур, закончив дела в Поти, вернулись во Владикавказ, Алихан подробно рассказал об обыске и допросе старухи.
– Выходит, он нашел третий выход, – подвел итог Теймураз. – Он продал Алана.
– Как – продал? – поразился Алихан.
– Да так. Как продают рабов. В Ингушетии и в Чечне это нормальный бизнес. «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы!» Такие плакаты видели в Грозном. У них на базаре даже есть место, где торгуют людьми. Ходят со списками и предлагают: кто нужен?
– Зачем кому-то покупать мальчишку?
– Чтобы получить с тебя выкуп. Но это хорошая новость. Она означает, что Алан жив. А раз жив, еще ничего не потеряно…
Прокуратура Владикавказа объявила Касаева в федеральный розыск. Министр внутренних дел Осетии позвонил в Москву и попросил максимально ускорить розыск, учитывая важность дела. Ответ пришел через неделю. Местонахождение подозреваемого установлено: поселок Оранжерейный Астраханской области. В Астрахань вылетели оперативники, Касаев был арестован и доставлен в следственный изолятор Владикавказа.
На допросах он все отрицал. Да, сына Алихана Хаджаева знал, часто его возил. Да, срочно уехал из города, потому что затосковал по женщине из Оранжерейного, с которой познакомился после выхода из лагеря и жил с ней два года в гражданском браке. Ни о каком похищении сына Хаджаева не имеет понятия. Никуда его не увозил, нигде не прятал, никому не продавал. Показания матери – бред полоумной старухи, злой на него за то, что ушел из дома и отказался пахать на нее, как старший брат. На очной ставке с матерью тупо твердил свое.
– Ушел в несознанку, – объяснил следователь. – Ну, ничего, попарится на нарах с полгода, расколется, некуда не денется. И не такие кололись.
Полгода – это было нормально для следователя, которому некуда спешить, но совершенно неприемлемо для Алихана. Теймураз предложил устроить Касаеву побег, заполучить его и допросить без соблюдения процессуальных норм. Вариант отвергли: слишком сложно. Сделали по-другому. Нанятый Алиханом адвокат подал ходатайство о замене его подзащитному меры пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде, дал взятку судье. Суд удовлетворил ходатайство адвоката, Касаева выпустили из СИЗО. Возле тюрьмы его ждала машина и трое вежливых молодых людей.
Нашли его через несколько дней в старом карьере с перерезанным горлом.
– Нарушать процессуальный кодекс не пришлось, он сам сразу все выложил, – доложил Теймураз. – Мы были правы. Он продал Алана. За десять тысяч долларов. Ингушу из Назрани Султан-гирею Хамхоеву. Они вместе сидели под Астраханью, там и познакомились. Султан тянул срок за грабеж. Сейчас довольно известный уголовный авторитет в Ингушетии. Проблема номер один: через кого нам выйти на Султана?
– Он сам на нас выйдет, – предположил Алихан.
– Обязательно, – согласился Теймураз. – Вопрос – когда. Сейчас не рискнет, слишком много шума наделало дело. Будет выжидать, пока шум уляжется. Это – время. А мы не можем ждать.
– Я знаю, через кого, – вмешался Тимур. – Есть в Ингушетии человек, который мне кое-что должен.
– Кто?
– Иса Мальсагов, бывший коммерческий директор моего кооператива.
Глава пятая
I
Такие войны, как осетино-ингушский конфликт, не кончаются миром. Они кончаются перемирием – компромиссом, который не устраивает ни победителей, ни побежденных, и оставляет в неприкосновенности корень, давший ядовитые всходы войны. Введение на осетино-ингушскую административную границу усиленных воинских подразделений российской армии предотвратило перенос военных действий на территорию Ингушетии, к чему стремились охваченные жаждой мести осетинские ополченцы, но не был отменен лежащий в основе конфликта «Закон о репрессированных народах», предусматривавший «территориальную реабилитацию» – возвращение ингушам Пригородного района Северной Осетии и Правобережья Владикавказа. Пожар был не потушен, а всего лишь пригашен, загнан внутрь, как огонь в подмосковных торфяниках.
Политика Москвы на Северном Кавказе никогда не отличалась пониманием специфики региона и особенностей национального характера горцев. Но горцы отдавали себе отчет в безволии российской федеральной власти, в ее неспособности навязать свой порядок силой, как в царские и советские времена. Кремль, занятый своими внутренними разборками, был ориентирован на создание не порядка, а видимости порядка. Планируя вторжение в Осетию, ингушские экстремисты рассчитывали, что в случае успеха Москва не решится применить оружие против своих же граждан, реализовавших законное право на территориальную реабилитацию. Начнутся бесконечные согласования, заработают многочисленные комиссии, имеющие целью придать видимость законности сложившемуся положению, все это растянется на годы, как растянулись практически безрезультатные переговоры о возвращении в Пригородный район ингушей, бежавших из Осетии после провала вторжения.
Полным непониманием ситуации отличалась и кадровая политика Кремля. Усиленно продвигая Дудаева в президенты Чечни, в Москве не сомневались, что он, генерал-майор Советской армии, воспитанный в духе интернационализма, государственник по определению, будет проводить в республике пророссийскую политику. Но Дудаев оказался прежде всего чеченцем, а уж потом генералом Советской армии. Когда в Москве это поняли, было поздно, поезд ушел.
