Белый Тигр - Адига Аравинд (чтение книг .txt) 📗
Я вставил диск в проигрыватель.
Прошло минут десять — мы не сдвинулись ни на дюйм. Стинга сменил Эминем, Эминема — Эниа. В таких длинных пробках дорога превращается в рынок на скорую руку: откуда-то набегают торговцы с корзинами апельсинов, с клубникой в пластиковых коробках, с газетами, книгами на английском... Оживляются и нищие. Вот один с отнятыми ниже колена ногами уселся на плечи другого, жуткая парочка ковыляет от машины к машине — верхний стонет и причитает, а нижний молча скребется в окно.
Недолго думая, я опустил стекло и протянул безногому рупию, тот схватил монетку и благодарно помахал мне рукой. Я тут же поднял стекло, герметизировал автомобиль-яйцо. Разговор на заднем сиденье моментально прервался.
— Какого хрена ты себе позволяешь? Кто тебе приказал?
— Прошу прощения, сэр.
— Какого черта ты нищему рупию дал? Что за придурок! Выключи музыку.
На них в тот вечер словно что-то нашло. То всегда говорили на смеси хинди и английского, а то вдруг перешли на чистый хинди. Специально для меня, что ли?
— Разве мы не жертвуем каждый год на храм? —кипятился старший. — Разве мы не жертвуем каждый год онкологическому институту? Разве я не купил у школьника благотворительную карту?
— Я тут недавно говорил с бухгалтером, так он заявил: «Сэр, на вашем счету нет денег. Совсем нет». Ты знаешь, какие налоги в этой стране? — подхватил младший. — Налоговикам волю дай, все отнимут. На еду не останется.
Вот тут-то я и понял, до чего же они похожи. Как говорится, от одного корня.
Когда мы наконец тронулись, из зеркала на меня неотрывно глядели внимательные глаза Мангуста. Какая-то нехорошая искорка в них мелькала. У «Букингемского Дворца, корпус В» Мангуст сказал:
— Поднимись наверх, Балрам.
— Да, сэр.
В лифте мы стояли с ним бок о бок. Открыв дверь квартиры, он указал мне на пол:
— Устраивайся поудобнее.
Я присел на корточки под фото Куддли и Пуддли, свесил руки меж колен. Мангуст уселся на стул, подпер рукой подбородок и уставился на меня.
Лоб его перерезали морщины. Я буквально видел, как в голове его зреет какая-то мысль.
Он встал со стула, приблизился ко мне, опустился на одно колено и принюхался.
— От тебя несет анисом.
— Да, сэр.
— Семена аниса жуют, чтобы перебить запах спиртного. Ты пил?
— Нет, сэр. Я из касты трезвенников.
Он наклонился ближе, втянул носом воздух.
Я задержал дыхание, надул живот, поднатужился и со всей силы рыгнул прямо ему в лицо.
Мангуст скривился от омерзения, вскочил на ноги и отступил на два шага.
— Балрам! Что ты себе позволяешь?
— Прошу прощения, сэр.
— Убирайся прочь!
За дверью меня прошиб холодный пот.
На следующий день я отвез братьев в Нью-Дели к дому какого-то министра или чиновника, красный портфель был при них; потом на обед в гостиницу, дав указания персоналу ресторана обойтись без картошки; затем доставил Мукеш-сэра на вокзал.
Он ел свое любимое дорожное лакомство, а я стоял перед ним на перроне и выслушивал привычный набор распоряжений и запретов: кондиционером не пользоваться, музыку не включать, бензин не сливать и т. д. Когда поезд скрылся из виду, я прямо на вокзале пустился в пляс, хлопая в ладоши. Два беспризорника, глядя на меня, принялись отбивать ритм и со смехом затянули песню из нового фильма. Какое-то время мы танцевали вместе. Наутро поднимаюсь в квартиру. Мистер Ашок покопался, подхватил красный портфель и собрался было выходить, как зазвонил телефон.
— Позвольте я отнесу портфель вниз, — сказал я. — Подожду вас в машине.
Он в нерешительности замялся — и сунул мне портфель:
— Буду через минуту.
Я тихонько прикрыл дверь квартиры, подошел к лифту, нажал кнопку. Ноша моя весила немало — руку оттягивала.
Лифт проехал четвертый этаж.
Я повернулся и полюбовался открывающимся с балкона тринадцатого этажа видом — неоновые вывески магазинов не гасли даже днем. На прошлой неделе заработал новый торговый центр, а поодаль уже возводили еще один. Город рос.
Лифт быстро поднимался. Он был уже на одиннадцатом этаже.
Я сорвался с места, кинулся к выходу на пожарную лестницу, пинком распахнул дверь, запрыгал вниз по ступенькам... Через два пролета остановился и открыл портфель.
Деньги. На темной лестнице сразу стало как-то светлее.
Когда через двадцать пять минут мистер Ашок, лелея свой сотовый, вышел из подъезда, красный портфель дожидался его на заднем сиденье. Я вертел в руках серебристый диск.
— Поставить Стинга, сэр?
Всю дорогу я мучался, стараясь не смотреть на портфель. Не получалось. Ну словно сзади сидела Пинки-мадам в короткой юбочке.
У светофора я глянул в зеркало заднего вида и увидел свои густые усы и подбородок. Я чуть повернул зеркало, и теперь в нем отражались изящно изогнутые густые брови, благородно очерченный низкий лоб, горящие огнем черные глаза. Хищные глаза крупной кошки, припавшей к ветке и изготовившейся к прыжку.
Посмотреть — не значит украсть, Боярам.
Я только головой покачал.
А если бы даже ты и украл, разве это настоящая кража?
Как это? — спросил я у твари в зеркале.
Да ведь мистер Ашок платит массе политиков в Дели. Все ради того, чтобы ему сократили налоги. А на кого в конечном счете налоги расходуются? На простых людей — на тебя, Балрам!
— Что такое, Балрам? Ты что-то сказал?
Я постучал по зеркалу. Глаза пропали.
— Да парень перед нами совсем не умеет водить, сэр. У меня само вырвалось.
— Держи себя в руках, Балрам. Ты-то сам хороший водитель, что тебе за дело до неумех.
Город знал мою тайну. Однажды утром Президентский дворец пропал из виду, такой густой смог окутал его. Казалось, правительство тоже куда-то пропало. Плотная пелена, которая скрыла президента, премьера, прочих министров и чиновников, шепнула мне:
Они ничего не увидят, уж я постараюсь.
Когда я проезжал мимо красной стены Парламента, часовой у бронзового памятника повернулся ко мне, и в его глазах я прочел:
Чего ради я тебе буду мешать? Я бы и сам так поступил, если бы выпал случай.
Мимо прошла женщина с пластиковой сумкой, полной крупных темных плодов, по-видимому гранатов, — лучи фар отчетливо их высветили, — и каждый плод шептал:
Ты ведь уже проделал все, что надо. В сердце своем ты уже все совершил.
Пятно света скользнуло по тротуару, и очертания гранатов пропали.
Даже дорога — гладкая и ровная делийская дорога, лучше которой нет во всей Индии, — знала мою тайну.
Как-то у светофора шофер притормозившей рядом машины опустил стекло и смачно сплюнул; окрашенный красным пааном плевок крошечной живой лужицей растекся по асфальту, а секунду спустя рядом шлепнулся другой. Я смотрел на две красные блямбы. И тут — удивительное дело! — между плевками возник спор.
Тот, что слева, казалась, говорил: | А тот, что справа, возражал: |
Отец хотел, чтобы ты был честным человеком. | человеком |
Мистер Ашок не награждает тебя тычками и неплюет на тебя, как седоки на отца. | По милости мистера Ашока ты бы угодил в тюрьму вместо его жены,когда она задавила до смерти человека. |
Мистер Ашок хорошо тебе платит, 4000 рупий в месяц. Он повысил тебе жалованье, хотя ты даже не просил об этом. | Это жалкие гроши для большого города. Ты что- то отложил? Ни хрена. |
Помнишь, как Буйвол расправился с семьей слуги? Если ты сбежишь, мистер Ашок обратится к Аисту и тот разделается с твоими родными. | Одно то, что твои родные у него на крючке, выводит тебя из себя. |
Я отвел глаза от красных плевков и посмотрел в зеркало, в самом центре которого краснел портфель —словно обнаженное сердце «Хонды Сити». В тот день я отвез мистера Ашока в отель «Империал».