Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему з - Панюшкин Валерий Валерьевич
К 2003 году у Ходорковского, кажется, созрел практический план освобождения: независимый бизнес, оппозиция в парламенте, новое свободное поколение. Этот его план действительно можно понять как попытку смены общественного строя, как мятеж, в котором многочисленные узники пытаются получить свободу. Похоже, президент так это и понял, и арест Ходорковского в октябре не был изменением его статуса, а был констатацией: знай свое место, ты узник и всегда был узником. В октябре, когда Ходорковского арестовали, то, что он узник, то, что сам он заметил в 1998 году, заметила вся страна, все люди, мы с вами, до сих пор думающие, будто Ходорковский — в тюрьме, а мы — на свободе.
Помните анекдот про палача, который так виртуозно перерубил приговоренному шею, что голова осталась на месте? И приговоренный спрашивает: «Ну и что?» «А ты головой-то качни», — отвечает палач. Вы головой-то качните. Попробуйте объединить всех, кто за свободу. Попробуйте выйти из-под контроля государства. Попробуйте отнять у чиновников их коррупционный хлеб. Попробуйте хотя бы воспитать детей свободными, хотя бы своих детей. Попробуйте иметь для всего этого достаточно денег и смелости. Вот сразу и узнаете, кто тут у нас узник.
Леонид Невзлин несколько раз и в разных своих интервью говорил, будто объединение ЮКОСа и «Сибнефти» с самого начала было для Ходорковского ловушкой. В пользу этой версии говорит тот факт, что Абрамович предложил Ходорковскому объединять «Сибнефть» и ЮКОС через две недели после злосчастной презентации о коррупции в Кремле. Можно предположить, что президент лично обиделся на Ходорковского за презентацию о коррупции. Две недели понадобились Абрамовичу, чтобы объяснить президенту или кому-то в администрации президента, как можно элегантно отнять у Ходорковского всю его нефтяную империю. Приблизительно так же, как пытался делать это Кеннет Дарт. Объединить «Сибнефть» и ЮКОС, получить в объединенной компании блокирующий пакет, потом арестовать акции ЮКОСа, провести собрание акционеров, на котором акции ЮКОСа голосовать не смогут, избрать свой совет директоров и иметь, таким образом, контроль над компанией.
В отличие от Кеннета Дарта, имевшего в союзниках региональную власть, Абрамович получал бы в союзники власть федеральную, и ЮКОС не смог бы спешно к совету директоров вывести из-под ареста свои акции.
Дальше можно было бы шантажировать Ходорковского, требовать, чтоб он продал свои акции по заниженной цене или чтоб эмигрировал и получал от Абрамовича дивиденды, не пытаясь проверить, справедливо ли они рассчитываются.
Ходорковский не верит в эту версию Невзлина. Несколько раз в тюрьме Ходорковский говорил и писал, что не считает предложение Абрамовича об объединении ЮКОСа и «Сибнефти» заведомой интригой. Не хочет верить, будто 26 апреля 2003 года президент, одобряя сделку ЮКОС-«Сибнефть», хладнокровно следил, как Ходорковский сам лезет в ловушку и сам ее за собою захлопывает.
Мы, наверное, не скоро узнаем, что случилось в действительности. Мы знаем только, что, едва начав воплощаться, амбициозный план реформации страны, придуманный Ходорковским (независимый бизнес, сильная оппозиция, свободное поколение), пошел наперекосяк.
Уже весной, заявлявшая о своем желании объединиться с «Яблоком», партия СПС начала против «Яблока» войну. В СПС и в «Яблоке» справедливо полагали, что электорат этих партий во многом пересекается.
Я, например, до самого дня выборов раздумывал, проголосовать ли мне за СПС или за «Яблоко», и решение принял только у избирательной урны. Много раз с тех пор я встречался с Григорием Явлинским и с Борисом Немцовым: Явлинский думает, будто я голосовал за «Яблоко», Немцов думает, будто я голосовал за СПС, а я не скажу, за кого голосовал на самом деле, потому что на выборах 2003 года я не хотел голосовать ни за «Яблоко», ни за СПС, а хотел голосовать за их объединенную партию, но не было такой партии.
В борьбе за мой голос и голоса таких, как я, в штабе СПС придумали рекламную кампанию «Яблоко без Явлинского», долженствовавшую объяснить избирателю, что идеология лидера «Яблока» Григория Явлинского мало чем отличается от идеологии коммунистов. На улицах появились плакаты, изображавшие Явлинского и лидера коммунистов Геннадия Зюганова вместе. Появились еще плакаты, изображавшие яблоко, на листочке которого написано было «КПРФ».
Эти плакаты оплатил штаб СПС. На митинги «Яблока» из штаба СПС присылали молодежь, студентов, но не под флагами СПС, а под красными флагами коммунистов. Это был спектакль, долженствовавший убедить избирателей «Яблока», будто «Яблоко» и коммунисты вместе.
Расчет был неверный. Во-первых, сторонников «Яблока» не слишком напугал возможный союз Явлинского и Зюганова. В конце концов, у меня отец всю жизнь голосует за коммунистов, и я во многом разделяю взгляды отца и проголосовал бы за коммунистов сам, если бы они отказались от сталинской риторики. Во-вторых, сторонники СПС — довольно интеллектуальные люди. Им не составило труда понять, что «черную» пиар-кампанию против «Яблока» ведет штаб СПС.
И у СПС стал падать рейтинг.
«Яблоко» приняло вызов: в ответ на враждебные акции СПС штаб «Яблока» стал размещать в газетах заказные статьи про «грабительскую приватизацию», в которой, дескать, виноват Чубайс, про реформу РАО ЕЭС, которую Чубайс, дескать, делает неправильно. Сторонники «Яблока» тоже ведь интеллектуальные люди. Им тоже не составило труда понять, кто поливает Чубайса грязью, и им не понравилась пропагандистская кампания, которую вела против СПС их партия.
Смею думать, что равно избиратели СПС и избиратели «Яблока» хотели бы видеть, как их партии борются за свободу, а видели только, как «Яблоко» и СПС борются за совпадающий во многом электорат, за голоса, за места в Думе.
Слишком много было трусливой политики, слишком мало смысла. В ту избирательную кампанию я писал в газете «Коммерсантъ» репортажи о предвыборных теледебатах. Однажды в студии «Первого телеканала» сошлись поспорить лидер «Яблока» Григорий Явлинский и лидер православной какой-то крохотной партии, запомнившийся только тем, что вместо политической программы зачитывал десять заповедей, а вместо ответов на вопросы тоже зачитывал десять заповедей. Этот человек спросил Явлинского в эфире, как Явлинский относится к абортам и не кажется ли Явлинскому, что аборты — это убийство и, стало быть, люди, разрешающие аборты, преступают заповедь «не убий». Явлинский сказал, что он согласен: действительно, аборты — это убийство.
После эфира мы стояли с Явлинским на лестнице, я курил и размахивал руками: — Григорий Алексеевич, вы понимаете, что пять минут назад высказались за запрещение абортов?
— Понимаю, — отвечал Явлинский. — Конечно, я против запрещения абортов. Конечно, я понимаю, что, во-первых, женщина имеет право распоряжаться своим телом, а во-вторых, если запретить аборты, то смертей станет не меньше, а больше, потому что аборты будут делать подпольно. Но, Валерий, как же за минуту эфирного времени, которая выделяется мне на ответ, объяснить все это избирателям? Это же не теледебаты, а профанация. Нам дают по минуте на ответ, вместо того, чтоб дать возможность регулярно, регулярно высказываться о важных для страны проблемах.
— Григорий Алексеевич, это, конечно, не теледебаты, а профанация, но вы сейчас все, что думаете про аборты, объяснили мне за четверть минуты. И у меня осталось еще сорок пять секунд, сказать вам, что ни за что не стану я голосовать за партию, выступающую против абортов, хотя жена моя не сделала ни одного аборта в жизни, и для меня было бы трагедией, если бы почему-то пришлось ей сделать аборт.
Не думаю, чтоб Явлинский так уж дорожил лично моим голосом, но, кажется, я убедил его. В следующем телеэфире он нашел повод и высказался против запрещения абортов, приведя те самые аргументы, что приводил мне на лестнице.
Смею думать, что мы, избиратели, от лидеров СПС и «Яблока» ждали смелости, а они думали, будто мы ждем от них лояльности. В статье «Кризис либерализма в России» Ходорковский пишет: «СПС и „Яблоко“ проиграли выборы вовсе не потому, что их дискриминировал Кремль. А лишь потому, что администрация президента — впервые — им не помогала, а поставила в один ряд с другими оппозиционными силами».
