Школа Стукачей - Килластор Винсет (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
Не резкая, но не прекращающаяся боль. Бесконечность боли. Вечность боли. И ещё какой-то страх. Просто страшно. Страшно всё время. Холодный страх, сбивающий с ритма ошалело лупящее сердце… Оно не поймёт почему перестали подпитывать таким необходимым в работе опием.
Не поймут этого и кишки, совершенно вышедшие из под контроля.
Они переделывают в воду, то что чудом удаётся не выблевать.
Может быть название «ломка» от того, что суставы стали какие-то ломкие, как стекло. Ходить и сгибать руки больно. Ломка. Похоже на сильный грипп. Только при гриппе можно забыться сном, а тут спать не могу уже не понятно какие сутки. Время остановилось.
Как больно капает вода в плохо закрытом кране ванной.
Бам. Бам. Бам.
Может «ломка» потому что каждый звук кажется болезненно резким и проламывающим перепонки? Вот бы сдохнуть сейчас — быстро и без мучений. Пришёл бы добрый доктор Геббельс и отравил меня, как всех своих детей и жену.
Я уже молчу про запахи… Знаете, как погано воняет в Савое еда?
Эта кретинская варённая цветная капуста… ненавижу цветную капусту! Ей провоняли коридоры. Сука!!! НЕНАВИЖУ!! Мегрень так сильно чувстчительна к запахам.
Как безумно страшны эти бесконечные шорохи в коридоре, это идут за мной. Знаю, за мной… Лишь бы не сегодня. Пусть поймают завтра, сегодня я не смогу встать с постели… Дайте же мне отлежаться, сволочи.
Боженька, пожалуйста, пусть не сегодня… И пусть хоть ненадолго перестанет тошнить…
Вот и менты. Они уже нашли меня. Сейчас будут допрашивать и бить. Ну и пусть. Лишь бы согреться. Хоть немного согреться и поспать. Мозг давно спит, но охуелый, выбитый из ритма мотор не даёт уснуть остальному телу.
Надо мной склоняется озабоченное лицо майора Пашкова. Он похож на деда Мороза. Только в ментовской форме. Пашков вытаскивает из кармана Псалтырь и шепчет: «Ля илоху илалло…».
Какой холодный этот Савой. Почему бы им не включить отопление за такие деньги. Негодяи.
Противный липкий пот.
Вонючий. Мой пот кисло воняет уксусным ангидридом и опиумом.
Какой тошнотворный запах. Его ничем не перебить. Не отмыть. От него не спрятаться. И тошнота всё нарастает. Кажется, сейчас блевану на эту огромную кровать. Фонтаном блевану, как на охоте в Чимкенте. Наверное, головорезы-охранники Урала тоже меня ищут.
Ведь я спёр его конверт.
Не. Нельзя блевать фонтаном. Нельзя вызывать подозрений у горничных.
В ванну. К унитазу. Ну. Пошёл, давай, пошёл!! Ползком давай.
Мама. Где ты? Мне так хуева, мама…
Вероника! Как ты мне нужна сейчас… Я не могу сам дойти до унитаза… Веронича…
Скатываюсь с кровати на ковёр с длинным ворсом. А он ледяной!
Как каток хоккейный. Скользкий и очень холодный. Весь заиндевел.
А вонючий!
Ползу. Или карабкаюсь вверх по отвесной стене. Вестибулярный аппарат сбит со всех настроек. Это не пол, а палуба тонущего Титаника. Ди Каприо — болван… Какая чушь! Какая бессмыслица. Как хочется уснуть.
Почти не дыша, чтобы не вдыхать пыльную вонь ковра, ползу… Если собаки так же чувствительны к запахам, как я сейчас, у них, наверное, не жизнь, а кошмар…
Какая хуйня лезет в голову, когда склоняешься, покачиваясь, над унитазом, как гиганский богомол, и засунув в рот уже целую пятерню давишь из себя остатки изжелта — зелёной желчи…
Блевать без опия совсем не приятно. Впрочем, как и жрать, и спать, и ходить, и сидеть, и спать, думать и жить. Не выносимо!!
Ломка. А может это маковая соЛОМКА? Соломка! Кукнар! Да должена же быть в этой ебаной Москве хандра! Только вот где? И как я её буду искать, если сейчас нет сил даже вернуться на кровать…
Меня найдут тут уже окоченевшим.
Господи, боже мой, Вероника!! Девочка моя!
Наконец — то! Наконец- то, ласточка моя меня нашла! А — я, знаешь, только тебя! Только тебя одну! Малыша, я жить не могу без тебя — видишь, что со мной случилось без тебя? Милая! Сладкая моя!
Жизнь моя! Как хорошо, что ты пришла! Как хорошо, что нашла меня.
Подползаю, и из последних сил обняв её ноги, забываюсь с головой у Вероники на коленях … окончание в течении недели
Глава 10 Бурят
Баба Биба напекла сегодня пирожков. Побаловать нас решила, старая курва. Всё же какой бы конченой скотиной не стал человек — добрые начала вытравить до конца не получится. Мы ходячие коктейли из добра и зла. Давно уже ждал своего часа загашенный на производство браги в чёрный день полукилограммовый брикетик землистых полузасохших дрожжей. «Дрожжи Венские», город Янгиюль ташкентской области.
А нахрена нам теперь брага если Суюныч и его сын, Ганс, палёную наманганскую водку таскают? В обмен на остатки баланды для подкорма скоту. Барашки, коровка. Знали бы мудаки, чем Бибик эту баланду приправить может, не стали бы так рисковать. Хотя пойди, разбери их.
Думаю, за деньги или помои, они принесли бы нам даже чертежи и инструкции по сборке водородной бомбы, с дарственной надписью от самого академика Сахарова.
Разумеется, мы с Булкой получаем готовый продукт прямо со сковороды. Я и Булка в списке «А». Для нас пирожки лично жарит сам шеф-повар промзоны. Заняв позицию почти на самом верху пищевой цепочки, мы теперь лениво наслаждаемся результатами.
Бибик, весь в муке, как Тони Монтана в кокаине, мечется от стола к машке. Старается, гад. Вымещает избыток творческой энергии.
От отсутствия Женщины, творческий подкожный слой нарастает, даже у таких прозаических личностей как Бибик. Хочется рисовать, сочинять музыку, писать бездарные стихи или просто печь пирожки.
И даже бибиковский инкубатор молодых дарований эту сублимацию совершенно не компенсирует. Ему хочется «чего-то для души».
— Как мать ты мне стал, гомик несчастный! Аж стыдно, как я тебя кнокаю! — с набитым ртом хохочет Булгаков.
— Иди на хуй! Если любишь — подари мне радости орального секса!
Отсрочи, говорю, ну?
Бибиков как всегда всё сводит к стимуляции полового члена. Его пресловутая «душа» где-то там.
Тут же, в бибиковских апартаментах крутится его новая пассия — ферганский Мамаразок. Мама-разок — лучше имени не придумать, как не старайся. У него по-девичьи нежная кожа и взгляд малолетней пробляди. Фаворитка шеф-повара. Блестящая карьера. Поближе к кухне, подальше от штаба…
Делить за одним столом трапезу с этим Мамаразоком как-то не хочется, и я отваливаю со связкой тёплых гостинцев подмышкой. Дома поем, в ТБ. Я по-жизни одиночка.
От столовой до штаба — спокойным, прогулочным шагом, без суеты. Ну-ка останови меня, прапор, зашмонай-ка, я потом на тебя посмотрю, животное. Это МОЯ промка — я знаю, как крутится и чем дышит здесь каждая шестерёночка, я могу её смазать, а могу и сломать.
Это власть. Самый, после опиатовой группы опасный наркотик.
Отрывает от земли. Потом падать, говорят, больно. Но падать пока в мои планы не входит, не дождётесь.
У штаба меня уже ждут. Это пан Дончик. Кривобокий морской конёк.
Папский королевский оружейник. Ему какого хера надо от меня? Но что-то надо, это определённо. Иначе бы не приполз. Иначе — с козлами общаться западло.
Ножики его таскать на жилую? Скорее всего. Что же ещё? Все остальное он с начальником своего цеха утрясает.
— Господин нарядчик! Наше вам с кисточкой! Здрасти!
Эвон как — «господин», что же тебе надо, сучёныш ты горбатый?
— Насчёт кисточек, это брат, ни ко мне, это тебе к Мутанову надо, к художнику. У него и с кистью и с глазетом, если понадобиться. А у меня, извини, обед. Пирожки вон, видишь? Пирожка хочешь, лысая башка?
— Пирожка хочу! А так есть серьёзный прикол. Никак без тебя тему не поднять. Ты только и сможешь, отец родной!
— Мы, Дончик, сам знаешь — встали на путь исправления. Твёрдо. На хуя мне твои темы? Серьёз? Что с этого для дела мировой, понимаешь, революции?
— Давай, давай, зайдём к тебе, потолкуем. Покумекаем что — к чему.
Дончик начинает злиться и подталкивает меня в спину. Ему лишний раз светиться перед штабом стрёмно. Он пасан — правильный. Типа — с ментами ни якшается. Только чопики им мастерит. Ненавидит ментов, но мастерит. Амбивалентность Дончика. Думаю, он плохо кончит. Повесится или застрелится. Или просто окончательно скурвится. Можно пиздеть кому угодно, но зачем же пиздеть самому себе?
