Иванов и Рабинович, или «Ай гоу ту Хайфа!» - Кунин Владимир Владимирович (онлайн книга без .txt) 📗

Но Арон и сам видел, как из воды, прямо в синее небо взлетела огромная, метра в полтора, толщенная рыбина, на мгновение зависла в воздухе и шумно шлепнулась обратно в воду!

Последовал страшный рывок, Арон чудом не перелетел через корму и упал на настил кокпита с ослабевшим, вялым шнуром в изрезанных руках…

Еще не веря в произошедшее, он вытащил из воды шнур с оборванным крючком, поднял глаза к небу и тихо спросил:

— Боженька… Что же ты над нами так измываешься, мать твою богородицу в душу так?!

Вблизи какого-то нежилого островка свежий ветер сменился почти полным штилем. Паруса повисли, изредка слабо вспухая под угасающим дуновением теплого, вяло струящегося воздуха.

Яхта двигалась, повинуясь только течению.

С биноклем на груди, забросив ноги на форлюк рубки, головой на жестком якорном ящике, на носу яхты лежал недвижимый Василий. Глаза его из-под козырька черной пиратской шапочки были бессмысленно и отрешенно устремлены в небо…

— Вась!.. А, Вась… — негромко позвал его Арон.

Василий не ответил. Молчал, смотрел в голубое Эгейское небо.

— Ну, очнись, Вась… — мягко сказал Арон. — Сел хотя бы. А то кровь к голове прильет — совсем чокнешься. Вредно лежать так…

Молча Василий снял ноги с форлюка.

— Ну, чего уж так убиваться-то, Вась?.. Ты вспомни, когда в лагере мы блатным пиздюлей накидали, как нас тогда вертухали, в зоне отметелили и в штрафной изолятор запхнули… Что, лучше было, что ли? А мы с тобой им тогда еще на зло песни пели! Ты еще стихи читал: «Я волком бы выгрыз бюрократизм…» Как сейчас помню! Неделю жрать не давали… И ничего, оклемались. Помнишь?

Василий прикрыл глаза, качнул головой из стороны в сторону, словно отгоняя от себя эти воспоминания, и надвинул длинный козырек черной шапочки на лицо.

— И ведь не я тебя тогда из изолятора вытаскивал, а ты меня!.. Вспомни. Я, дурак здоровый, на девятые сутки сломался, а ты был еще ого-го!..

Молчал Василий… Над его головой бессильно висел стаксель, под ним в борт яхты тихонько плескала слабенькая волна, поскрипывали снасти.

— А тут ты вдруг малость подраскис… А я без тебя — как без рук. Вот, к примеру, где мы сейчас? Я лично понятия не имею! — искренне сказал Арон.

Вася с трудом разомкнул пересохшие губы — хотел ответить. Но голоса не было. Он проглотил комок, откашлялся, отперхался и глухо сказал:

— Я тоже…

Арон обрадовался, что Василий хоть разомкнул уста, заговорил ласково, с фальшиво-бодрыми интонациями, как с маленьким капризным ребенком:

— Вот и хорошо! Вот и возьми лоцию, карту… Посчитай время, примерную скорость… Определись, дай мне точный курс!.. А то, не дай бог, погодка переменится — нам с тобой некогда будет на карту глянуть…

Василий снова замкнулся, лежал, не шевелясь, на носу яхты.

Арон совсем было пришел в отчаяние:

— Хоть бы вокруг огляделся!.. Что же тебе Марксен зря бинокль подарил?! Приставил бы ты его к своим глазкам — вон островишко какой-то рядом… А вдруг мы там чего-нибудь прожрать бы нашли?

При слове «пожрать» Василий тяжело и судорожно вздохнул, медленно приподнялся, сел и сдвинул козырек пиратской шапочки набок. Увидел неподалеку островок и нехотя поднял бинокль к глазам…

В окулярах бинокля остров резко приблизился, все на нем сильно увеличилось, и первое, что заполнило поле зрения Василия, была большая белая коза с огромным тяжелым выменем!..

Упругие струйки козьего молока с веселым звоном били в дно большой эмалированной кастрюли.

Обливаясь потом и задыхаясь от непривычной работы, Василий сидел на корточках и доил козу. Теперь его черная шапочка была повернута козырьком назад.

Чтобы коза не дергалась, а еще чего хуже не вздумала бы убежать, ноги ее были крепко привязаны к четырем колышкам, вбитым в землю, на рога накинута веревочная петля и конец веревки закреплен на низкорослом инжирном деревце с бесчисленным множеством спелых фиолетовых плодов.

Перед мордой козы на коленях стоял счастливый Арон, кормил инжиром козу и Василия, у которого руки были заняты добычей молока из нехудеющего козьего вымени, и ел инжир сам…

На прибрежной песчаной отмели валялся дар Немы Блюфштейна — резиновый тузих с двумя короткими веслами и белой надписью по толстенькому бортику «Я-К. Од.В.О.», что должно было означать «Яхт-клуб Одесского военного округа».

Метрах в тридцати от берега на якоре покачивался «Опричник» со спущенными и впопыхах брошенными на рубку и палубу парусами.

И коза, и Василий жрали инжир так быстро, что Арон просто не успевал совать им в рот сладкие и спелые плоды.

— Вы куда так торопитесь, ребята? — тревожился Арон. — Ну, козе простительно. Коза, она и есть «коза»!.. Ты-то, Васька, поберегись. Столько дней не евши… Кишки же в брамштоковый узел завяжутся!

— Ни хрена!.. Я бы вообще отсюда уже никуда дальше не плыл, а попросил бы на этом острове гастрономического убежища… Давай еще!.. — задыхаясь от непрерывного доения и безостаноночной еды, прохрипел Василий и широко открыл рот…

Поздним вечером, в одних трусах сидели в каюте за столом друг против друга со стаканами козьего молока в руках.

Тут же стояла пустая эмалированная кастрюля и алюминиевая миска с одной-единственной инжириной.

Сидели точно так же, как когда-то сидели в Ленинграде на кухне Арона и приканчивали вторую бутылку водки. И выглядели точно так же, как после литра водки — пьяными, со слипающимися глазами, с заторможенной, неуверенной речью и не очень четким произношением.

Наверное, сказалось все — и изнурительная бессонница, и дикая усталость, издерганность последними событиями, внезапно навалившаяся сытость после долгого голодания. А может быть, такой замечательный эффект был достигнут при помощи активного сочетания козьего молока со свежим греческим инжиром.

— Все!.. По последней, и на боковую… — решительнно произнес Арон заплетающимся языком и поднял свой стакан с молоком. — За тебя, Васюся!

Василий тоже поднял стакан, сыто икнул и возразил:

— Ни в коем случае!.. Сегодня за тебя! По разгонной — на ход ноги!.. Я тебя, знаешь, как уважаю?!