Да. Нет. Не знаю - Булатова Татьяна (книги онлайн txt) 📗
– А ты не перечь, – успокаивала ее бывшая нянька Аурики. – Неделю-другую пошумит и успокоится.
Прогнозы Глаши были точнее, чем календарь майя. К концу второй недели бдительность Аурики Георгиевны притупилась, и на вопрос младшей дочери: «Мама, мне что? Парадный фартук тоже гладить?» – автоматически ответила: «Скажи няне – пусть приготовит». Валечка вытаращила глаза, бочком подошла к матери и очень осторожно спросила: «А можно?»
– Чего можно? – не поняла вопроса дочери мать.
– Попросить можно?
– Что? – снова поразилась Валечкиной глупости Аурика.
– Ниче, – ответила довольная девочка и понеслась на кухню, захлебываясь от желания отдать тысячу приказаний одновременно, потому что под подушкой была сложена кипа грязных трусов, а под кроватью стояла стопка грязных тарелок с остатками еды.
– Поля! – заговорщицки прошептала она няньке и обняла ту с неожиданной для семилетней девочки силой.
Полина крякнула и наклонилась к воспитаннице:
– Что, мое золотце?
– Поля! Мама разрешила, чтобы ты погладила мой фартук. Завтра – в парадной форме.
– Точно? – засомневалась домработница, памятуя разговор с хозяйкой, итогом которого стало медленная, но верная ликвидация порядка в доме. – Ой ли?!
– Ниче не «ой ли»! Сказала – можно.
Пока Полина обдумывала Валечкино поручение, первоклассница, пользуясь моментом, приволокла из комнаты грязные тарелки и, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до нянькиного уха, озвучила еще одну просьбу по поводу трусов.
– Нет, – отрицательно покачала головой Полина. – Мама сказала.
– Ну, Полечка, ну, пожалуйста, – заканючила хитрая Валя и ткнулась в плечо своей худосочной няньке, отчего та еле удержалась на ногах.
– Уволит меня твоя мама, – вздохнула Полина, но выполнить просьбу пообещала.
Примерно по тому же пути пошли и остальные девочки, за исключением Наташи, давно испытывавшей чувство неловкости от того, что Полина возилась с ее девичьим бельем. Аля подобных чувств не испытывала в принципе, в этом смысле она была как-то странно безразлична и со спокойной совестью подкидывала, словно нечаянно и по привычке, бывшей няньке нехитрую работенку в виде небольшой постирушки или мытья забытой в раковине чашки. Трясущаяся от страха Полина тайком удовлетворяла не сформулированные девочками просьбы и всякий раз ждала момента, когда на ее бедную голову обрушится хозяйкин гнев. Но чем дальше уходила Аурика Георгиевна от начала их первого договора, тем слабее становился контроль за происходящим в доме. И уже довольно скоро великолепная Аурика, обнаружив на столе в гостиной тарелку с недоеденным пирожным, завизжала на весь дом от возмущения и призвала к себе Полину с целью устроить той очередную выволочку.
– В чем дело? – чуть слышно, но ледяным тоном произнесла хозяйка и ткнула пальцем на вопиющее, с ее точки зрения, безобразие.
– Аурика Георгиевна, – начала, заикаясь, оправдываться Полина. – Вы же сами…
– Что?! – задохнулась Аурика от возмущения.
– Вы же сами сказали: «Ничего не трогать».
– Мало ли что я тебе сказала?! – легко отказалась от своих слов Одобеску. – Ты думаешь, я плачу тебе деньги за красивые глаза? За то, чтобы возвращаться к себе домой и видеть этот беспорядок? Ты когда последний раз полы в детской мыла?
Полина опустила голову, понимая, что в сознании хозяйки произошла полная ликвидация прежнего сценария действий, о котором она либо забыла за ненужностью, либо изменила его до неузнаваемости.
– Я требовала от тебя просто ограничить помощь девочкам, а не забросить дом полностью. Готовить я и сама могу. Зачем тогда тебя держать?! Чтобы у меня портилось настроение, когда я вижу этот бардак?
Аурика перевела глаза на злосчастную тарелку, потом на растерянную Полину, отчетливо поняла, что перегнула палку, ну и, чтобы наверняка, решила дожать до последнего:
– Ты уволена, – объявила она домработнице. – Собирай вещи, Михаил Кондратьевич придет и выдаст тебе расчет. – Потом подумала и добавила: – Нет, не Михаил Кондратьевич! Я сама выдам тебе расчет и отпущу тебя на все четыре стороны без хороших рекомендаций.
– Аурика Георгиевна, – попробовала было вымолвить Полина, как тут же сникла под взором пламенных хозяйских очей. Похоже, сегодня госпожа Одобеску зашла так далеко в своих капризах, что из принципа не сделает ни одного шага назад. – Ну что ж, – она медленно развязала на себе фартук и тихо сказала: – Уволена – так уволена. Терять нечего. Без рекомендаций – так без рекомендаций. Только не думайте, Аурика Георгиевна, что я себе работы не найду. Найду. И без рекомендаций возьмут, как только узнают, что у вас работала. Так за такие деньги никто сейчас и работать не станет: четыре девчонки и дом, и все на мне. Вы, видать, думали, что я тут с вами нянчусь ради денег ваших? Да я приходящей по разным домам больше бы заработала! Прикипела я к вам, привыкла. За своих, вроде, считала. Думала, уж так с вами и доживу до старости. Валечке-то всего семь, нужна еще буду. Да и вы тоже – не век молодой будете! Вспомните еще! А и того хуже: позовете – назло не пойду!
Аурика Одобеску внимательно выслушала смелую речь прислуги, быстро сообразила, что раз та так заговорила, значит, и впрямь уйдет, не оглядываясь, – обижена потому что. И вместо того, чтобы показать рукою на дверь, как это обычно водилось, тронула Полину за плечо и с выражением презрения на лице поинтересовалась:
– Так ты еще и разговаривать умеешь?
– Э-э-эх, Аурика Георгиевна! – всплеснула руками женщина и, всхлипнув, направилась к себе собирать вещи.
– Я… тебя… пока… никуда не отпускала, – металлическим голосом проговорила Аурика и тут же добавила: – Вернись.
Полина и ухом не повела, растворившись в темноте коридора. Обнаружив, что на ее приказы никто не реагирует, Аурика в растерянности присела к столу, поковыряла пальцем засохшее пирожное, подцепила какую-то крошку и в задумчивости отправила ее себе в рот. То, что оказалось на языке, было какого-то невнятного вкуса, а очень хотелось сладкого, и она подумала было крикнуть Полину, чтобы та принесла ей шоколадных конфет, спрятанных от детей в буфете, но раздумала, вспомнив, что только что, буквально минуту тому назад уволила свою главную помощницу.
На душе скребли кошки. А в желудке – голод. И Аурика подумала о том, что неплохо бы и подкрепиться, но накормить ее теперь было некому, а это значит, что ей придется побеспокоиться о себе самой. И не только о себе, но еще и Михаиле Кондратьевиче, а также о детях. Перспектива вырисовывалась нерадостная. Настолько нерадостная, что в желудке перестало посасывать, зато во рту пересохло. Организм настойчиво сигнализировал своей хозяйке о том, что его жизнь находится в опасности. От этого Аурика стала сама не своя и даже пожалела о содеянном. Как сказал бы профессор Коротич, великолепная Аурика Георгиевна вошла в аналитическое состояние, сделала правильный вывод и через минуту скреблась в дверь Полининой каморки.
– Поля, – заискивающе протянула она за дверью. – Могу я войти?
Оскорбленная домработница не подавала никаких признаков жизни, но Аурика не рискнула открыть дверь и снова озвучила свою просьбу:
– Могу я войти?
Полина появилась на пороге и с вызовом ответила:
– А чё ж не можете? Чай, вы у себя дома.
– Полина, – Аурика Георгиевна тяжело вздохнула. – Я погорячилась.
Женщина внимательно смотрела в лицо хозяйке и ждала следующей фразы.
– Я погорячилась, – уже более уверенно произнесла та и сделала шаг вперед. – Ну, с кем не бывает? Ты же знаешь, у меня такой характер.
– У вас, Аурика Георгиевна, здесь у одной характер, все остальные, видать, без характера.
– Ты зря мне дерзишь, – Аурика дала слово держать себя в руках. – Я, между прочим, не просто так пришла.
– Ну, раз пришли, – сделала шаг назад Полина, – заходите.
Аурика вошла в комнату к домработнице и поразилась ее сходству с Глашиной. На одну минуту у нее даже возникло ощущение, что она оказалась в стенах отцовского дома, где до сих пор жила женщина, заменившая ей мать. Аурике стало неловко перед Полиной, и, не зная, что предпринять, она уставилась на стену, увешанную пожелтевшими фотографиями и, ткнув пальцем в первую попавшуюся, отстраненно спросила:
