Чужое сердце - Свинаренко Антон (чтение книг TXT) 📗
– Джун! – крикнул я. – Подождите, прошу вас!
Догнал я ее только у машины – старого «Форд-Таурус» с полоской скотча на бампере. Сотрясаясь в рыданиях, она никак не могла попасть ключом в замок.
– Позвольте, я вам помогу. – Я открыл дверь и придержал ее, но Джун так и не села в машину. – Мне очень жаль…
– Как он может так говорить? Она же была маленькой девочкой. Красивой, умной, идеальной девочкой.
Я обнял ее и позволил выплакаться у себя на плече. Потом она об этом пожалеет; потом она скажет, что я воспользовался ее состоянием и манипулировал ею. Но сейчас я просто держал Джун в объятьях, пока она не стала дышать более-менее ровно.
Спасение очень отдаленно связано с общим законом мироздания, куда теснее – с его частностями. Иисус простит Шэя, но чего стоит его прощение, если Шэй не сможет простить себя? Этот импульс велел ему отдать свое сердце, этот же импульс приказал мне помогать ему, дабы перечеркнуть тот голос, что я отдал за его гибель. Сделанного не воротишь, поэтому мы пытались делать что-то новое, способное отвлечь от былых ошибок.
– Мне бы очень хотелось познакомиться с вашей дочкой, – тихо сказал я.
Джун отстранилась от меня.
– Мне бы тоже этого хотелось.
– Приглашая вас сюда, я вовсе не хотел, чтобы вы заново переживали боль утраты. Шэй искренен в своих намерениях. Он понимает, что в его жизни не будет ничего полезного, кроме его смерти. – Я взглянул на колючую проволоку, опоясывавшую здание тюрьмы. Терновый венец для добровольного спасителя. – Он забрал у вас самых родных людей. Так позвольте же ему хотя бы уберечь Клэр.
Джун нырнула в машину, заливаясь слезами, и резко тронула с места. Я проводил ее взглядом до тюремных ворот, когда машина вдруг остановилась. Поворотники испытующе заморгали.
И тут, к моему удивлению, зажглись фонари тормозов. Она дала задний ход и в мгновение ока оказалась в считанных дюймах от меня.
– Я возьму его сердце, – хрипло сказала Джун, опустив стекло – Я возьму его. И я буду наблюдать, как подыхает этот сукин сын, и мы все равно не будем квиты.
Не находя слов, я лишь кивнул. И когда ее машина помчалась прочь, красные габаритные огни напомнили мне глаза самого дьявола.
Мэгги
– Что ж, – протянула я, когда отец Майкл, пошатываясь, вернулся в помещение, – встреча явно не удалась.
Звук моего голоса, похоже, вывел его из глубокой задумчивости.
– Она согласна принять его сердце.
От изумления я открыла рот.
– Шутишь?
– Нет. Мотивы ее ужасны, но… Она согласна.
Я не верила своим ушам. Учитывая, какой катастрофой обернулась наша попытка реституционного правосудия, я скорее ожидала, что Джун Нилон купит автомат узи и свершит личное правосудие. Мысли суматошно метались у меня в голове. Ведь если она согласна принять сердце Шэя Борна (какими бы мотивами она при этом ни руководствовалась), передо мной открывается широкий простор для действий…
– Ты должен будешь написать аффидевит, в котором как духовный наставник Шэя укажешь, что донорство является неотъемлемой частью его религиозных верований.
Он глубоко вздохнул.
– Мэгги, я не могу подписываться под каким-либо заявлением, касающимся Шэя…
– Конечно, можешь! Соври, и дело с концом. Сходишь потом на исповедь. Ты же не ради себя это делаешь, а ради Шэя. Еще надо будет позвать кардиолога, чтобы он обследовал Шэя и определил, подойдет ли его сердце Клэр.
Священник закрыл глаза и кивнул.
– Тогда я пойду расскажу ему?
– Нет, – улыбнулась я. – Я хочу сама.
Сделав небольшой крюк, я снова прошла через рамку и направилась в переговорную комнату возле яруса I. Через пару минут туда привели Шэя, и сопровождавший его офицер недовольно проворчал:
– Если его постоянно будут таскать туда-сюда, пускай штат раскошелится на личного водителя.
Я потерла указательным пальцем о большой, словно сыграла на самой крохотной скрипке в мире.
Шэй смущенно взъерошил волосы. Пуговицы на его форменной рубашке были расстегнуты.
– Простите, – буркнул он.
– Вы бы перед кое-кем другим извинились, а не передо мной.
– Я понимаю. – Он снова зажмурился и покачал головой. – За одиннадцать лет у меня в мозгу накопилось очень много слов. Я просто не смог их произнести.
– И тем не менее Джун Нилон согласна принять ваше сердце.
За мою карьеру мне несколько раз доводилось приносить клиентам новости, которые изменят их жизнь. Однажды мужчина, чей магазин сожгли на расовой почве, получил компенсацию, позволявшую построить магазин еще больше и лучше. Не забыла я и гей-пару, чьи имена позволили вписать в школьную адресную книгу как имена родителей. Лицо Шэя расцвело улыбкой, и я вспомнила, что слово «евангелие» переводится как «благая весть».
– Это еще не точно, – сказала я. – Нам еще предстоит выяснить, имеет ли это смысл с медицинской точки зрения. Впереди еще множество бюрократических преград… И их преодоление мне нужно обсудить с вами лично, Шэй.
Я дождалась, пока он усядется напротив и уймет свой восторг. Такое уже случалось с моими прошлыми клиентами: ты рисуешь им карту и объясняешь, где расположен аварийный люк, а потом ждешь, пока они поймут, что ползти к тому люку надо будет в одиночку. Это вполне легитимная практика. Ты не просишь их грешить против истины – просто втолковываешь, как работает судебная система, и надеешься, что они сами проявят деликатность в обращении с ней.
– Слушайте меня внимательно, – сказала я. – В нашей стране существует закон, который гарантирует вам право на отправление религиозных культов при условии, что они не представляют угрозы для безопасности в тюрьме. В Нью-Хэмпшире также действует закон, согласно которому, даже если суд приговорил вас к казни через смертельную инъекцию – а тогда вы, напомню, не сможете отдать свое сердце… Так вот, несмотря на это, в отдельных ситуациях приговоренных могут повесить. И если вас повесят, вы сможете стать донором.
Ему нелегко было справиться с таким потоком информации. Я видела, как он поглощает слова, словно его кормят ими с ложечки.
– Возможно, мне удастся уговорить суд повесить вас, – сказала я. – Если мне удастся убедить федерального судью, что донорство органов является частью вашей религии. Вы понимаете, о чем я?
Он удивленно моргнул.
– Католиком мне быть не понравилось.
– Вам не придется говорить, что вы католик.
– Так и передайте отцу Майклу!
– С удовольствием, – рассмеялась я.
– Тогда что же мне придется сказать?
– За стенами этой тюрьмы толпится множество людей, которые верят, что ваши поступки имеют религиозную основу. Теперь мне нужно, чтобы и вы в это поверили. Если все получится, вы сами должны сказать мне, что спасете свою душу, лишь отдав свое сердце.
Он встал и принялся шагать взад-вперед.
– Я-то могу себя спасти так, но это подойдет не всем.
– Ничего страшного, – заверила его я. – Суду на всех остальных наплевать. Они хотят знать одно: что вы считаете это своим путем к спасению.
Когда он остановился и поймал мой взгляд, я поняла одну удивительную вещь. Увлекшись подготовкой аварийного люка для Шэя Борна, я совсем забыла, что порой самые нелепые домыслы оказываются правдой.
– Я так не считаю, – сказал он. – Я это знаю.
– В таком случае, договорились. – Я засунула руки в карманы жакета и вдруг вспомнила, что должна сказать Шэю кое-что еще. – Она колючая. Как будто по иголкам идешь, вот только почему-то не больно. Пахнет воскресным утром. Той подстриженной лужайкой, чей аромат влетает в твое окно, пока ты притворяешься, что еще не рассвело.
Пока я говорила, Шэй закрыл глаза.
– Кажется, я вспомнил…
– Ну, на случай, если забудете.
Я вытащила из карманов горсть травы, сорванной у входа в тюрьму, и рассыпала ее по полу.
Шэй снова просиял. Сбросив тюремные мокасины, он начал восторженно топтать траву босыми ногами. А после нагнулся, собрал измятые стебли и сунул в нагрудный карман своей робы, под которой еще так яростно билось сердце.
